Мари-Клэръ

Приходилось обмывать ему морду и не выпускать изъ стойла, пока не пройдетъ опухоль.

Я была рада поухаживать за бднымъ животнымъ, но какъ только осталась одна съ нимъ, меня обуялъ ужасъ.

Эта чудовищная голова, которая покачивалась на маленькомъ туловищ, вызывала у меня безумный страхъ. Непомрно большіе глаза, огромный ротъ, прямо торчащія уши, — все это вмст превращало барана въ такое чудовище, которое трудно себ вообразить. Онъ все время стоялъ посредин стойла, какъ бы боясь удариться о стнку. Я пыталась подойти къ нему, говоря себ, что это не больше, какъ баранъ. Но стоило ему повернуть ко мн голову, и я стрлою летла къ двери. Всетаки я чувствовала къ нему большую жалость и минутами мн чудился упрекъ въ этомъ покачиваніи головы направо и я налво. Тогда все у меня мшалось въ голов и я чувствовала, что схожу съ ума. Я поняла вдругъ, что способна дать ему умереть съ голоду.

Я разсказала объ этомъ пастуху, и онъ согласился ходить за бараномъ, пока не спадетъ опухоль. Онъ смялся надо мною, говоря, что не понимаетъ, какъ это можно такъ бояться больного барана.

Мн въ свою очередь удалось оказать ему услугу, и я была очень довольна.

Какъ то утромъ, отвязывая быка, онъ поскользнулся и упалъ передъ нимъ. Быкъ обнюхалъ его, отдуваясь и сопя. Это былъ молодой бычекъ, взрощенный на ферм, который начиналъ дурить.

Пастухъ боялся, чтобъ онъ не началъ бситься и былъ увренъ, что быкъ не забудетъ какъ онъ лежалъ на земл передъ нимъ.

Мн хотлось успокоить его, но я не знала, что сказать. Я была очень удивлена, увидя вдругъ, какой онъ старый: онъ бросилъ шапку на землю, и я впервые замтила, что у него совсмъ сдые волосы.

Весь день я думала о немъ и утромъ пока коровы выходили одна за другой, я не могла удержаться, чтобы не войти въ коровникъ.

Пастухъ пристально смотрлъ на быка, который нетерпливо дергалъ цпь. Я подошла и, погладивъ быка, отвязала его.

Пастухъ пропустилъ впередъ быка, и тотъ, какъ бшеный, бросился вонъ; посмотрвъ на меня съ изумленіемъ, пастухъ, прихрамывая, пошелъ за нимъ.

Я гораздо меньше боялась быка, чмъ распухшаго барана и каждый день, стараясь, чтобы меня никто не увидлъ, проходила въ коровникъ. Всетаки Евгеній замтилъ меня, отвелъ въ сторону, и, впиваясь въ меня своими маленькими глазками, спросилъ:

— Ты зачмъ отвязываешь быка?

Я боялась, сказать правду, чтобъ не досталось пастуху, и придумывала, что бы сказать, но ничего не придумала. Я стала говорить, что не отвязывала быка, но онъ насмшливо посмотрлъ на меня и сказалъ:

— Да ты никакъ лгунья?

Я тотчасъ же ему все разсказала, и въ слдующую субботу быка продали.

* * *

Я часто замчала, какой Евгеній добрый со всми. Когда у фермера выходили недоразумнія съ рабочими, онъ всегда въ конц концовъ звалъ брата, и тотъ нсколькими словами улаживалъ дло.

Онъ длалъ ту же работу, что и хозяинъ Сильвенъ, но отказывался здить на базаръ, говоря, что не съуметъ продать ни круга сыра.

Ходилъ онъ степенно, немного раскачиваясь, какъ бы подлаживался подъ поступь быковъ.

Почти вс воскресенья онъ проводилъ въ Святой Гор; когда же погода была слишкомъ плохая, онъ сидлъ за книгой въ большой зал. Я часто подстерегала его, не забудетъ ли онъ книгу, но онъ ее никогда не забывалъ. Я была въ отчаяніи, что ничего не находила читать на ферм, и стала собирать клочки газетъ.

