Курсант Сенька. Том 2

— Верно. Сегодня прочувствуете это на собственной шкуре.

Технический же парк встречал нас запахом солярки и металла. Лёха шагал рядом со мной и я заметил, как он нервно сглатывает слюну. За лето он стал шире в плечах, но техника для него была чем-то вроде загадки без ответа.

— Сень… — прошептал он, будто боялся спугнуть удачу. — Если я опять заглохну на подъёме?

— Не заглохнешь, — сказал я твёрдо, хотя сам не был уверен даже наполовину. — Главное — чувствуй машину. Она живая, слышишь? У каждой свой характер — одной ласку подай, другой строгость.

— Легко сказать, — вздохнул Лёха, глядя на меня снизу вверх. — У меня с характерами вообще беда.

— Зато с едой у тебя проблем нет, — Коля, услышав наш разговор, фыркнул. — Ты бы видел себя вчера за ужином — будто последний раз в жизни ел.

У техпарка тем временем нас уже ждал прапорщик Зудин — человек, способный одним взглядом заставить танк заскулить.

— Так, орлы! — рявкнул он так, что у меня в груди дрогнуло. — Сегодня ваша задача — не угробить технику! МТ-ЛБ — машина капризная, но справедливая. С ней по-хорошему и она тебя довезёт. А начнёшь дурить — закопает в грязи, потом неделю откапываться будете!

Я подошёл к своей машине — серой, угловатой, пахнущей соляркой и холодным металлом. Провёл ладонью по броне. Лёд под пальцами, но этот холод был настоящей силой — силой, что может спасти или уничтожить.

— Семёнов! Ты первый! — гаркнул Зудин. — Покажи этим балбесам, как надо.

Я забрался в тесный люк механика-водителя. Здесь пахло маслом и потом, здесь всё было моим. Завёл двигатель — тот зарычал, как медведь, которого разбудили не вовремя. Включил передачу, отпустил сцепление и машина послушно двинулась вперёд.

Полоса препятствий — подъём, спуск, разворот на сто восемьдесят, задний ход между колышками. Я всё делал на автомате — руки и ноги сами знали своё дело. А в голове крутились совсем другие мысли, что чуть больше чем через полгода, мне доверят людей и любая ошибка может стоить жизни. После чего вылез из машины — товарищи смотрели на меня по-новому. В их глазах мелькала зависть и что-то вроде уважения. Коля же хлопнул меня по плечу.

— Ты как это делаешь, Сень? Как будто родился в этой железяке.

— Просто слушаю её, — пожал я плечами. — Машина сама подсказывает, если уши не затыкать.

Следом настала очередь Лёхи. Он полез в люк, а я видел — руки дрожат так, что даже рычаги жалко. Завёл двигатель, но тот закашлялся и заглох на первом же подъёме.

— Форсунков! — взревел Зудин так, что птицы вспорхнули с проводов. — Ты сцепление отпускаешь или бросаешь его к чёртовой матери?!

Лёха попробовал ещё раз и опять заглох. Уши у него пунцовые — значит, парень на грани.

— Разрешите показать? — обратился я к прапорщику.

— Давай уже, спаситель техники! — Зудин махнул рукой.

Я залез рядом с Лёхой в тесный люк.

— Слушай внимательно, — сказал я ему тихо. — Сцепление — это не выключатель. Это живая связь между двигателем и гусеницами. Чувствуешь момент? Вот сейчас плавно добавь газу. Не дёргайся, а будто кота гладишь. Лёха кивнул и попробовал снова. Машина послушно тронулась и взяла подъём. На лице у него расползлась настоящая улыбка.

— Получилось! Спасибо тебе, Сень!

— Рано радуешься, — хмыкнул я. — Впереди ещё спуск.

Но Лёха справился и со спуском — не идеально, но главное без ошибок. Это был его маленький бой. Ну а после вождения нас согнали на лекцию по боеприпасам и взрывчатым веществам. Майор Третьяков — сухой человек с жёстким взглядом и шрамом на щеке рассказывал нам о новых типах снарядов. Его голос был твёрд и резок, как затвор автомата.

— Запомните, если ошибся с боеприпасом, то второго шанса не будет ни у вас, ни у ваших подчинённых…

Мы слушали внимательно. Теперь каждая минута учёбы пахла не только потом и соляркой, но и будущей ответственностью.

— Товарищи курсанты, — майор Третьяков чеканил слова, словно отдавал приказы на плацу, — кумулятивный снаряд БК-14М устроен иначе, чем обычный осколочно-фугасный. Смотрите сюда! — он ударил указкой по схеме на доске. — Воронка из меди формирует узкий поток взрывных газов. Такой заряд прожигает броню до четырёхсот миллиметров толщиной.

Лёха сидел рядом, лихорадочно выводил каракули в тетради и косился на меня — явно тонул в технических подробностях. И я тихо придвинул к нему свою схему. Кружок, стрелка, подпись — всё просто.

— Смотри, — прошептал я, — тут не во все стороны бахает, а прямо в одну точку. Как будто не кулаком бьёшь, а шилом колешь.

В глазах Лёхи мелькнул проблеск понимания.

— А нам-то это зачем? — шепнул он. — Мы же артиллеристы, не танкисты.

— Потому что мы должны знать, что наши снаряды делают с целью, — ответил я. — Как иначе выбирать боеприпас под задачу?

— Семёнов! — майор резко обернулся. — Раз у вас такой живой интерес, объясните нам принцип действия подкалиберного снаряда!

— Товарищ майор! — я поднялся из-за парты. — Подкалиберный снаряд — это болванка с сердечником из вольфрама или обеднённого урана. Он плотнее стали и летит быстрее обычного снаряда. Броню пробивает не взрывом, а чисто кинетикой — скоростью и массой.

— Верно, — майор кивнул. — А почему такие снаряды эффективны против современной брони?

Я задумался на секунду и весь класс замер.

— Современная броня многослойная, с воздушными прослойками — она рассчитана сбивать кумулятивную струю. Но против быстрого и тяжёлого сердечника эта защита почти бесполезна.

— Молодец, Семёнов, — Третьяков одобрительно хмыкнул. — Садитесь.

Лёха же бросил на меня взгляд полный благодарности. Я уже знал, что здесь дружба — это не просто слово. В армии слабое звено может подвести всех. И я не хотел, чтобы моим слабым звеном стал кто-то из своих…

А потом мы после всех занятий спустились в курилку, где пахло сигаретами и старым кафелем. Коля вытащил помятую пачку, Паша налил чай из алюминиевого термоса — чудо советской техники, до вечера держит кипяток.