Гвоздь & винил

– Оперу пишешь?

– Да, ему, кому же ещё – ухмыльнулся Лунатик – клички я записываю. Вот у нас в роте 100 человек, и почти у каждого есть погоняло, а то и несколько. Вот послушай: Лысый, Булка, Тёплый, Чёрный, Толстый, Зяма…

– Ты фитилёк-то притуши – остановил я его – в чём смысл? Соберёшь ты эти клички, а дальше что?

– Дальше вот чего – Лунатик указал взглядом на фотоаппарат – досье на каждого буду собирать.

– И на прапора?

– Всенепременно! На эту тварь обязательно! Кстати, ты как думаешь его лучше называть «кусок», как в армии прапоров зовут или «сундук», как на флоте мичманюг?

– Какой он тебе «сундук», если флота в глаза не видел?! «Кусок» – тут и думать нечего.

– Понятно. Так в досье и запишем.

Вечером на поверку к нам пришли лагерные халдеи-третьекурсники. Дождавшись, пока Гнус закончит выкрикивать фамилии, один из них спросил

– Ну что, караси, присягу приняли?

– Да-а-а – раздались из строя недружные голоса

– Значит, пора вам службу всосать!

С этими словами он достал из кармана брюк спичечный коробок и потряс им около уха

– А вы знаете, как молдаване проверяют, есть ли в коробке спички? – спросил халдей и озорно на нас посмотрел.

– Не-е-ет – опять раздались голоса.

– Вот так – халдей поднёс коробок к уху и потряс головой – смешно?

– Да-а-а.

– А сейчас будет ещё смешнее – он достал из коробка спичку, чиркнул о коробок и заорал – Отбой!!! Пока спичка горит!

После того, как все попрыгали в свои койки, халдей достал очередную спичку и сказал.

– Очень плохо. Будем тренироваться. Подъём по полной форме с тумбочками и матрасами! Выходи строиться на центральную палубу!

В проходах между койками образовалась давка, как в семьдесят пятом году в Сокольниках, когда после матча канадцы начали раздавать жевательную резинку. Так мы всасывали службу и веселились до двух ночи, пока халдеям не надоело зажигать спички. Гнус всё это время загадочно ухмылялся и потирал руки. После отбоя мы с Сержем и Лунатиком тихо встали и, убедившись, что дневальный спит, как лошадь, стоя у тумбочки, принялись за дело… А в пять утра роте объявили тревогу.

Намоченные и завязанные узлами рукава на робах, штанины и шнурки на ботинках скорости не прибавили. Рота зависла в казарме. Минут десять на улице брызгал слюной багровый прапор и грязно матерились наши отцы-командиры. Потом мы побежали. Над рабочим городом Горьким вставало солнце, в висках стучала кровь, но каждый взвод бежал в ногу и, в конце концов, мы уложились в норматив.

– Ты, вообще, помнишь «Bad company»? – толкнул меня в бок Лунатик, стаскивая с себя пропотевшую робу.

– И чего?

– «Run with the pack» – «Бег в стае» – вот чем мы сейчас занимались!

– Пропаганда западного образа жизни? – поёрничал я и добавил – «Мне кажется, я вас видел! У меня хорошая память на лица»!

– Зря ты так – тихо проговорил Лунатик – Пропаганда, между прочим, великая вещь! У меня тут даже записано, вот: «Серьезная пропаганда существует не для того, чтобы удовлетворять потребность пресыщенных интеллигентов в интересном разнообразии, а для того, чтобы убеждать прежде всего широкие массы народа. Массы же в своей косности всегда нуждаются в значительном промежутке времени, раньше чем они даже только обратят внимание на тот или другой вопрос. Для того же, чтобы память масс усвоила хотя бы совершенно простое понятие, нужно повторять его перед массой тысячи и тысячи раз». Усекаешь?

– Да. А кто это написал?

– Не помню. То ли Хрущёв, то ли Рузвельт… Так ты хочешь поучаствовать?

– В чём?!

– Ротный увидел мой фотоаппарат и назначил ответственным за стенную печать, а я ему сказал, что мне нужно ещё два человека. Серж уже согласился – он перьями хорошо пишет. Ты как?

