Очерк о родном крае
Шрифт:
Сельматри выпрямился и опустил экран. Щелк.
– Что ж.
Майор качнул головой и полез ладонью за отворот висящего на спинке кресла мундира. Достал пачку сигарет.
– Я мог бы ничего вам не объяснять, - сказал он, выуживая к пачке зажигалку.
– Вы уже не имеете отношения к EDR, а как частному лицу я могу с полным правом заявить вам, что информация о ходе расследования разглашению не подлежит, с претензиями - к нашим юристам. Но в качестве жеста доброй воли...
Сельматри закурил и сморщился от ослепительного зигзага молнии за окном.
– М-да, погодка, -
– Так вот, в ответную любезность за видео, я скажу вам, что я его смотрю в третий раз. Мы, конечно, изъяли записи, но, как я понимаю, они уже утекли и распространились. Что ж, бон аппетит! Это не имеет значения.
Марек стащил ноут в сумку.
– Совсем?
Майор пожал плечами.
– Сказать, что я увидел? Что патруль остановил пару для проверки документов. Это его обязанность. Мы здесь именно этим и занимаемся - поддерживаем порядок. У девушки не прочитался документ. Ее попросили...
– Они не были патрулем!
– Вот как!
– Сельматри задумчиво хмыкнул и как-то по-новому, с острым интересом, взглянул на Марека.
– Уже и это известно. Наша внутренняя служба безопасности что-то совсем не ловит мышей. Что ж, тогда, возможно, как версия - пехотинцы в свободное время просто хотели подшутить над гуляющими.
– Кажется, это распространенная практика всех отдыхающих пехотинцев?
– поиграв желваками, спросил Марек.
Майор, выдвинув ящик стола, потушил в его недрах сигарету.
– Я понимаю, что вы чувствуете, - сказал он.
– Но, думаю, как разумный человек, вы не будете отрицать, что ваш брат все же напал на представителей миротворческого контингента?
Марек почувствовал, как кривая улыбка раздвигает губы.
– Мне примерно так же и говорили, - сказал он.
– О, вы уже с кем-то познакомились?
– Друг Андрея сказал, что я ничего не добьюсь.
– Вот видите, - сказал Сельматри, - друг вашего брата не в пример лучше понял ситуацию. Да, это трагедия, но надо смотреть правде в глаза: он напал.
– Он защищал девушку!
– Как будто ей что-то грозило.
– Ее изнасиловали!
– крикнул Марек в смуглое лицо.
– Вы же видели, - сквозь зубы произнес он.
– Вы видели, как ее тащат.
– Мало ли.
Марек спрятал руки за спину, чтобы не иметь соблазна воткнуть пальцы в холодные скандинавские глаза.
– Ее изнасиловали, - повторил он.
– Было медицинское освидетельствование?
– поинтересовался Сельматри.
– Есть зафиксированные в полиции показания, что именно наши военнослужащие совершили акты насильственного сексуального действия?
Марек скрипнул зубами.
– Может, вы еще и в убийство на видео не верите?
– Почему? Верю. Но я же говорю, что у наших солдат было право на защиту от нападения. Возможно, они отреагировали не совсем адекватно...
– Как тот мальчишка, что выстрелил Андрею в лицо?
– Вы правильно сказали - мальчишка.
– Это не оправдание.
Майор Сельматри поднялся из кресла и навис над Мареком.
– Чего вы хотите, Канин? Чтобы я вызвал этого мальчишку и вручил вам пистолет? Так вы же его не убьете! Не в русской это традиции. Вы его еще пожалеете.
В крайнем случае, изобьете. Или поплачете у него на плече.Марек встретился с майором глазами.
– Возможно, я убил бы вас.
Сельматри широко улыбнулся.
– И меня бы вы тоже пожалели.
– Он сел обратно в кресло.
– Насколько я понимаю в закоулках русской души, вы все время думаете о людях лучше, чем они есть на самом деле. А потом даете, так сказать, им время исправиться. Это какой-то совершенно тупой образ мысли. Шаблон, вбитый на этой земле раз и навсегда в бедные местные головы. Даже удивительно, как вы с таким простодушием дожили до двадцать первого века. С таким образом мысли можно только обманываться и страдать.
– Именно поэтому и дожили, - сказал Марек.
– И к вам пришли мы!
– развел руки Сельматри.
– Теперь терпите.
– То есть, разбираться в смерти моего брата и судить виновных вы не собираетесь?
– Совершенно верно. Расследование будет чисто формальным.
– Понятно.
Майор рассмеялся.
– Канин, я не понимаю, вы же были добропорядочный европеец, на хорошем счету, с квартирой и машиной. Вас же все устраивало! Боже мой, почему я вижу перед собой угрюмое и грязное существо, которое в один момент на все это плюнуло?
– Воздух, - сказал Марек, встав.
– Всего хорошего, - посерьезнел Сельматри.
– И да, скажите там своим, что никаких беспорядков мы не допустим.
– Я пришел сам по себе.
– А я так и понял.
Марек сделал шаг к двери.
– Последнее, - повернулся он.
– Мне хотелось бы забрать труп брата.
– Это не ко мне, - сказал Сельматри.
– Но хоть где он, вы можете сказать?
– У вас не так много моргов в городе. Кажется, он в морге при второй городской.
– Наверное, потребуется разрешение от вас.
– Да, но я позвоню.
– Спасибо и на этом.
Марек спустился в холл, сдал самодельный бейджик и вышел на улицу.
В небе погромыхивало, шумел дождь, оцепление стояло целлулоидными елками. На дождь было наплевать.
Я изменился, подумалось ему.
Ноги понесли его по Демократической прочь. Пиджак быстро намок на плечах и на груди. Мимо проскочил тощий хлыщ с зонтиком. Уже на повороте какой-то лихач на 'мерседесе' обдал его бызгами. Правая штанина и носок намокли.
Куда идти?
С направлением Марек не определился, но спустя минуту понял, что шагает в сторону площади. Оттуда, правда, уже не слышалось многоголосья. Разошлись? Разогнали? Или бывший горисполком взят штурмом?
Неопределенность наполнила его беспокойством.
Город растворялся в шуме дождя, тихо мок. За два квартала навстречу Мареку потянулись люди. Сначала по одному, по двое, с перекрестка - селевым потоком, частично выхлестнувшим за тротуар, на дорогу.
Марек остановился и оказался притиснут к стене дома между выступами подоконников, а люди проходили мимо, угрюмые, насупленные мужики, редкие женщины, похожие на мужиков, молодые лопоухие мальчишки призывного, как когда-то говорили, возраста. Часть потока затекала в арки и подъезды, часть сворачивала в рукава улиц.