Курсант Сенька. Том 2

— Хоть что-то сделали, — сказал Миша на развилке, где расходились дороги.

— Да… — кивнул Макс. — А потом? Уедем в город, а она останется одна с этим алкашом…

— Не знаю… — честно признался я. — Посмотрим.

И мы, попрощавшись, разошлись по домам. Я брёл через заросший палисадник и думал о чертовых поворотах судьбы — Борьки нет, тетя Клава осталась одна, а дядя Семён ушел в запой… А я вот, живу не своей жизнью, в чужом времени, и никто об этом не знает. Может, Борька тоже как я, переселился в тело другого человека? Может, он теперь совсем в другом времени… Далеко-далеко в будущем? Кто знает… Может, все мы здесь живем в чужих телах, но все боимся об этом говорить вслух…

Я остановился у калитки дома и поднял голову к небу. Звёзды светили равнодушно — те же самые, что спустя многие годы будут все также глядеть на этот мир. И где-то там возможно Борька ищет свой путь… Или просто растворился во тьме. Но сейчас здесь у меня было лето — липкий запах свежескошенной травы смешивался с горечью потерь и надеждой на завтрашний день. Я вздохнул полной грудью и вошёл в дом — туда, где ещё ждали и во что-то верили.

Октябрь

1986 год

Осенний дождь бил по окнам Западного крыла Белого дома с упрямством репортёра, который не унимается, пока не получит ответов на вопросы, от которых хочется отвернуться. Полковник Оливер Норт стоял у мутного стекла своего подземного кабинета, наблюдая, как капли сбегают вниз — будто слёзы мальчишки, застигнутого на месте преступления. Ирония жизни — морской пехотинец, привыкший к прямым атакам, теперь воевал в тени, где союзники и враги менялись местами быстрее, чем шулер тасует карты.

— Олли, — голос адмирала Джона Пойндекстера прорезал тишину. — Нам надо поговорить.

Норт развернулся и в его взгляде было столько холода, что Пойндекстер невольно поёжился. Этот человек прошёл Вьетнам, но нынешняя их работа требовала другой породы мужества — умения жить с собственной совестью.

— Адмирал, — Норт усмехнулся, и в этой усмешке горечи было больше, чем в стопке армейской настойки. — Речь о наших персидских знакомых?

Пойндекстер прикрыл дверь и опёрся на неё спиной.

— Макфарлейн звонил из Тегерана. Говорит, иранцы довольны качеством товара. Но хотят… расширить ассортимент.

— Разумеется, хотят, — Норт отошёл от окна и плюхнулся в кресло. — А что там с никарагуанцами? Деньги дошли?

— Дошли, — Пойндекстер кивнул, но в этом кивке не было ни радости, ни облегчения. — Сикорд подтвердил. Контрас получили очередную партию… гуманитарной помощи.

Они оба знали цену этим словам… «Гуманитарная помощь» — автоматы Калашникова и гранатомёты. Такая вот реальность их подпольной войны с сандинистами.

— Знаете, адмирал, — Норт потёр переносицу, где уже залегли морщины тревоги, — иногда мне кажется, что мы играем в шахматы с дьяволом. И он всегда на ход впереди.

— Философствуете, полковник? — Пойндекстер усмехнулся. — Мы не можем себе позволить роскоши сомнений.

— Может, именно поэтому мы здесь?

Пойндекстер шагнул к карте мира на стене. Его палец медленно прошёл путь: Вашингтон — Тегеран — Манагуа. Треугольник их тайных маршрутов.

— Послушайте, Олли, я понимаю ваши сомнения. Чёрт побери, у меня их не меньше. Но взгляните шире — мы сдерживаем советскую экспансию в Центральной Америке. Мы возвращаем наших людей из Бейрута. Мы…

— Мы нарушаем законы Конгресса, — перебил Норт. В его голосе не было упрёка, а только факт. — Мы торгуем оружием с режимом, который вчера называли исчадием ада. Мы финансируем армию-призрак.

— И что вы предлагаете? — Пойндекстер резко повернулся, а в его глазах вспыхнул гнев. — Позволить коммунистам захватить Центральную Америку? Оставить наших людей гнить в подвалах Бейрута?

— Я не предлагаю ничего, адмирал, — бросил Норт, глядя прямо в глаза Пойндекстеру. — Просто констатирую, что мы ходим по лезвию бритвы. И рано или поздно…

Но резкий звонок разорвал напряжённую тишину, как выстрел на рассвете и Норт схватил трубку.

— Норт.

Голос на том конце был срывающимся — тревога сквозила в каждом слове.

— Принял, — коротко ответил он. — Сообщу адмиралу.

Он медленно повесил трубку, словно приговаривал себя к чему-то необратимому.

— Это Сикорд. Один из наших «гуманитарных» самолетов сбит над Никарагуа. Пилот жив, но у сандинистов.

Пойндекстер побледнел так, что даже седина на висках потускнела.

— Кто?

— Юджин Хасенфус — американец. И у него были документы.

Тишина повисла между ними, плотная и вязкая, как августовский воздух в Лэнгли. Всё, что они строили месяцами — их невидимая империя дала первую трещину.

— Какие документы? — голос адмирала дрогнул.

— Пока неясно. Сикорд опасается, что там могут быть прямые нити к нам.

Пойндекстер медленно опустился в кресло напротив Норта. В этот момент он выглядел не как главный архитектор подпольной войны, а как человек, которого придавило собственной тенью.

— Олли… Пора зачистить следы.

— Зачистить? — переспросил Норт, и бровь его взлетела вверх. — Вы хотите уничтожить все документы?

— Всё, что хоть как-то связывает операцию с Белым домом. Не важно как. Не важно кем!

Норт подошёл к окну. Дождь за окном усилился и теперь лупил по стеклу, будто автоматная очередь по броне «Хамви».

— Мой отец всегда говорил — если не готов отвечать за свои поступки, то не делай их.

— Твой отец не управлял сверхдержавой на краю ядерной войны, — огрызнулся Пойндекстер.

— Нет, — Норт обернулся. В его взгляде было больше усталости, чем за все годы службы. — Он просто был честным человеком.

— Честность — это роскошь для тех, кто не держит в руках судьбы мира.

— Может быть, именно поэтому мы и оказались здесь? — Норт усмехнулся безрадостно.

Пойндекстер поднялся, застёгивая пиджак с движением приговорённого.

— Начинай зачистку, полковник. И помни — мы не говорили об Иране. Мы не слышали о контрас. Мы…

— Мы никогда не существовали, — закончил за него Норт.