Стенгазета, по обыкновению, делалась в субботу во время большой приборки, а писать всякую херню и рисовать картинки было гораздо привлекательнее, чем драить толчки и натирать паркет! Конечно, мы ударили по рукам.

Лунатик, как истинный сын своего народа, одной стенгазетой не ограничился.

– Вот смотрите – сказал он нам с Сержем – Горький город тухлый и здесь ничего нет, даже жратвы нормальной. Хотя, местные всё время трындят, что «В магазинах ничего нет, а наши холодильники – битком»!…

– Предлагаешь сюда гречку возить? – перебил его Серж.

– Да, подожди ты! – резанул ладонью воздух Андрюшенька – мы будем продавать «опиум для народа»!

– Траву или религию? – спросил я.

– Зачем так буквально, Проф?! И, кстати, опиум, он же из мака, а не из травы. А наша религия это «девки, пиво, рокнролл»!

– Слышь, ты не опух?! – Серж хлопнул Андрюшеньку по спине своей тяжёлой дланью – какие, на хрен, девки?! Мы тут сидим за зелёным забором, как ворьё, и с Дуней Кулаковой общаемся! Ещё раз про баб заикнёшься, я тебе глаз на жопу натяну! Понял?!

– Понял-понял, старухан! – скороговоркой проверещал Лунатик и что-то записал в свой блокнот.

Я подсмотрел. В блокноте была записана новая рифма «посажен как вор за зелёный забор». В воздухе опять запахло антисоветчиной.

Лунатик продолжил

– Помните, я в школе фотками «назаретов» и «цеппов» торговал?

– Помним. И что дальше? – Серж недоверчиво посмотрел на Андрюшеньку.

– Это и есть тот самый «опиум»! Фотки! Можно даже ченч делать – одно фото – пачка сигарет!

– Ага! Или банка варенья! – мечтательно облизнувшись, сказал я.

– Не. Банка на три фотки потянет.

– А бухло? – Серж задал периодически мучивший его вопрос.

– Бухло? – почесал репу Лунатик – «Здесь нужна иголочка потолще»…

– Какая иголочка?

– Мы можем делать плакаты. Помнишь – Лунатик посмотрел на меня – ты в ГУМе «хипОв» купил?

– Конечно! Они у меня в конуре на стенке приклеены! И чего?

– А того, что стенгазета практически того же формата, что и твой постер! Будем делать постеры и продавать.

– По чём? – оживился Серж.

– По червонцу. Все будем в шоколаде!

С этого дня для каждого из нас троих жизнь вновь обрела смысл.

Помимо стенгазеты и постеров я набивал руку в эпистолярном жанре, сочиняя письма в стихах и прозе для менее одарённых курсантов. Одно письмо, в зависимости от сложности, было эквивалентом пачки сигарет, банки варенья или наряда на службу.

Все письма для предков я подогнал под определённый стандарт, который выглядел так:

«Мама и папа, здравствуйте!

Как ваше здоровье? Спрашиваю, потому что у нас здесь люди часто простывают и чихают, а от грязных рук болеют желтухой! Особенно часто от еды в столовой у наших курсантов бывает понос. Я всегда ношу таблетки эритромицина, которые вы дали мне при отъезде, но они уже кончаются! Как здоровье тёти Вали? Не родился ли у неё внук? Жив ли ещё пёс Маркиз?

У меня всё хорошо, вот только вчера кто-то взял мои парадные брюки и не вернул, а у нас скоро строевой смотр, и меня накажут за то, что у меня нет этих брюк! Просто не знаю что делать?! Позавчера мы всем взводом фотографировались в городе. Фотографии будут хорошие, цветные, по рублю за штуку. Мы заказали каждому по пять (кое-кто заказал десять, потому что много знакомых, и есть кому раздавать эти фото). Что ещё? Вроде всё написал. Да, чуть не забыл! Ма, ты просила написать, как нас тут кормят. Кормят неплохо, но сплошные каши, бигусы и гуляши! Так хочется чего-нибудь слатенького и молочка! Всю эту радость продают в курсантской чайной, но у меня нет денег, потому что наши командиры собирают каждый месяц деньги на инвентарь, и вместо восьми рублей тридцати копеек я получаю на руки три рубля. Ладно, писать заканчиваю – у нас построение.