Мученик

На первый взгляд, мрак за светом факелов казался абсолютным, словно очередная бездна, из которой человек, нырнувший в неё, может и не вернуться. Потом мои глаза различили едва заметные крапинки в стене теней – мерцающее пламя отражалось от какой-то неровной поверхности.

«Что это за место?». Я не позволил этим словам слететь с моих губ, вспомнив предупреждение Эйтлиша о задавании вопросов внутри горы. Вместо этого я стал просеивать свои знания о каэритских преданиях, пытаясь отыскать подсказку о том, зачем он привёл меня в это безликое подземное убежище. Большая часть моих познаний происходила от фантазий, накарябанных мошенником Улфином, и от нескольких отсылок к духовным вопросам, произнесённых Лилат. Да, однажды я владел весьма уникальной книгой, которая наверняка обеспечила бы меня нескончаемыми познаниями об этом месте, если бы только оставалась у меня. Мой разум сочинял разные идеи о магических сокровищах, которыми набита эта гора. Обнаружить, что она пуста, было одновременно разочарованием и облегчением, хотя мой любопытный разум склонялся скорее к первому, а не к последнему.

– Чем лучше упорядочены твои мысли, – посоветовал Эйтлишь, пряча кремень и огниво куда-то в недра своей робы, – тем легче тебе будет отыскать это.

Без дальнейших преамбул он скинул покров. Под ним была куртка без рукавов из свободного тонкого материала, который сидел на теле, которое я бы описал как гротескное и величественное. То, что сперва я принял за какую-то деформацию, оказалось собранным из огромных мышц. От плеч до запястий бугрились эти бледные, покрытые венами плиты. В сравнении с ними его голова казалась почти комически маленькой – безволосый каменный шар на шее из толстых переплетённых жил. Казалось, он вырос ещё на фут к тому времени, как роба упала на землю, и слетело всё впечатление уродливой слабости, явив весьма сильное существо.

– Пойдём, Элвин Писарь, – сказал он и взял ближайший факел с подпорки. – Пришло время тебе выбирать.

«Выбирать что?». Очередной вопрос остался за быстро стиснутыми зубами. «Тщательно выбирай вопросы, которые задашь в этой тени». У меня появилось стойкое ощущение, что меня заманивают этими зашифрованными аллюзиями. Может это испытание? Или просто выражение явного презрения? Как бы то ни было, я пошёл за ним, когда он шагнул в окружающую нас стену тьмы, и в свете факела открывалось то, что находилось в черноте.

Сначала я подумал, что древние каэриты по неведомым причинам решили наполнить эту гору поленницами старых дров. Но вскоре обнаружилась моя ошибка, когда мерцающий свет факела заиграл на треснутой, но всё ещё целой верхушке почерневшего от времени черепа.

– Кости, – сказал я вслух, переводя взгляд на всё новые груды, уходившие вдаль замкнутого пространства этой огромной пещеры. Я видел рёбра, руки, хребты, перемешанные, словно дикие заросли. Не только человеческие – медвежьи черепа стояли рядом с птичьими и волчьими, а каменный пол внизу усеивали зубы всех размеров и форм.

– Ты привёл меня в гробницу, – заметил я, и Эйтлишь в ответ пренебрежительно фыркнул:

– Это ваше слово, и ваш обычай, – сказал он. – Ты видишь здесь лишь смерть, поскольку ваши ограничения не дают вам увидеть ничего другого. – Он присел и протянул факел, осветив человеческий скелет. То ли случайно, то ли преднамеренно он почти целым лежал посреди сложенных костей, создавая иллюзию тела без плоти, лежащего в расслабленной, ленивой позе.

– Когда-то это была жизнь огромной силы, – сказал Эйтлишь. Протянув свободную руку, он положил ладонь на череп, и, для такого сильного человека, его прикосновение казалось до нелепости нежным. Он закрыл глаза и заговорил тихим голосом. – Может даже огромной мудрости, кто знает? Она прожила многие годы, пережила дни тьмы и возрадовалась в дни света. Однажды она своей силой помогла таолишь отбить огромный набег на южное побережье, и билась столь яростно, что налётчики не возвращались потом много лет.

Вздохнув, он убрал руку и выпрямился.

– Выбирай, – сказал он, указывая на груду. Судя по краткости его тона и суровому блеску глаз, я понял, что больше никаких объяснений не последует.

По-прежнему озадаченный, я посмотрел на хаотичное собрание костей, тщетно пытаясь отыскать значение и опасаясь требовать подсказки. Ещё некоторое время я бесплодно разглядывал кости, после чего, по-прежнему непросвещённый, начал отворачиваться, решив, что с меня хватит уже этих загадочных мучений. И когда мой взгляд скользнул на край кучи, он наткнулся на то, отчего я замер: вороний череп.

Воспоминания хлынули потоком: тот день на дороге в фургоне цепаря. Худший день в лапах этого чудовища, поскольку в этот день он убил Райта. «Кэйр тиасла?», спросил он, а потом раздавил череп соотечественника своими ужасными руками. Задавая этот вопрос, он насмешливо тряс перед Райтом бронзовым вороньим черепом, сорванным с его ожерелья с амулетами. Теперь я вспомнил, как цепарь после убийства ещё подержал амулет, а потом отбросил прочь, словно обдумывал некую скрытую ценность, которой тот мог обладать.

– Кэйр тиасла, – повторил я те слова, и нагнулся за черепом. Теперь я знал, что слово «тиасла» означает «здесь» или «сейчас», но может так же ссылаться на что-то, содержащееся в сосуде. А вот значение слова «кэйр» оставалось загадкой.

В руке вороний череп ощущался так же, как и любая старая кость – лёгкая и хрупкая вещица без какой-либо ценности, пустые глаза которой равнодушно смотрели на меня. А потом он на меня закричал. Звук переполнил мой разум, но не уши – разъярённое карканье от отвращения, из-за чего я взвизгнул, бросил его и отступил, потирая руку об рубашку.

– Ты ему не нравишься, – заметил Эйтлишь. – Не обижайся. Большинство из тех, кто сюда приходит, получают тот же ответ. Очень мало кто из нас получает благословение Олейт. – Он подчеркнул это слово, и стало ясно, что это наживка, соблазн очередным вопросом, который мне не стоит задавать.

– Кэйр, – сказал я, когда тревожный стук в моей груди поутих, и я смог заговорить. – Это значит… сила. В этих костях есть магическая сила.

– Магическая. – Эйтлишь весело усмехнулся. – Твой народ со своими дурацкими терминами. Но в твоих словах что-то есть. Кэйр это сила, которая обитает здесь, в этих останках тех, кто некогда жил. Ваэрит – это сила, текущая в них при жизни. В некоторых из нас поток сильный. При жизни мы приходим сюда, чтобы получить их благословение. После смерти мы к ним присоединяемся. – Он поднял руки и повернулся, словно охватывая всё помещение. – Олейт – это великое соединение тех, чей Кэйр задерживается после смерти и даёт наставления, когда они хотят.

– В некоторых из нас, – повторил я, и на ум пришло понимание. – Доэнлишь. В ней Ваэрит течёт сильно. Она наверняка тоже сюда приходила. И получила благословение.

Я хорошо видел черты лица Эйтлиша в свете факела, который он держал, и они показались мне любопытной пародией на красоту, словно их вырезал скульптор с искажённым чувством пропорций. Его полные красивые губы немного надулись.

– Во всяком случае, она сделала умный выбор, – тихо ответил он, а потом заговорил резче: – Как она поживает в ваших землях?