Кукловод: Реквием по Потрошителю

Комната чужая, но по-своему уютная. В легких бежевых тонах, с двуспальной кроватью, занимающей почти все пространство, с тяжелыми бордовыми шторами. Отдаленно Акияма пыталась восстановить события: она в машине Итачи, авария. Потеря сознание. Может, она в доме у Учихи? Он ведь грозился, что теперь не спустит с неё глаз, так, может, после больницы или же сразу после аварии он забрал её к себе? Рейко поднялась, еще трясущимися руками пробирая дорогу. Когда она вышла из комнаты, пол под босыми ногами проскрипел. Полупрозрачный полиэтилен покрывал весь коридор. Замерзшие ноги были босые, а тело прикрывала медицинская рубашка.

— Что… — Рейко задрожала. Её инстинктивно потянуло обратно в уютную комнату, но вопреки своему желанию она пробиралась дальше, скользя по покрытию. Даже дверь и та в прозрачной защите. Толкнув ту вперед, Акияма застыла на входе, с дерзким недоумением смотря на представшую картину.

Стоящий к ней спиной молодой человек, разговаривая сам собой, вычерчивал причудливых витиеватых херувимов, спутанных виноградной лозой. Стоя у мольберта, он не замечал её, увлеченный то ли самой работой, периодически опуская кисть в палитру, пристроенную в другой руке, то ли полемическими дискуссиями.

На столе рядом в грациозной позе, словно живая, возлежала на животе кукла платиновой блондинки, подпирая подбородок кулаками. Нарико.

В противоположной стороне комнаты в кресле в устало-обреченной позе восседала другая кукла. Будто марионетка целый день тягала тяжести, а сейчас присела отдохнуть. Пустые голубые глаза блондина смотрели в пустоту. Дейдара.

От жуткой и до боли знакомой картины Рейко подхватила стоящую на тумбе вазу, двинувшись вперед на художника. Сасори поднял руку с кистью, насмешливо цокнув языком.

— Все в порядке, у Рейко просто дурной тон нападать на людей со спины.

Акияма замерла. С таким пренебрежением он сказал это, точно она пустое место, а вот невидимый собеседник явно уличил её в подлом намерении.

— Поставь на место. — Акасуна продолжил писать картину, нанося последние штрихи. — Я не причиню тебе вреда. Если бы я хотел тебя сейчас забальзамировать, оставлял бы я тебя в спальне без присмотра?

Ваза едва не выскользнула из холодных пальцев. С открытыми от изумления устами Акияма попятилась назад. Полиэтилен противно зашуршал, и, едва не поскользнувшись, Рейко прижалась спиной к двери, наощупь ища ручку, чтобы ринуться к выходу.

— Входная дверь заперта. К окнам так просто не проберешься — решетки, думаю, ты это уже заметила.

И, закончив последние штрихи, безумный гений отбросил кисть в наполненную грязной от краски водой кружку, аккуратно пристроил палитру на столик и, деланно вытирая руки рифленым полотенцем, украдкой взглянул на притаившуюся полицейскую. Вжавшись в дверь, она затаила дыхание не в силах не то, что произнести хоть слово, даже вдохнуть, смотря невидящим расфокусированным взглядом на свой личный кошмар, преследующий незримой цепью вот уже почти три года.

Акасуна прошел к небольшому шкафчику и, вытащив футболку с домашними брюками, бросил их Акияме. Рейко успела поймать в последний момент, недоуменно уставившись на похитителя.

— Оденься, ты здесь задержишься.

— Я не буду это надевать, — отрезала Акияма даже грубее, чем хотела.

— Твое дело.

— Зачем… — Рейко сжалась, потупив взгляд, когда Акасуна подошел почти вплотную, смотря в глаза.

— Что зачем?

— Все. Зачем ты вытащил меня из замка, зачем явился в участок, зачем устроил аварию, зачем похитил меня сейчас, если не собираешься бальзамировать.

