Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

В результате, две этих представительницы женского пола сговорились у него за спиной о нем же. Прямо-таки как бесправный раб, ничего не знающий, ничего не помнящий. А ему, как минимум, все по фиг! Не зря он в прошлой жизни отодвигался от женщин. А вот в XIX веке пустился во все тяжкие и сразу попался в женские тенета.

Он сделал все, что Елена Федоровна попросила от него и та, подозрительно, но ласково глядя на него, быстро отстала. Лишь только потом он понял, куда попал. это, между прочим, уголовная статья о многоложестве, тоже довольно позорная. Хотя что уж тут!

Так и прошелся утром он, соответственно, в допросную — разговаривать с глупышкой Анютой и контролировать не менее глуповатого (уж извините!) Бенкендорфа. А сам он, пусть не глупый, но доверивый и нс яп.

Ни первая, ни второй по большому счету к такой характеристике не подходили, но князь был чрезмерно раздражен и поэтому отпускал не очень-то любезные эпитеты. Хорошо, хоть только мысленно.

— Ваше сиятельство! — углубившись в свои мысли, он чуть не врезался в жандарма. Тот куда-то торопился и появился внезапно. Правда, затем встал по стойке смирно и потому въехался все же князь в жандарма, а не наоборот.

А тот даже сиплый голос подал, — дескать, вот он я, смотрите, не ушибитесь невзначай, ваш сясь. Тьфу!

Константин Николаевич, конечно же, врезался, немного ушибся и от этого даже неожиданно успокоился. Посмотрел в упор, сверху вниз, жандарм был ниже, но весьма плотный:

— Что же это ты, милейший, такой кавардак устроил? Коридор узок?

— Так что, ваше сиятельство, его сиятельство граф Бенкендорф послал за вами, просит вас как можно быстрее прийти. Подследственной дурно, в обморок упала!

Обморок — это плохо. Такая вполне естественная реакция человека на сильную боль, а у женщин еще и на страшный стресс.

Константин Николаевич немедленно забыл о своих проблемах. Он был уже два столетия на службе, чтобы не выбирать, что выше — служба или личная жизнь. Отрывисто спросил:

— Что стало с Анютой? Не ушиблась невзначай?

Они быстро шли к допросной и заодно князь — ведь рот был свободен — расспрашивал собеседника. Немного после столкновения он быстро узнал его — это был один из часовых по странной фамилии Куделя. И он, не скрывая, все докладывал. Свой же, тем более, очень высокий начальник и сиятельный князь!

— Так что, ваше сиятельство, утречком Анюта захотела испить чаю, потом просто сидела. А по приходу его сиятельства вдруг без слов рухнула со стула на пол. Так ему обрадовалась, — грубо пошутил он. Продолжил: — его сиятельство сказали, что это обморок, потребовал холодной воды и послал меня за вами.

— Мгм, а скажи-ка, любезный, а за медиком он послал? — поинтересовался князь небрежно.

— Не могу знать, ваше сиятельство! — тот же отрапортовал Куделя. Вот ведь упорный подчиненный!

Куда уж ему, — ехидно подумал князь, затем озаботился поиском медицинского кадра. В Зимнем дворце, при императорах, кажется, был один медик, толи врач, толи, скорее всего, для XIX века фельдшер. Ничего если он поинтересуется. Эх, надо было учить историю, хотя бы на пенсии, не выглядел бы таким неучем.

— А, скажи-ка, любезный, во дворце врачи есть? Или хотя бы какая-то сестра милосердия?

— А как же, ваше сиятельство, обязательно! И врачи и фершалы! — радостно отрапортовал Куделя, — гоф-медиками называются. По очереди дежурят у личных покоев госуларя-императора. Могут и остальным помочь и даже подойти к больному во дворце, если не долго.

Замечательно. Посмотрел на жандарма:

— До нужной комнаты я дойду сам. А ты, пожалуй, найди гоф-медиков, да скажи, что светлейший князь Долгорукий почтительно просит одного из них подойти в допросную, помочь больной. Знаешь, где они?

— Так точно! Меня уже раз пользовали медики, когда я ногу нечаянно сломал, — отрапортовал Куделя, — поищу в комнате у личных покоев государя-императора, если не будет, тогда спущусь в квартиру Николая Федоровича Арендуса (правильнее Арендта). Найду!

Хо, какой, однако, оптимист! Впрочем, пусть поищет, авось найдет. Может, ему тоже стоит поискать Марию Николаевну и прямо все выяснить, что и зачем она искала у него дома?

Мысль эта была попаданца еще XXI века, но князь так эмоционально завибрировал, что тот отступил. Пойдем лучше все же к Анюте, узнаем, что с ней стало. И с Бенкендорфом поговорим, что он еще сделал, кроме как пугать девчонок.

Дверь в допросную была вообще открыта. Это прямо противоречило положению инструкции и князь уже хотел сделать жандармам замечание (не Бенкендорфу же!), как буквально перед его носом дверь захлопнулась.

Однако же! Пришлось самому открывать дверь!

В допросной ему искренне порадовались. Правда, лишь один человек, зато генерал-от-кавалерии и граф Бенкендорф. А остальные — офицеры и рядовые — были, как бы, при нем.

Поздоровался с его сиятельством, с офицерами, кивнул рядовым.

— А вот и вы, князь, — воскликнул Бенкендорф, — очень хорошо! Присаживайтесь ко мне, видишь, тут как весело.

Князь Долгорукий, не чинясь, сел на специально поставленный для него у шефа жандармов стул. Все-таки ждал!

— Что тут у нас нового, Александр Христофорович? — поинтересовался князь.

— А, — махнул рукой Бенкендорф, — хотел вот поспрашивать до вас Анюточку. Но она взяла и упала на пол в беспамятстве. Медиков звать не стал, сразу видно — обморок от избытка чувств. Да и не велика птица.

— Да-с! — только и сказал князь, посмотрев на иссине-белое лицо подследственной служанки приведенной в себя и скромно сидящей перед ними, — я все-таки вызвал гоф-медиков. Что-то уж очень она разволновалась.

Проблемы он нашел, честно говоря, зримые и для него далеко известные.

Во-первых, шеф. Этот педантичный иностранец сегодня на удивление сильно облапошился. Но ведь будет и завтрашний день и тогда граф, выспавшись и став с той ноги, спросит, а что говорят медики? Ха-ха-ха!

Во-вторых, Анюта Ковалева, эта актриса погорелого театра. Нет, он все понимает и ее не осуждает. Писарь Лешка та еше скотина.

А если она и дальше еще играет? Пойдем по ее нотам и следствие окажется совсем не в нужном результате. Точнее, все они окажутся в большой галоше. Вот император будет рукоплескать!