Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Подводя к искомому итогу: князь хотел твердо знать, полученный сегодня обморок следствием естественных причин или получился в итоге игры? И чтобы это сказал гоф-медик, а не въедливый князь Долгорукий. Именно для этого ему и нужен был дворцовый, всем хорошо известный врач. Если он, конечно в Зимнем дворце и свободен.

Естественно, при подследственной он это говорить не хотел и поэтому лишь глубокомысленно показал на лицо Ковалевой.

Александр Христофорович и ловеласом был неплохим (к сожалению, сейчас больше по старости лет перешедший в стадию гладиатора) и старшая дочь у него была почти что тех же лет. Поэтому он, разумеется, с ним согласился. Хотя буквально четверть часа назад сам же уверял, что и он может спокойно сказать о характере болезни.

Больше они ни о чем не говорили, поскольку пришли медики. Или, точнее медик в сопровождении жандарма.

Николай Федорович по фамилии Арендт, насколько представлял попаданец из интернета, к этому времени был уже тайным советником. Штатский генерал-лейтенант! Мог бы и надменно приказать привезти больную к нему. Тем более, не велика шишка — служанка при великой княгине под следствием.

Но пришел! Можно, конечно, цинично сказать, что лечить красивую молодую девушку захочет любой мужчина — до глубокой стрости включительно. И что на просьбу личного следователя императора согласно ответит любой здравомыслящий тайный советник. Но как-то не хотелось так грязно думать о людях в белых халатах.

Тем более, гоф-медик Арендт был добродушный седоватый старичок с веселым характером, который, как знал попаданец, широко лечил бедняков и даже за свой счет. И бог с ним!

Константин Николаевич с чистой душой поздоровался с медиком, который, в свою очередь, держался весьма благодушно.

Лечение их подшефной прошло недолго. Сразу было видно, что причиной обморока медик не считает ни тяжелой, ни, тем более, смертельной болезнью. Ласково погладил покрасневшее щечки, послушал пульс, деликатно держа руку Анюты и смотря на свой Брегет, наконец, прослушав через трубочку наполнение легких. Причем для последней рации ему даже не пришлось просить снять ее платье. Он только отогнул края одежды.

Очень деликатное и щепетильное обследование!

И вывод был очень впечатляющий и гуманный, хотя и грозный — пациентку нельзя в тюрьму — хоть жандармскую, хоть, тем более, Петропавловскую! Слаба здоровьем, как физическим, так и душевным.

Если поначалу на эти слова были вынужденные эмоции у князя Долгорукова, то потом административный нажим оказался большим у графа Бенкендорфа и он поспорил с его медицинским высокопревосходительством.

В итоге Ковалеву все же поместили во временную тюрьму, бывшую фактически обычной трехкомнатной квартирой на первом этаже неподалеку от служебной квартиры Арендта.

«Тюремным помещением» ее делали лишь пара засовов да дежурная тройка жандармов. Но не убежишь, тем более, девушке!

Врач обещался, как только через пару-тройку дней подследственная окрепнет, то ее можно будет перевести в обычную тюрьму, но со значительными послаблениями, если их сиятельства не хотят опять отягощать ее здоровье.

Сиятельные жандармы переглянулись. Проводить опыты над здоровьем они не собирались. Более того, оба согревали себя надеждой, что все закончится благополучно.

С тем пока и отпустили Анюту в ее тюрьму. Но когда она вышла, и собеседники его уже собирались разойтись, князь внезапно провел над врачом самый настоящий допрос, только без принуждения и, естественно, любого физического давления. Но с официальным протоколом и предупреждением об уголовном преследовании за обман.

Николаю Федоровичу это очень не нравилось, но господа следователи при этом были мягки и деликатны, а обстоятельства довольно объективны. Поэтому он сдержался и на все получаемые вопросы отвечал честно и подробно.

Да ведь и то! Задавал вопросы сам личный следователь императора Николая I сиятельный князь Долгорукий, а его непосредственный начальник граф и генерал-от-кавалерии Бенкендорф хоть и молчал, но благожелательно и внимательно слушал ответы.

Честь-то какая а не позор!

В общем, Константин Николаевич услышал желаемую информацию, хотя и нельзя сказать, что она была ему в радость. С другой стороны, поступки подследственной ничуть не выходили за рамки женской деятельности виноватой особы. Так что веселись, попаданец, — хоть что-то в вашем мире постоянно.

Николай Федорович сказал, что обморок по большей мере носил естественный характер, и было вызвано слабым здоровьем женщины и значительным оттоком крови от головы.

В тоже время данные причины не могут быть следствием столь сильного обморока.

— Хитрит, голубушка, — пояснил Арендт, — зачем, вам лучше знать, но хитрит точно. И, по-моему, из обычной женской хитрости. Молодого кавалера, может быть, и обманула, но не старого профессионала.

Князь придерживался такого же вывода. Собственно, ему был лишь нужно формальное доказательство. Ведь ему самому ни император Николай I, ни его дочь Мария Николаевна в этом аспекте вряд ли бы поверили.

Но старого человека, который зубы съел на всем этом, не слушать было никак нельзя. Мда-с! Железобетонное доказательство для следствия и, если понадобится, и для судебного заседания.

Арендта поблагодарили и отпустили. Собственно, рабочий день заканчивался. Бенкендорф хотел совершить еще одну заботу, вытекающую из его обязательства и права, из-за которых ему завидовали миллионы россиян и не только — совершить каждодневный августейший доклад, каковой он должен был доводить до сюзерена и все, он свободен!

Константин Николаевич, разумеется, попросил изволения у своего шефа и начальства присутствовать на докладе. А Александр Христофорович в свою очередь соизволил. Хотя и тот и другой прекрасно знали — все уже решено их августейшим покровителем. Разумеется, тот будет только ЗА!

Князь, кроме того, должен был окончательно переговорить с Марией Николаевной. Так решил попаданец. Накануне он зря отдал инициативу своему соратнику по телу. Хоть и дворянин Бог знает в каком колене и гордости столько, что аж в туалет ходит испражняться, а все одно лопоухий молодой. И к женщинам его лучше не подпускать!

Опять пришли в рабочий кабинет. Поскольку время было оговорено, то разговоров не вызвало. Хотя, видно было, не тем голова императора занята. Николай Павлович слушая, то и дело поглядывал на часы, что было для него несвойственно, а потом вопросительно на князя, что тому очень скоро стало понятно.

Видимо, затем продолжится трудный разговор о смене фамилии и рода, — сообразил попаданец. Огорчился: — ни император, ни он отступать не хотят. И хотя, по большому счету, все это полная ерунда, но деваться некуда.Ни те, ни эти не поймут, даже тот же Николай I начнет потихоньку презирать. А что делать?