Все еще не найдя в себе силы взглянуть страху в глаза, Акияма зацепилась за написанную картину, которая все еще находилась в мольберте. Столь прекрасный образ в теплых оттенках зелени с небесными ангелочками с порванными крыльями, в которые вонзались виноградные лозы, прорастающие из земли, не дающие возможность взмыть в теперь уже недосягаемые небеса. Работа, созданная кровавыми руками с жестоким каменным сердцем.

— Ты, должно быть, голодна. Все-таки три дня лежала без сознания, в твоей карточке я успел прочитать, что у тебя сотрясение мозга средней тяжести, а значит, тебе нужен покой и постельный режим.

— Ты, что же, решил ко мне в сиделки наняться? — поняв, какую глупость сморозила, полицейская прикусила губу.

— Пойдем.

Сасори не заставлял за собой идти, ни разу он не прикоснулся к ней, даже находясь на таком близком расстоянии, что Акияма чувствовала его горячее дыхание на своей замершей коже. Её мутило, но она не знала от голода, сотрясения или отвращения. И все же Рейко медленно направилась следом, войдя в смежную комнату. Небольшая кухня, единственное, пожалуй, место после спальни, не завешенное полиэтиленом. Даже окно было приоткрыто, позволяя вдохнуть свежий морозный воздух. Акияма хотела подойти ближе, но Акасуна предупреждающе покачал головой и приглашающим жестом указал на стол, выдвинув стул. Рейко скованными неуклюжими движениями присела на край стула, вновь потупив взгляд. Искоса она заметила сидящих гостей. Удивившись наличию людей, она, оживившись призрачной надеждой, подняла взгляд, но наткнулась на пустые устремленные глаза кукол. Они уже присутствовали в их прошлую вечерею 3 года назад. Но если тогда они были обычными хохочущими и грохочущими своим деревянными механизмами марионетками, то сейчас Рейко видела в них воплощение почивших друзей единственного выжившего свидетеля по делу Потрошителя. По правую руку сидела, подперев щеку ладонью, Харуно Сакура, бесцельно уставившись на гостью, по левую — Узумаки Нагато, деревянные пальцы которого сжимали керамическую кружку.

Жуткий холод пробежал вдоль позвоночника. Рейко вжалась в спинку стула, наблюдая, как Акасуна быстро сервирует стол. От её тарелки поднимался аппетитный запах рамена, в животе провокационно заурчало.

Закончив с сервировкой, Сасори сел напротив, с аппетитом принявшись за свою порцию. Рейко не собиралась прикасаться к еде, бегло осматривая кухню: искала ножи или хоть что-то колюще-режущее для самообороны или же атаки.

Вся эта притворно-уютная обстановка с посиделками серийного убийцы и его умерших друзей-куколок вызывала приступ внутреннего хохота и тошноты.

— Почему ты не ешь? — оскорбленно спросил Акасуна, подняв чуть прищуренный взгляд, едва заметные морщинки пролегли под нижними веками. — Боишься, что я тебя отравлю или усыплю?

Рейко упрямо молчала, но переборола желание опустить взгляд, всматриваясь, как едва дернулись уголки губ убийцы. Сасори резко подтянул её тарелку к себе, демонстративно почерпнув лапшу и отпив бульон.

— Видишь, все в порядке. Я не умер. — И вернул тарелку на место.

— У тебя мог выработаться иммунитет к собственным ядам. — Рейко удивилась, что голос вовсе не хрипел, как она ожидала. Разве что неуверенно пищал.

Сасори сжал губы и прыснул, прижав кулак, сдерживая порыв смеха. И, иронично улыбнувшись, внимательно всматривался в расширенные зрачки, почти заполнившие всю радужку.

— Это меня в тебе всегда и восхищало. Даже тогда два с половиной года назад ты уже не была подвержена страху воображения.

Рейко непонимающе качнула головой. Уж она-то прекрасно и во всех красках испытала, что может сделать с ней собственное воображение.

— Твой страх инстинктивный, — пояснил художник. — Защитный. И это смешно, учитывая, что ты уже мертва.