Фермерша замтила это и сказала, что я становлюсь скупой.

Какъ-то разъ въ воскресенье я набралась смлости и попросила у Евгенія книгу; онъ подарилъ мн псенникъ.

Все лто я брала его съ собой въ поле. Я придумывала мотивъ къ пснямъ, которыя мн больше всего нравились, потомъ мн это надоло; помогая хозяйк въ общей уборк къ празднику Всхъ Святыхъ, я нашла альманахи за нсколько лтъ.

Полина велла мн снести ихъ на чердакъ; но я какъ бы случайно забыла ихъ въ ящик, гд они лежали, и по одному брала ихъ потихоньку. Въ нихъ было много занимательныхъ разсказовъ, и зима промелькнула такъ, что я даже не замтила холода.

Въ тотъ день, когда я отнесла ихъ на чердакъ, я долго шарила, въ надежд найти еще другіе альманахи. Я нашла только одну маленькую книжку безъ переплета; углы страницъ были свернуты трубочками, какъ будто ее долго носили въ карман. Первыхъ двухъ страницъ не хватало, а третья была такъ замуслена, что вся печать стерлась. Я подошла къ слуховому окну, къ свту и наверху страницъ увидла, что это „Приключенія Телемака“.

Я открыла наугадъ и, прочтя нсколько строкъ, такъ заинтересовалась, что тотчасъ положила ее въ карманъ.

Я собралась уже уходить съ чердака, но мн вдругъ пришло въ голову, что Евгеній положилъ книгу сюда и онъ можетъ придти за ней каждую минуту; тогда я положила ее обратно на закоптлую балку, гд она раньше лежала. И какъ только представлялся случай пойти на чердакъ, я заглядывала въ это мсто и прочитывала, сколько успвала.

* * *

Какъ разъ въ это время у меня опять заболлъ баранъ. Ему подвело животъ, какъ будто онъ давно не лъ. Я пошла спросить фермершу, что мн съ нимъ длать.

Она бросила ощипывать курицу и спросила, сильно ли его вспучило.

Я не сразу отвтила, спрашивая себя, что значитъ „вспучило“. Потомъ подумала, что врно вс больные бараны должны быть вспучены, и сказала, что да, и чтобы еще сильне подчеркнуть, поторопилась прибавить:

— Онъ совсмъ тощій.

Фермерша принялась хохотать, вышучивая меня, и крикнула Евгенію, который посвистывалъ около нея:

— Послушайте-ка, Евгеній, у ней баранъ вспученъ и тощъ заразъ.

Евгеній тоже расхохотался, сказалъ что я горе-пастушка и объяснилъ мн, что когда у барана вздувается брюхо, то говорятъ, что его вспучило.

Два дня спустя, Полина сказала мн, что они съ хозяиномъ Сильвеномъ видятъ, что изъ меня никогда не выйдетъ хорошей пастушки, и они ршили оставить меня въ дом помогать по хозяйству. Старая Бибишъ никуда уже не годна, а Полина одна не можетъ справиться съ тхъ поръ, какъ у нея ребенокъ.

Съ первыхъ же словъ я поняла, что теперь мн будетъ легко часто бгать на чердакъ, и горячо поблагодарила фермершу.

* * *

Теперь, когда я стала служанкой, мн приходилось колоть куръ и кроликовъ. Я никакъ не могла на это ршиться; хозяйка совсмъ не понимала моего отвращенія и говорила, что я, какъ Евгеній, который убгаетъ изъ дому, когда ржутъ свинью.

Чтобы показать мою готовность, я хотла попробовать заколоть цыпленка. Онъ бился у меня въ рукахъ и скоро солома кругомъ меня обагрилась. Когда цыпленокъ пересталъ шевелиться, я положила его въ ригу, чтобъ старуха Бибишъ его ощипала, но она подняла меня на смхъ, найдя цыпленка живехонькимъ на вялк съ зерномъ. Онъ прожорливо клевалъ, какъ будто спшилъ залечить рану, которую я только что ему нанесла. Бибишъ схватила его и когда она провела ему ножемъ по ше, солома стала гораздо красне, чмъ въ первый разъ.