Надрыв

– У неё один из лучших баллов в школе, - Эмбер напоминает так же спокойно, но Тиффани кажется по-настоящему разъярённой.

– И что? Что с того? Ты её вообще видела? Один этот шрам на лице чего стоит - мерзость! И нет, чтобы прикрывать своё уродство, как все нормальные люди, носить причёску подлиннее, там, сделать пластику, она специально стрижётся так коротко, что даже если искоса смотришь то всё равно не пропустишь! Господи, да по ней видно, что она та ещё сука! Она же распустила те слухи насчёт сестры!

– Ты уверена, что это неправда?
– Мег качает головой недовольно, отрываясь от маникюра Эмбер.

– Но ведь...

– Это их личное, семейное дело, но никто не посмеет нам указывать, - замечает Эмбер, положив журнал на колени и неприятно улыбаясь.

Меган смотрит на неё с нежностью, и Руби думает, что это выражение лица больше подошла бы влюблённым, чем задушевным подругам.

– Руби, а ты всё ещё посещаешь этого недо-мозгоправа?
– томным голосом интересуется Уэйнрайт, поправляя рыжие волосы и накручивая прядку на палец в задумчивости.

Младшая девочка кивает в ответ, и Эмбер буквально расцветает.

– Солнце, ты просто чудо! Идея на миллион.
– Она поворачивается к Руби и просит мягко, но никого из присутствующих не сбивает с толку мягкость её тона - это приказ, и все это понимают. Особенно Руби, которая с некоторых пор на испытательном сроке у трио из шабаша, у неё нет права ошибиться.
– Тогда дождись момента, когда он отойдёт во время сеанса, и покопайся в её личном деле. Уверена, что-нибудь да всплывёт. Пусть и не сразу, но обязательно мы найдём слабое место Амелии Фрейзер.

– И покажем, что никто не посмеет нам командовать!
– радостно добавляет Куинси и шлёт воздушный поцелуй подругам и смеётся весело.

Да, теперь каникулы обещают стать куда приятнее, совсем не отягощённые раздумьями о том, что делать с теми кто посмел навязывать им свои условия столь безнаказанно.

Шабаш снова в деле.

Уильям.

Ничто на свете не может быть скучнее проверк домашних заданий - это убеждение свормировалось у Уилла давным давно, и прежде не было случая опровергнуть устойчивое мнение. Работа есть работа, его задача выполнять её хорошо, пока у него есть дела в этой школе. Однако, в какой-то момент она стала приносить ему удовольствие, а ведь он вёл всего три месяца занятий. В конце концов, оказалось, что традиции закрытой школы идут на пользу ученицам, приученным не повторять точку зрения учителя, а порой даже собственную, высказанную на уроке, а находить новые идеи.

Не обходится и без того, что некоторые работы Уилл выделяет для себя особым образом, другие перечитывает по нескольку раз, прежде, чем оставить какие-то пометки на полях или на обратной стороне.

Без неуместного, глупого безрассудства тоже.

Он вчитывается в работу снова и снова, легко узнав почерк - эту ученицу он особенно ценит за старание, хотя её труды и отличаются от прочих отсутствием навязываемых пансионом условностей.

Габриэль Фейн.

Его взгляд помимо воли останавливается на этой ученице, и это довольно мерзко. Все эти богатые детки и понятия не имеют что из себя представляет настоящая жизнь, но в её глазах есть что-то, что напоминает его в том же возрасте. тепло, зарождающееся в груди становится потрясением.

Гнев, отвращение, неприятие и стыд смешиваются для него в один миг, и он запрещает, просто запрещает себе делать это. Смотреть. Думать. Уилл не сказал бы, что это чувство слишком сильно для него, но достаточно велико, чтобы игнорировать её взгляды, делать тон сухим, почти грубым при ответах на незначительные вопросы. Временами, ему кажется, что Габриэль Фейн смотрит на него слишком долгими взглядами, но, хорошенько всё обдумал и решил, что его поведение с ней бросается в глаза.

