Курсант Сенька. Том 2

Колян наконец протиснулся внутрь и высунул голову наружу.

— А сколько их?

— Тридцать, не меньше, — Карим развернул помятую карту. — Плюс охрана. Духи не дураки — знают, что мы их караваны пасём. Так что готовьтесь. Будет жарко.

Я затянулся напоследок и бросил окурок под колёса. Четыре месяца в Афгане — вроде и не срок, но уже знаешь, что здесь каждый рассвет может стать последним. Нас с Коляном сразу сюда направили, а вот Форсункова и Рогозина в другие места и части до выпуска распределили.

Но я бы не сказал, что мне здесь было страшно. Я уже давно понял, что я слишком мало на что могу повлиять, пусть даже и знаю многое. Сейчас все кругом стремительно меняется и все грызутся друг с другом по любому поводу. Только и ищут повод выставить друг друга в мерком свете, да припомнить прошлое. Но это люди — они слишком живые и слишком зависимы от ошибок — они без них не могут.

А я… Ну а что я? Я всего лишь лейтенант и принимаю то, что есть вокруг меня в данный момент. Смерть тут ходит рядом, как сторожевой пёс и ты никогда не угадаешь, когда она вцепится в твое горло. Вот и все, что здесь стоило понимать и принимать.

— Товарищ старшина, — я аккуратно сложил карту и посмотрел Кариму в глаза. — Почему именно мы? Мы же артиллеристы, а не пехота.

Старшина усмехнулся уголком губ.

— Потому что ты, Семёнов, самый башковитый из всех молодых лейтенантов. А Овечкин — силачище. В горах же без мозгов и силы делать нечего. Так что мне сейчас потребуется ваша помощь.

— Сенька… Ты не боишься? — Колян снова высунулся из люка.

Вопрос этот прозвучал по-детски просто. Но в нём было столько настоящего, что я не смог отмахнуться. Глянул на Коляна — широкое лицо, честные глаза и руки такие, что медведя бы задушил… Но когда он пишет письма домой своей матери, то его руки каждый раз дрожат.

— Боюсь, — сказал я негромко. — Только идиот не боится. Страх — это нормально. Он заставляет думать.

— А я думаю… Нам с тобой вообще не повезло, что нас сюда закинули, — Колян помолчал и вдруг выдохнул. — Ну зачем мы здесь? Кому мы нужны? Афганцы нас терпеть не могут… Дома о нас забыли…

— Не забыли! — Карим перебил его жёстко. — Просто не знают, что сказать. А мы здесь потому что приказ есть приказ. И если не мы, то кто?

Тем временем ветер донес запах гари и чужой земли. Где-то далеко ухнул миномёт. Я же молчал, да затягивался новой сигаретой — дым горчил во рту, в легких. Колян был прав — мы здесь чужие. Но об этом теперь думать поздно. Главное — вытащить своих парней домой, целыми. БТР-80 вздрогнул, заурчал, будто зверь перед прыжком. Колян юркнул в люк, я следом. Внутри пахло соляркой, потом и страхом — острым, тяжелым, как медь на зубах. Десять человек в железной коробке — каждый со своими мыслями, своими страхами, своими надеждами на завтрашний день.

— Лейтенант, — сержант Кузнецов тянулся ко мне сквозь гул мотора. Худой, жилистый, из Воронежа, — правда говорят, что скоро вывод начнется?

— Говорят, — кивнул я. — Но нам бы дожить до этого вывода.

— А сколько нам тут еще? — голос у него дрожал чуть слышно.

— Год, может полтора. Кто знает, Кузя, — не стал ему говорить точных дат. Надо поменьше болтать…

Он опустил глаза, помолчал, а потом выдавил.

— Я письмо вчера получил… От невесты — «Жду тебя, любимый», пишет. А я думаю, а если не дождется? Если я тут останусь?

— Не останешься, — сказал я жестко, будто приказывал себе самому. — Все домой уйдем. Обещаю!

Но сам себе не верил… Слишком много пацанов уже осталось в этих горах. Слишком много цинковых гробов ушло на родину. БТР же в этот момент трясся на ухабах, как подранок.

— Товарищ лейтенант… — голос рядового Смирнова был тихим, почти детским. Восемнадцать лет ему, не больше. — А вы в Бога верите?

Вопрос резанул неожиданно. В училище о Боге не говорили, в Берёзовке тоже молчали. А здесь многие начинали верить или окончательно разуверивались.

— Не знаю, Смирнов, — честно сказал я. — Если он есть, то пусть сегодня поможет.

А вскоре БТР остановился с резким скрежетом и Васильевич высунулся из командирского люка.

— Приехали, орлы! Дальше пешком!

Вылезли мы наружу. Горы вокруг — каменные волны, серые и злые. И где-то там, за этими складками, нас уже ждали люди с автоматами. Люди, для которых мы враги. Может быть, они даже правы…

— Колян! — позвал я Овечкина.

Он поднял голову.

— Нормально… — но голос дрогнул. — Только вот думаю… если не вернемся?

— Вернемся обязательно, понял? У тебя мать дома ждет. И у меня тоже.

— Я ей обещал, что когда вернусь, то найду себе достойную девушку и женюсь, — выдал Колян.

— Вот и правильно! — я усмехнулся. — Детей заведешь и будешь им рассказывать сказки про дядю Сеньку и про нашу с тобой службу.

Но вдруг внутри все сжалось в тугой комок… Я ведь уже понимал — не все мы сегодня вернемся… После таких встреч в горах — кто-нибудь да умирает. Мы уже теряли ребят… И все, что нам теперь оставалось — сделать так, чтобы потерь было меньше. Старшина же махнул рукой — пора двигаться. И мы пошли вверх по камням, навстречу своей судьбе и еще черт знает чему…

Глава 13

Балтийское море встречало К-219 ледяным безмолвием — будто сама стихия затаила дыхание. Капитан-лейтенант Сергей Ершов стоял у перископа, наблюдая, как свинцовые волны разбиваются о стальную рубку. В трюме покоилось то, ради чего он рисковал не только карьерой, но и жизнями всех на борту — древний саркофаг и золотая диадема. Трофеи, вырванные у времени дважды…

— Товарищ капитан, — старшина Александров возник за спиной, сжимая в руке радиограмму. — Москва требует подтверждения груза.

Ершов усмехнулся, губы скривились в резкой усмешке. Москва… Как будто кто-то там, в кремлёвских кабинетах, мог представить себе, чем пахнет Балтика на глубине. Как будто они понимали, что значит тащить проклятие через советские воды.

— Передай, что груз цел, идём по графику.

Александров замялся, будто на палубе внезапно стало холоднее.

— Что ещё? — Ершов повернулся к нему. В глазах старшины мелькнула тревога.

— Матросы… говорят, в трюме творится что-то странное. Иванов клянётся, что слышал шёпот из-под люка, а радист Смирнов вчера проверял крепления и вернулся белый как мел.

Ершов закрыл глаза — он знал, что это начнётся рано или поздно. Ещё в Гамбурге агент предупреждал его — «Это не просто древности, капитан. Это кое-что большее».

— Собери старшин у меня через десять минут. Только их. Никого лишнего!

Каюта капитана была тесной и душной, словно гроб, только с лампочкой под потолком. За столом собрались пятеро — Ершов, старпом Кузнецов, Александров, инженер Орлов и политрук Дорохов. Лица напряжённые, глаза бегают.

— Скажу прямо, товарищи, — начал Ершов. — То, что мы везём — не просто груз. Заказчик из Москвы заплатил за эти артефакты больше, чем стоит вся наша лодка. И он знает, зачем это делает.