Коронованный наемник
Шрифт:
– Миледи, – меж тем продолжал сенешаль, – позвольте задать вам несколько вопросов. Что подарил вам в семилетнем возрасте прибывший из Эсгарота посол?
Эрсилия слегка улыбнулась:
– Господин посол преподнес мне фарфоровую куклу в лиловом платье. В десять лет я нечаянно разбила ее, уронив со ступенек, и обливалась слезами несколько дней.
– Любезный Ральф! – голос Эрсилии потонул в громком восклицании, и к сенешалю приблизился казначей, – все это прекрасно, а только если даже кухарка уже почитается за ценного свидетеля, укажите мне причину, по которой историю с фарфоровой куклой не могла за три медяка продать самозванке любая служанка!
– Я стар, но еще не слеп! – повысил голос сенешаль, – и сия девица
– Неужели? – казначей вскинул брови, – а где же тогда та особа, которую князь Иниваэль столько месяцев называл дочерью? Куда она делась? Согласитесь, ее свидетельство было бы самым надежным. И какого Моргота вообще было замещать кем-то княжну? Не иначе, если эта девица не лжет, то ее предшественница была обыкновенной шпионкой своего орочьего патрона.
– На это вам могу ответить я, – раздался голос Сарна, – леди Камрин разыскивает нашего командира принца Леголаса, пораженного той же болезнью, что и княжна Эрсилия. Увы, она не знает, что князь Иниваэль почил. Иначе она была бы здесь, чтоб засвидетельствовать слова подлинной княжны. Подмена была задумана, дабы не сеять в княжестве панику и не провоцировать раздоров. Что же до предшественницы… – тут эльф сделал паузу, и в его голосе зазвучала ледяная сталь, – не вам, милорд, судить женщину, которая лично ездила в деревни, чтоб отвезти селянам лекарственные снадобья, которая пеклась о каждом в этом замке, от самого князя и до мальчишек-конюхов, которая предупредила меня об атаке на город, которая сама руководила обустройством лазаретов, и которая, едва не погибнув, вывезла из штаба орков документ, что позволил исцелить истинную княжну, а теперь, вероятно, позволит исцелить еще многих, которых их семьи уже успели оплакать.
Эта отповедь всколыхнула в толпе взволнованный рокот: об этой стороне возвращения княжны, видимо, никто подумать не упомнил.
Казначей нахмурился и резко спросил:
– Миледи, где ныне находится гранатовая брошь, что изображена на портрете княгини Эйлин в парадном зале?
– Ашлин, – поправила Эрсилия, и казначей нахмурился сильнее – ловушка не сработала. – Брошь погребена вместе с моей прабабкой Гвендол.
– Это тоже общеизвестный факт, – огрызнулся придворный и отошел от княжны.
– Погодите, господа, – раздался негромкий голос, и на галерею поднялся седой сухопарый мужчина, – мне кажется, я знаю, как именно доказать истину. Скажите, дитя, – обратился он к Эрсилии, – вы знаете меня?
– Конечно, – княжна впервые улыбнулась открыто и приветливо, – вы мой первый учитель музыки, мастер Адамар. Я не видела вас столько лет… Вы уехали в Гондор, говорили, что навсегда.
– Я не прижился в этом шумном краю, – усмехнулся Адамар, – и вернулся всего полгода назад.
– Вот оно что, – протянул сенешаль, – а ведь вы правы, княжна не узнала вас, когда вы вошли в замок и приветствовали ее.
– Именно, – кивнул учитель, – я тоже крайне удивился произошедшим в ее облике переменам. А на все мои просьбы вернуться к музицированию княжна отшучивалась, и я видел, что сия тема ей неприятна. Не скрою, меня это зело огорчало. Дитя, не уважите ли старика?
Йолаф мгновенно понял старого музыканта, и лицо его просветлело. Он кивнул одному из часовых, и через четверть часа на галерею осторожно вынесли арфу.
Эрсилия шагнула к инструменту, провела ладонью по слегка пыльному чехлу, стянула тонкий сафьян, и солнечные лучи блеснули на тугих струнах. Опустившись на услужливо принесенную скамью, она несмело коснулась пальцами струн:
– Даже не расстроена… – пробормотала она.
Адамар кивнул:
– Я настраивал ее сам, пенял княжне на леность.
