По тропам волшебных лесов

Брон тотчас поменялся в лице.

– Поляна эта вовсе не расчудесная! – жестко бросил он. – Здесь обитают плющевики.

– Это… такие милые зеленые человечки? – вскинула брови Хейта. – К ним еще за советом ходят?

– В обычном лесу, быть может, – отозвался волк-оборотень. – Но тут они злобные и опасные. Лучше с ними не встречаться.

Путники пожали плечами и отвернулись. Фонарики сдумали, куда надлежало лететь и снова отправились в путь. Но от зоркой Харпы сложно было что-то утаить.

– Так вот над чем ты размышлял после лесной прогулки? – прищурилась она. – Советами злобных плющевиков? И о чем ты с ними толковал? О Хейте, не иначе. Я заметила, как ты на нее глядишь…

Брон не ответил, только смерил ее холодным взглядом и двинулся вслед за остальными. Харпа ядовито хмыкнула.

– И что вы все в ней нашли!

Лучистые огоньки летели вдоль длинной и высокой скалы, плотно занавешенной плющом. Путники шли так уже довольно долго, когда вдруг и Хейта, и фонарики разом остановились.

– Что такое? – прошептал Гэдор.

– Пока не пойму, – также тихо ответила Хейта.

Она покрутила головой, задумчиво провела рукой по толстым лозам плюща, попыталась раздвинуть их – получилось! За сочной стеной из плюща скрывался потайной ход.

– Что будем делать? – сипло выдохнул Мар.

– Пойдем вперед, – отозвалась Хейта.

– А что, если морок-дремотник там не один? – спросил Брон. – Что, если существ много?

– Не думаю, – мотнула головой Хейта. – Когда я столкнулась с ним в доме старейшины, успела почувствовать его одиночество, – она развела руками. – Иначе зачем ему было покидать нехоженые места Сумрачного леса и пробираться в деревню за детьми? Как видно, он остро нуждался в компании себе подобных.

– А с этими что будем делать? – Мар кивнул на фонарики. – Ведь выдадут нас с потрохами.

– Это вряд ли, – ответила Хейта. – Морок-дремотник, верней всего, сейчас сидит вместе с детьми в какой-нибудь пещере. И все они погружены в эти безумные видения, – она призадумалась. – Но даже, если не так, фонарики могут сослужить неплохую службу. Морок-дремотник привык жить в темноте, потому и наведывался в деревню только ночью. Яркий свет его попросту ослепит.

Путники переглянулись. Больше возражений не нашлось. Мар приоткрыл густую завесу плюща, и путники один за другим проследовали внутрь.

Свет волшебных огоньков озарил каменистый пещерный ход. Он был довольно просторным, но низким. Путникам пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой. Они двинулись вперед, стараясь идти так тихо, как было возможно, ибо каждый неловкий шаг отзывался в душном подземелье гулким эхом. Ход тянулся долго, невыносимо долго, покуда не разбежался на три других.

– И что будем делать теперь? – прошипела Харпа.

– Если мы будем толпой ходить по ним, покуда не найдем верный, то вечность проходить можем, – отозвался Мар.

– Но, если разделимся, как узнаем, кому повезло? – заметил Брон.

– Каждый возьмет по фонарику. Они подскажут, – ответила Хейта. – Фонарики связаны между собой. Если одному улыбнется удача, другие приведут к нему.

Гэдор, поразмыслив, кивнул.

– Стало быть, так и поступим.

Харпа толкнула Мара в левый ход и двинулась следом. Гэдор и Брон пошли правым ходом, Хейте же достался средний. Переведя дух, она шагнула вперед.

Ход был ровным: не вихлял, не делился и никуда не сворачивал. Она долго брела в одиночестве, ведомая светом огонька. Воздух сюда не попадал, а от песка и пыли резало глаза и было трудно дышать. И, когда ей уже стало казаться, что ход никогда не закончится, стены вдруг расступились, и Хейта буквально вывалилась в широкую пещеру. Она тут же вскинулась и огляделась.

По бокам темнело несколько отверстий, видно, другие ходы тоже вели сюда. А вот выводил из пещеры только один, самый просторный и высокий. По сторонам послышалось тяжелое сопение ее спутников.

– Поспешите! – шепотом вскричала Хейта. – Мы почти у цели.

Как вдруг, обернувшись, она заметила крошечное темно-лиловое облачко пыли, метнувшееся к ее лицу. Хейта вскинула руки, но было поздно…

Харпа и Мар выскочили из хода вторыми. Девушка тут же принялась отряхиваться, выбивая из волос и одежды въевшуюся пыль. Мигом позже из другого хода показались Брон и Гэдор.

Все четверо подступили к Хейте. Она стояла совершенно недвижно и, казалось, не обращала на них ни малейшего внимания.

– Ну что? – нетерпеливо вопросил Мар. – Вперед идем, али как? – и только тогда поглядел на Хейту.

В тот же миг лицо его и без того бледное, сделалось белым, как северный мох. Остальные, заприметив это, тоже подступили к Хейте и замерли, не в силах вымолвить и слова.

Глаза девушки, обычно ясные, были нынче черными, словно их заволокло мглой и, как видно, не замечали ничего. Губы несчастной что-то бессвязно шептали. Мар наклонился поближе, чтобы разобрать.

– Отец, – донеслось до его слуха. – Не может быть, отец. Ты же умер давно!

– Видения, – ошалело прошептал Мар.

И все четверо обменялись отчаянными взглядами, внезапно, уразумев, в какую кошмарную ситуацию они угодили.

Их окружал лес. Заповедный лес. Она узнала бы его, наверное, из тысячи лесов. Даже с закрытыми глазами. Просто по запаху, по звукам, по самому ощущению.

Стояла весна. Землю покрывал пестрый цветочный ковер. Деревья тоже цвели, то и дело роняя на землю, точно снежинки, нежные, белые лепестки. А солнце заливало все мягким, ласковым светом, и, казалось, согревало своим теплом, не только природу вокруг, но и самое сердце. Легкий ветерок разносил чудесный сладковато-пряный аромат цветов, кудрявых трав и молодой новорожденной хвои.

Перед Хейтой на тропе стоял человек. Его лучистые серые глаза улыбались. Такая же улыбка играла на губах. Темно-русые волосы, припорошенные легкой сединой, в свете солнца казались золотыми. На человеке был плащ, серый, под цвет глаз.

Сердце девушки пропустило один удар. Она бы и человека этого узнала среди тысячи лиц. Почувствовала бы с закрытыми глазами. Она и похожа была на него как две капли воды.

– Отец, – едва слышно прошептала Хейта. – Не может быть, отец. Ты же… умер давно.

– О чем это ты, доченька? – непонимающе молвил Хальд. – Я здесь, с тобой. Мы гуляли по лесу. Ты, верно, устала. Пойдем-ка домой, – он приветливо протянул ей руку.

Свою крупную заскорузлую руку, облаченную в рубаху цвета молодой листвы. Она помнила его руки, как они обнимали ее, когда она была еще совсем малой, как подбрасывали в воздух, как щекотали, а она отбивалась, но больше для виду.

– Ты… умер, – упрямо повторила она.

От подступивших слез противно защипало в носу.