Нужно подождать, привести мысли в порядок, подумать о чём-то ещё. О ком-то ещё. Он откладывает её работу в сторону, чтобы оценить чуть позже, прочитать ещё раз не зашореным взглядом. В его руках другая неординарная - угловатый почерк с узкими наклонными буквами сильно контрастирует с округлостью предыдущего. Такой врезается в память неприступностью вариации готического шрифта, и Уиллу хватает одного взгляда на верхний край листа, чтобы утвердиться в том, что Лия Фрейзер тоже написала традиционно небольшую, но качественную работу, продемонстрировав в ней свои таланты.

Никак не избавиться от подозрения, что это только вершина айсберга, но пока нет возможности заставить ученицу раскрыться полностью, остаётся лишь вывести чёткую 'А', и потянуться за следующей.

Амелия Фрейзер - ещё одна любопытная особа, но её таланты в изложении своего видения в прозе далеки от совершенства. Мысль распыляется на несколько страниц, и, в отличие от сестры, предпочитающей чётко выверенные фразы, украшена цветастыми метафорами, эпитетами, сравнениями сдобленных морем цитат и отсылок.

'Любопытно, родные, сродные или сводные?' - мелькает на задворках сознания воспоминание о том как часто их мать оказывается на заголовках желтых газет на фото с очередным любовником. И мисс Габриэль Фейн член семьи Фрейзер, с запутанной историей, в которую ему вникнуть так и не удалось.

И ему придётся стать её частью или разрушить её.

'Сын, с этого дня в твоём будущем есть некоторая стабильность', - сухо говорил его старик шестнадцать лет назад, - 'мне должен услугу один влиятельный человек и я договорился. В случае отказа с той стороны тебя ждут хорошие отступные. Не проворонь этот шанс, когда придёт время.'

Вот только вместо терпкого запаха оружия, кожи и пота, скрипа кухонного стула и взгляда суровых серых глаз память подкидывает ему сладковато-удушающий запах мёртвого тела перемешанный с невыветривающимся запахом дрянного виски и перегара, который пропитал в последние несколько недель их дом, скрип балки, к которой была привязана петля и пустые, подёрнутые белёсой плёнкой глаза, всматривающиеся в неведомые дали.

Уилл гонит это воспоминание прочь. Отец поступил с ним подло, бросив его на произвол судьбы, хотя они и часто говорили о том, что Уилл должен делать, если однажды папа не вернётся домой. Однако никто не говорил о том, что нужно делать маленькому мальчику, когда он застанет отца с мозгами на стене, или вскрытыми венами в остывающей ванной или вот так - в петле, привязанной к одной из балок.

Отец говорил, что обеспечил ему будущее, но он не говорил, что этим будущим должна стать дочь бизнесмена Фрейзер. Уилл откидывается в кресле и с силой сжимает переносицу, стараясь заставить головную боль, что накатывает каждый раз, когда он вспоминает тот проклятый день, отступить. У него есть вопросы, и много вопросов, которые он хранит ещё с четырнадцати лет, когда он впервые увидел дом, в котором живёт его невеста.

Такая юная, эта его невеста...

Он слишком долго думает об Амелии, пусть в этом нет ничего предосудительного, когда его мысли так же легко возвращаются к Габи, закрадываясь в ассоциативный ряд. Он касается кончиками пальцев её работы. Преступно молода, чтобы он мог смотреть на неё если не через романтических флёр, то с желанием, и наличие невесты того же возраста не дает ему поблажек.

Уилл снова вчитывается в работу, пытаясь заставить себя не думать о заплаканных глазах мисс Фейн, мимо которой ему пришлось пройти не так давно. Она выглядела разбитой и подавленной, и он чувствовал, что просто обязан вмешаться, помочь ей хоть как-то. Это было почти физической необходимостью.

Побоявшись показать свои чувства, и всё на что он смог решиться - простой жест, который нельзя было расценить однозначно. Участие, но приправленное изрядным равнодушием. Ничего личного, ничего предосудительного.