Курсант Сенька. Том 2
Шрифт:
— А если я откажусь? — Стерлинг смотрел на саквояж, не мигая.
— Тогда завтра утром все газеты напишут о шотландском археологе-торговце краденым. Вашей репутации конец. А семья… ну, несчастные случаи случаются каждый день.
Стерлинг смотрел на саквояж, будто тот был змеёй. Руки дрожали.
— Сколько там?
— Два миллиарда. Хватит, чтобы сильно не горевать. Хотя вы и так не особо бедны.
— Или чтобы спиться до смерти, — хрипло бросил Стерлинг.
— Это уже ваш выбор, герр Стерлинг.
Он медленно открыл саквояж. Деньги были настоящие — новые, хрустящие, пахнущие типографской краской
— Мудрое решение, — Вебер одобрительно кивнул. — Мюллер, уходим.
Они подняли ящики с артефактами и позвали грузчиков для переноски саркофага. А Стерлинг смотрел им вслед, как человек, наблюдающий за собственными похоронами.
— Подождите! — голос его звучал неожиданно громко. — Куда вы их везёте?
— В безопасное место — в Германию, — Вебер обернулся в дверях. — Наш клиент ждал этого много лет.
— А если вы ошибаетесь? Если это просто древние побрякушки и гроб?
Вебер усмехнулся уголком рта.
— Тогда мой клиент будет разочарован. Но я не ошибаюсь, герр Стерлинг. Некоторые тайны слишком опасны для университетских кабинетов. Некоторые знания принадлежат только тем, кто умеет ими пользоваться.
И дверь хлопнула — коротко и глухо, как выстрел в темноте. Стерлинг же, оставшись один, опустился в кресло, уткнувшись лицом в ладони. Саквояж с деньгами мозолил глаза. А по щекам текли слёзы — горькие, как виски после похорон… Слёзы стыда, страха и утраты.
А три дня спустя грузовик мчал по серпантину Баварских Альп. В кабине рядом с водителем сидел Вебер — сигарета прилипла к губам, взгляд устремлён в туманную даль. Мюллер же дремал на заднем сиденье, уронив голову на грудь. В кузове находились — крепко закреплённые ящики с диадемой и саркофагом. А за окнами мелькали ели и скалы — чёрные силуэты на фоне серого неба.
— Скоро будем, — бросил водитель, не отрывая взгляда от мокрого серпантина. — Еще час до замка.
— Барон уже, наверное, считает минуты, — Вебер кивнул, будто сам себе.
Сзади вдруг зашевелился Мюллер и сонно размял затёкшую шею.
— Клаус, а если… если мы всё-таки заглянем в саркофаг? Просто взглянем. Ради науки.
Вебер нахмурился, но искра любопытства уже вспыхнула в глазах.
— Барон велел не трогать до его приезда.
— Ну и что? Мы же не воры, — Мюллер пожал плечами. — Никто не узнает. Вдруг там действительно что-то невероятное?
Молчание тянулось, как резина, но потом Вебер сдался.
— Ладно. Только быстро.
Грузовик съехал на обочину. Водитель остался в кабине, закурил «Вест» и уставился в радио, где хрипел «Falco». И Вебер с Мюллером полезли в кузов. Дождь барабанил по крыше, воздух был густой, пах железом и сырой древесиной. Они осторожно сняли упаковку с саркофага. Камень был древний — весь испещрён непонятными символами, будто кто-то царапал их ногтями тысячи лет назад.
— Помоги с крышкой, — тихо сказал Вебер.
Пальцы скользили по холодному камню. Они навалились вдвоём — плита нехотя сдвинулась, скрипя так, что мороз прошёл по коже. Изнутри дохнуло странным запахом — не смертью, нет, а чем-то сладким и чужим, как духи из другого мира.
Внутри покоилась мумия — ткань истлела, но черты были пугающе ясны. По бокам лежали золотые пластины, усеянные символами. На груди у мертвеца был амулет — чёрный камень
в золотой оправе, будто осколок ночи.— Чёрт возьми… — прошептал Мюллер. — Символы… они светятся?
И правда — в полумраке кузова знаки на пластинах мерцали зелёным светом, будто дышали. Вебер потянулся ближе — и вдруг амулет вспыхнул ослепительно ярко. Свет ударил им в глаза, пронзил разум — и понесло… Видения хлынули волной — финикийские корабли режут волны по морям, которых уже нет на карте, жрецы в чёрных тогах склоняются над костяными алтарями, царь Ахирама шепчет заклятья на языке, старше самого Вавилона.
— Нет… Нет… — Мюллер зажал голову руками, как будто мог вытолкнуть эти картины наружу. — Что это за ад?!
Вебер пытался отвернуться, но не мог — видения душили, сгущались, становились кошмаром наяву. Он видел древние силы, просыпающиеся под камнем, видел тени прошлого, тянущиеся к ним сквозь века и чувствовал проклятие, которое три тысячи лет ждало именно их.
— Мы… не должны были… — выдохнул он сипло. — Не стоило открывать…
В кузове стало холодно. Дождь усилился. И где-то далеко по радио заиграла музыка, а внутри грузовика два человека уже не были прежними.
Водитель услышал истошные крики из кузова и резко обернулся. То, что он увидел, вогнало его в животный ужас. Вебер и Мюллер корчились на полу, словно их выворачивало наизнанку — лица перекошены невыносимой болью, из глаз струилась густая чёрная жижа. Водитель выскочил из кабины, бросился прочь по мокрому гравию, но грузовик уже медленно, словно по чужой воле, покатился назад — прямо к краю обрыва.
Он заорал, но тормоза не отвечали — будто их вырвал из системы тот же мрак, что сейчас душил воров. Машина сорвалась вниз и, с глухим грохотом, взорвалась от удара об скалы. Пламя жадно проглотило тела Вебера и Мюллера, но саркофаг уцелел — камень даже не покоптился.
А когда спасатели добрались до места катастрофы, они нашли только искорёженный металл и два обугленных трупа. Саркофага уже не было. Говорили — его унесли местные, кто-то шептал — «Он сам ушёл в горы. Вернулся домой». Никто не верил официальным версиям.
А тем временем в Эдинбурге Стерлинг сидел в прокуренном баре на Кэнонгейт, допивал виски и смотрел в мутное стекло. И иногда, когда за окном лил шотландский дождь и в стакане плескался последний глоток, Стерлингу снились кошмары — древние цари в золотых масках, проклятые артефакты, шёпот на мёртвых языках.
Он просыпался в холодном поту — с отчётливым чувством — где-то там, в чёрных горах Европы, проснулось нечто старое и страшное. И это нечто смотрело на мир новыми глазами.
Глава 5
Снег хрустел под моими сапогами — будто кто-то крошил ледяную карамель прямо на землю. Я шел по знакомой тропинке, к родительскому дому, вдыхая морозный воздух — он резал легкие, но внутри у меня тепло, как от маминых пирожков. Вот тебе и она — Березовка! Наконец-то… Полгода же в военном училище пролетели, как один короткий миг и каникулы наступили слишком неожиданно.
— Сенька! — окликнул кто-то сзади, голос был знакомый до дрожи в коленях.
Я обернулся — Борька собственной персоной. За эти месяцы он стал шире в плечах, взгляд у него теперь взрослый, уверенный — не тот щуплый парнишка как раньше в школе.