Мама в подарок

Едва экипаж тронулся с места, я ощутила пронзительный изучающий взор герцогини на себе. Я занервничала, начала теребить пальцами оборку своего дорогого плаща и отводила взор. Отчего-то я чувствовала себя воровкой. Будто украла мужа у этой дамы и тайком ездила с ним на бал. Взор Лауры выражал именно это. Но всё было не так. Я ведь не знала, что она жива.

– Весьма странный выбор, Филипп, – вдруг произнесла Лаура, когда карета уже мчалась по заснеженной дороге. – Я понимаю, тебе нужно было попасть на бал во дворец. Но выбирать в качестве спутницы рабыню – это не просто дурной тон, а полная глупость.

Я напряглась, герцогиня говорила обо мне так, словно меня тут не было. Хотя я была рабыней, зачем со мной церемониться. Я вообще удивилась, что сидела внутри кареты. Лаура вполне могла потребовать, чтобы я ехала на козлах с кучером.

– Прекрати. Я не хочу обсуждать это сейчас, – отрезал Филипп. – Поговорим наедине. Я все тебе объясню. Как и ты, надеюсь.

– Как прикажешь, дорогой, – холодно улыбнулась Лаура и снова окинула меня колючим взглядом.

Спустя полчаса показался замок. Увидев его шпили и многочисленные окна, я окончательно сникала. Теперь я не только не стану герцогиней и мамой Мишеля, но и должна буду покинуть этот замок и его обитателей навсегда. И это более всего печалило меня.

Мы вышли из кареты, и Филипп стремительным шагом направился внутрь особняка, словно хотел поскорее объясниться и все закончить.

Я же чуть замешкалась у кареты, этим воспользовалась Лаура и быстро приблизилась ко мне.

– Запомни, милочка, твоя власть в этом замке окончилась, – тихо прошипела мне на ухо герцогиня. – Так что начинай собирать вещи. Ты здесь надолго не задержишься.

– Я уже поняла это, мадам. Позвольте мне пройти.

Она криво усмехнулась и отошла в сторону. Я же почти бегом бросилась внутрь дома. Хотела поскорее закрыться в своей спальне и наплакаться вдоволь. Но до комнаты я не дошла. Решила сначала проверить Мишеля. Заснул ли он.

Когда я осторожно вошла в спальню мальчика, Мишель уже спал. Камин потрескивал догорающими поленьями, а на прикроватном столике горела свеча. Повернувшись на бок, мальчик сладко сопел во сне, подложив ладони под подушку. Это зрелище умилило меня. Я присела рядом с ним и долго рассматривала его спящего. Тихая спальня, медленно падающий снег за окном, милый вид спящего Мишеля успокаивали меня. Мое сердце наконец забилось ровно.

Я так и сидела в темноте, не в силах уйти от мальчика. Понимала, что завтра моя жизнь изменится в худшую сторону. Горько вздыхая, я думала о том, что, по крайне мере, хоть две недели была спокойна и радостна в этом замке, а сегодня на мгновение там на балу ощутила счастье. Когда Филипп сделал мне предложение. На краткий миг, но все же я познала, что такое блаженство. И теперь понимала, что меньшего мне не нужно.

Когда каминные часы пробили одиннадцать вечера, я вздрогнула. Было уже очень поздно, пришло время ложиться спать. Я осторожно поцеловала Мишеля в макушку, чтобы не разбудить, и тихо поднялась с его постели, вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь.

Медленно направляясь в свою дальнюю спальню в другом конце коридора, невольно услышала громкий баритон герцога де Моранси:

– Я ждал тебя в гостиной почти два часа, Лаура! А ты так и не спустилась.

– Ах, Филипп, я так устала, – послышался в ответ женский голос, похоже, он принадлежал герцогине. – Нельзя ли отложить наши объяснения до завтра?

Голоса доносились из-за приоткрытой двери одной из спален. Я вспомнила, что эту комнату ранее занимала герцогиня, так говорила мне Эжени.

– Нет. Мы объяснимся немедленно, – прозвучал приказ Филиппа.

Непонятный порыв толкнул меня на весьма дурной поступок. Я подошла к приоткрытой двери и приникла к деревянной створке, прислушалась.

Я понимала, что это гнусно, подслушивать разговор супругов, но не могла поступить иначе. Мне надо было знать наверняка, что мое проживание в этом доме подошло к концу. Возможно, они будут решать, как со мной поступить. Потому я осталась стоять у двери, коря себя за подобное аморальное поведение, но не в силах отойти.

– Так и быть. Но давай решим все быстро, я хочу лечь. У меня раскалывается голова, – капризно заявила Лаура.

– Как тебе удалось выжить? Ведь и лекарь, и я сам видели твое бездыханное тело, – спросил раздраженно Филипп.

– Одна цыганка дала мне снадобье, которые на время усыпило меня, а потом оживило. Вот вы и подумали, что я мертва. На самом деле я просто спала.

Я чуть заглянула внутрь и отчетливо увидела Филиппа. Он стоял у секретера в напряженной позе, заложив руки за спину. Его лицо было напряжено и бледно, а не скулах ходили желваки. Разговор явно нервировал его.

– Цыганка? – поднял бровь Филипп. – Неужели ты думаешь, я поверю, что эти нищие попрошайки знают толк в подобных снадобьях? Это невозможно. Чтобы усыпить человека до такой степени, чтобы он потерял все признаки жизни, такие как дыхание и сердцебиение, нужна магия и исключительные знания, которые даны немногим.

– Ты можешь верить, Филипп, можешь не верить, но я отдала той цыганке целый мешочек с золотыми. За такие деньги можно и настоящего мертвеца воскресить. Не то что просто погрузить в сон.

– Ладно, сделаю вид, что поверил тебе, Лаура, – поморщился герцог. – Но скажи на милость, где все это время ты была?

– Майор д’Брильяк приютил меня в своем доме. Ты видел его. Сегодня он сопровождал меня на бал и так помог мне.

– С какой стати этому майору помогать тебе, Лаура?

– Он всегда испытывал ко мне нежные чувства. Потому и помог. Именно он раскопал могилу и достал меня, а потом укрыл в своем доме, дожидаясь, когда я проснусь. В тот трудный час я обратилась к нему, и он помог, так как любит меня.

– Что? Про какой трудный час ты говоришь? Что заставило тебя пойти на эту гнусную ложь со своей смертью? Зачем весь этот жуткий розыгрыш?

Глава 50

– Что заставило тебя пойти на эту гнусную ложь со своей смертью? Зачем весь этот жуткий розыгрыш? – недовольно спросил герцог.

– Твоя измена, – коротко ответила Лаура.

– Я не понимаю.

– О нет, Филипп, ты отлично понимаешь. Твои шашни с этой девкой, Мадлен. Я прекрасно знала о них. И не могла простить…

Я нахмурилась, начиная понимать мотивы герцогини.

– Мои шашни? – тут же взъярился де Моранси. – Это было все раз, по пьяни, Лаура! И я клялся перед тобой, что никогда бы не прикоснулся к ней в трезвом уме!

– Ты причинил мне такую душевную боль, что я не могла простить тебя и любить дальше.

– Только о душе не надо. Да и любви ко мне у тебя никогда не было. Скорее, в тебе говорило уязвленное самолюбие, что я посмел посмотреть на другую женщину. Так? Ты оттого разозлилась? Считала, что я принадлежу только тебе? Я ведь знаю, что ты меня никогда не любила.