По тропам волшебных лесов

Люди засуетились, откуда ни возьмись подступили суровые стражники. И между ними, разъяренной торговкой и прочим людом, беспомощно заметалась чья-то долговязая фигура. Опомнившись, Хейта обернулась. Но, незнакомца, конечно, уже и след простыл. Она вздохнула с досадой и принялась пробираться через толпу.

Возмутитель спокойствия и впрямь выглядел весьма подозрительно. Длинный и тощий, облаченный в плащ с капюшоном, он двигался шустро и ловко, почти неуловимо, словно не шел, а плыл над землей.

За каких-то пару секунд он успел раз десять обернуться вокруг себя, оценивая, насколько плохо обстояли дела. Капюшон при этом он надвинул на глаза. Большие, зеленые, яркие, они лихорадочно сверкали и бегали, придавая своему обладателю воистину диковатый вид. Губы при этом он нервно покусывал, не переставая, однако, жутковато улыбаться во всю ширину своего большого, тонкого рта.

Смекнув, что дать деру просто так не удастся, он стал вести себя совершенно иначе. Стремительно оббежал сплотившихся вокруг него людей, исхитрился каждому в лицо заглянуть, не переставая твердить:

– Ну какой я вор? Ну разве я на вора похож? Просто шел по своим делам, а она вдруг принялась орать! Я с перепугу не понял, что творится, то ли нападают, то ли в городе пожар, вот и дал деру! Ну поглядите, ну какой из меня вор?

Хейта, созерцавшая эту картину, была совершенно уверена, что незнакомец врал. Врал все – от первого до последнего слова. Но тут она недоуменно заметила, что люди стали в сомнении качать головами, пожимать плечами, кто-то даже махнул рукой и развернулся с твердым намерением уйти. Торговка, и та вдруг задышала ровней, растерянно опустив толстые руки.

Может быть, тем бы это темное дело и кончилось, кабы Борх внезапно не вырос позади незнакомца и, ухватив его за шиворот, не наказал ему строго.

– Бросай паясничать! Выворачивай карманы!

Незадачливый вор понуро сник. Хочешь не хочешь, пришлось делать, как приказали.

Карманы были вывернуты. На землю посыпались блестящие заморские сладости в красивых серебристо-зеленых обертках.

– Я же говорила, вор! – вмиг опомнившись, пуще прежнего заверещала торговка. – Я из великой земли Ламос! Мы с Хольтэстом издревле торгуем. И всякое бывало, но чтоб воровали прямо с прилавков среди бела дня? Позор! Всему городу позор! Вор должен за это ответить!

Незнакомец, судя по всему, сперва не шибко испугался. Он только кривился, как от оскомины, всякий раз, как торговка выдавала очередную порцию неистовой брани. А, когда она на мгновение приумолкла, вновь принялся увещевать толпу, оживленно размахивая руками.

– Да меня самого в дороге обокрали! Поглядите, карманы совсем пусты. Кроме сладостей в них и не было ничего! И кошеля при мне нет, и сумы! Гол как сокол! А живот подвело! Что первое попалось под руку, то и загреб. Неужто, из-за такой мелочи будете губить человека?

Говоря это, он все тщился заглянуть себе за спину, в глаза стоявшего позади него Борха, но, получив как следует рукоятью меча по затылку, болезненно сморщился и решил оставить эту опасную затею.

– Вот правителю свои байки сейчас и расскажешь. Он решит, что с тобой делать, вор, – пригрозил Шнарф.

– Только, ты это, ни на что особо не надейся, – встрял нагловатый Варг. – У нас, в Хольтэсте с грязными воришками, вроде тебя, разговор короткий, – сказав это, он наглядно изобразил, как одной рукой вроде как топором, отрубает себе другую.

Тут-то Хейта и приметила страх, протаявший в зеленых глазах незнакомца. Он не был отчаянным, как пристало бы в его положении, а сродни легкой растерянности. Казалось, бедолага только-только начал осознавать, в какую серьезную передрягу угодил. Теперь, когда он перестал беспрестанно метаться, Хейте удалось получше его разглядеть.

Лицо его, слегка поросшее щетиной, было длинным и угловатым, под стать телу. Острый нос сильно выдавался вперед. Темные, всклокоченные волосы, беспорядочно падали на высокий лоб. Меж широкими черными бровями залегла глубокая морщинка. Губы, переставшие натужно улыбаться, сложились в долгую скорбную линию.

Кожа незнакомца была очень бледной, с тонкой сетью синих вен и прожилок, как если бы он долго болел или же, вправду, голодал. Обе догадки имели право на жизнь. Внешний вид незнакомца о крепком здоровье не говорил. А в очередное вранье про грабеж на дороге, как показалось Хейте, бедолага ненароком вплел долю правды. Он и впрямь был гол как сокол.

Растерянный вор понуро побрел вперед, понукаемый Борхом. Хейта мельком успела поймать его взгляд. Куда делась самоуверенность и шальное бахвальство? Глаза его были насквозь пропитаны совершенным равнодушием ко всему. Они не были злыми, эти глаза, но усталыми. Да и украл этот бедолага, верно, тоже не из злого умысла. И, хотя, она точно не ведала из-за чего, лишить его за это руки, ей отчего-то показалось наказанием чрезмерно суровым.

Хейта долго потом вспоминала, что ее все же толкнуло тогда, откуда нашлись слова, где взялась эта отчаянная решимость, граничащая с безрассудством? Повинуясь какому-то глубинному наитию, игнорируя истошные вопли разума в своей голове, она подалась вперед, растолкала впереди стоявших людей и выскочила аккурат перед пленником и суровой стражей.

– Подождите! – голос, казавшийся таким грозным в ее воображении, въяве прозвучал на удивление неуверенно и глухо. – Стойте! – чуть громче добавила она. – Я его знаю. Он правду говорит. Когда к городу шла, видела, как его обокрали.

Толпа изумленно зашумела. Не смог скрыть удивления и пленник, вперив в Хейту два разом вспыхнувших изумрудных глаза. Только стражники продолжали недоверчиво хмуриться.

– А-а, Вильда, – признал девушку Борх. – Ну, рассказывай, что видела.

Заглушив ворчание совести, Хейта выпалила как на духу.

– Он пешком шел. Набросились на него трое, поколотили. Все, что было при нем, отобрали, – и в лес.

– Ну и что с того? – подскочила на месте возмущенная торговка. – Значит, можно ему у других красть?

– Она дело говорит, – развел руками Шнарф. – Воровство есть воровство.

– Вот-вот, – злобно насупилась баба. – Пусть платит за испорченный товар, чтоб впредь не повадно было. Не деньгами, так рукой!

Варг толкнул вора вперед, но Хейта не отступила в сторону. Растеряв остатки разума, она отчаянно выкрикнула:

– Я за него заплачу!

Потянувшись к кошелю у пояса, она достала монету, подаренную матерью, и протянула ее торговке.

– Вот, этого хватит?

У той так широко глаза распахнулись от изумления, что их, внезапно, стало видно на заплывшем от жира лице.