Эрсилия на миг закрыла глаза. Подняла руки и взяла первый аккорд. Тонкие пальцы побежали по блестящим нитям, спотыкаясь, запинаясь, беспомощно замирая и будто вслепую ища следующую ноту. Но вскоре потерявшие сноровку
руки словно проснулись, вспоминая прежнее мастерство. Плавный перебор струн плыл над замершей площадью.– «Хельга», – пронесся вздох в толпе.
Эту мелодию Адамар лично написал для княжны. То был их общий подарок княгине к какому-то событию, единственный раз, когда Эрсилия играла перед подданными, здесь же, на этом открытом балконе, украшенном тогда стягами и гирляндами цветов.
Эрсилия не замечала, как по ее щекам снова заскользили горячие дорожки слез. Она играла, то ли запоздало прощаясь с ушедшей матерью, то ли напротив, оживляя для себя прежние счастливые дни, которые не умела тогда ценить. Говор струн взмыл к шпилям старинных башен, последний аккорд растворился в морозном воздухе. Недолгая тишина повисла над площадью. А потом сенешаль шагнул к Эрсилии и преклонил перед ней колено:
– С возвращением, ваше сиятельство.
Еще через секунду казначей, все еще хмурясь, последовал его примеру. Лязгнув доспехами, одним движением склонились перед княжной ряды рыцарей. Еще несколько мгновений площадь безмолвствовала, пока одинокий голос не выкрикнул:
– Храни тебя Валар, светлая княжна!
И, подхватив этот возглас, которым в Ирин-Тауре издревле сопровождали коронацию, многосотенная толпа опустилась ниц перед изнуренной девушкой в слишком просторном черном платье, единственной наследницей Бервирова престола.
NB:Все желающие могут послушать композицию “Хельга” по этой ссылке. Не чинитесь другим названием и исполнителем. Фанфик – так уж во всем))).
https://www.youtube.com/watch?v=QFlKx3YPL5I&index=1&list=RDQFlKx3YPL5I
====== Глава 47. Жить любым ======
– … Отступая, они все равно успели ограбить несколько деревень. Причем об употреблении многих предметов они имеют самое необычное представление. Вообразите себе, миледи, каковы были эти воины, щеголявшие кто в вышитых скатертях, а кто и в дамских ночных сорочках прямо поверх своих варварских одеяний!
Камрин, утирая выступившие от хохота слезы, лишь отмахнулась:
– Эру с вами, Леголас, вы меня разыгрываете!
Но лихолесец драматическим жестом прижал ладони к груди:
– Клянусь!
– Принц не шутит, – Сармагат тоже сдерживал смех, но губы его предательски подрагивали, – я сам не раз видел подобные казусы. Дунландцам нужно отдать должное, это храбрый и сплоченный народ, но во многом почти дикари и подчас поразительно наивны.
… Они втроем сидели за ужином. С момента последнего разговора с Сармагатом, потрясенный Леголас поначалу не знал, как держать себя с тем, кого теперь уже не мог считать просто орочьим вождем. Он почти сутки не смыкал глаз, то неистовствовал, уверенный, что Сармагат пытается запугать его и лишить надежды, то вдруг обессиленно сидел на своем ложе, блуждая меж воспоминаний о Гвадале и против воли ища в своем недавнем враге дорогие черты. Его никто не тревожил, кроме невзрачного слуги-орка, что безмолвно приносил ему еду и так же безмолвно исчезал. Сармагат словно давал своему пленнику в одиночестве обдумать все, что обрушилось на него за последние дни.
А вечером вождь пригласил его к ужину, и в зале Леголаса ждала Камрин. Она на свой обычный манер прямо пошла навстречу его взгляду, и лихолесец напрасно искал в ее лице признаки смущения или настороженности. Она уже все знала, но отчего-то не прятала глаз с тем лицемерным тактом, которым большинство людей прикрывают свой праздный интерес к чужому несчастью.
Трапеза началась в общем ощущении неловкости: Леголас так и не решил, как вести себя с Гвадалом, и незамысловато сосредоточился на еде, а орк все так же предоставлял принцу самому определить, где пересечь границу этого отчуждения. Но Камрин, хотя не пыталась нарочно завести разговор, невольно разбавила царившую за столом атмосферу напряженного ожидания. Она поморщилась при виде принесенного слугой кувшина: