По тропам волшебных лесов

Но сегодня я говорю, – довольно! Хватить убивать. Отныне и впредь мы не отнимаем жизнь без крайней нужды. Если кому-то это не по нраву, он может уйти. Как я и сказал, задерживать не стану.

Все невольно поглядели на Харпу. По ее лицу трудно было что-то разобрать. Наконец, она подошла и села на землю рядом с Маром. Тот вытаращил глаза.

– Чего пялишься? – дерзко бросила Харпа. – И чтоб ни слова от тебя!

Гэдор печально улыбнулся. Брон тоже подошел, молча поднял с земли несколько брошенных мешков. Хейта подскочила, принялась помогать. А за нею Харпа и Мар. Все дружно занялись делом.

Обсуждать произошедшее с Гэдором никто не спешил. Все понимали, что о таких вещах так просто не говорят. Гэдор же незаметно подошел к упырю, поглядел на него выжидающе.

– Мар?

Тот поднял на него невеселые глаза.

– Я по молодости много натерпелся, тебе про то ведомо, – тихо проронил он. – И по большей части от своих же. Но все равно, как услыхал, что стало с теми упырями, словно ножом проткнули меня, – он тяжко вздохнул. – Но тебя я не виню. Ты тоже потерял тогда.

– Благодарю, – молвил Гэдор. – Значит, все в порядке?

Мар кивнул.

– Пусть тени прошлого спят и не тревожат нас.

Гэдор тепло сжал его костлявое плечо. Остальные, тем временем, уже собрали пожитки и терпеливо дожидались их в сторонке. Следопыт извлек из сумы заветный перемещающий камень и вдохновенно прошептал.

– Домой!

Ослепительная вспышка на миг озарила высокий полог леса, а в следующий миг путники исчезли вместе с камнем, мешками и фонариками. И лес вновь затопила непроглядная пугающая темнота.

А на другом конце Сумрачного леса, на узкой прогалине, озаряемой лишь светом блуждающих огоньков, в траве играл шустрый черный лисенок. Он углядел неподалеку от себя изумрудного майского жука, и теперь во что бы то ни стало вознамерился его изловить. Вот лихо изогнул пушистую спинку. Янтарные глазки-бусинки плутовато посверкивали. Прыжок!

Но в тот самый миг жук, как назло, распахнул крылышки, и перелетел на другой лист. Лисенок со всего маху ткнулся мордочкой в землю, и обиженно потер лапкой ноющий нос. Как вдруг он взволнованно покрутил лохматой головой и навострил острые ушки.

В чаще зашептались кусты, зашелестела мурава-трава, и из угольной темноты выступил статный смоляной единорог. Теплые глаза ласково оглядели лисенка. И слегка наклонилась в знак приветствия, увенчанная блестящим рогом, голова. Лисенок неуклюже поклонился в ответ и, круто развернувшись, стрелою припустил назад в дремучий лес.

В это же время неподалеку, в пещере, окруженной плотной стеной из кустов и озаренной светом волшебных фонариков, за столом из камня ужинали люди. Хотя за людей их можно было принять лишь по неведению издалека.

У половины были выразительные, янтарные глаза. Другие обладали бледной кожей, а едой им служили окровавленные куски мяса, в которые они с наслаждением вгрызались тонкими острыми зубами. А один из них имел длинные исчерна-лиловые волосы, кожу цвета сочного мха и затейливые отметины на щеках, в которых угадывались звездчатые цветки дурмана.

Внезапно раздался частый топот чьих-то маленьких ног. Все разом бросили есть и настороженно подняли головы. А в следующий миг в пещеру влетел маленький худощавый мальчишка в просторной рубашонке. Его кудрявые черные волосы беспорядочно разметались по острым плечам, а маленькие, но выразительные глаза горели диким янтарным огнем. Насилу отдышавшись, лисенок-оборотень решительно распрямился.

– Единорог! К нам идет единорог!

Все поднялись из-за стола и заспешили к выходу. Теперь был слышен громкий перестук легких и скорых, как ветер, копыт. А в следующий миг единорог выступил из-за кустов.

Послышались возгласы восхищения. Зверь был невероятно грациозен и красив. Густая черная грива струилась почти до самой земли. Единорог терпеливо осмотрел собравшихся. Он ждал.

Внезапно, толпа расступилась, и по каменистой тропе к единорогу спустилась долговязая фигура в просторной серой рубахе. Пастырь улыбнулся уголком рта.

– Ну, здравствуй, добрый друг. Давно мы тебя не видали, – ласково молвил он. – Какие вести принес?

Единорог сделал несколько шагов, положил голову пастырю на плечо и тихонько заржал. Вроде, радостно, но в то же время и печально.

– Что это значит? – со всех сторон посыпались нетерпеливые вопросы. – Найши? Он принес горькие вести?

– Напротив, – задумчиво улыбнулся пастырь. – Он принес чудесные вести. В Сумрачном лесу побывала Чара. Единорог считает ее сердце чисто и не замутнено. Более того, она как раз там, где ей надлежит быть. С теми, с кем ей должно быть.

Не на шутку взволнованный лисенок-оборотень вдруг выступил вперед:

– И она придет сюда? Поможет нам? И изгонит зло из Сумрачного леса?

Найши лишь печально улыбнулся в ответ:

– Она придет. Но в свое время. И зло сможет изгнать. И не из одного лишь нашего леса. Да вот только какой ценой…

Преображения

Плечи Хобарда затряслись.

– Прошу, не умирай.

Орта приникла холодными губами к его лбу.

– Не плачь, любовь моя. Мы все уходим когда-то. Я буду ждать тебя на поляне.

Ты ведь знаешь, мы не исчезаем бесследно. После смерти все мы вновь возвращаемся в лес.

«Листы памяти» пастыря Найши

I

В земле Ламос стояла тихая звездная ночь. Мириады сияющих огоньков с любопытством созерцали бескрайние, безлесные просторы, покрытые бархатистыми мхами, кудрявыми кустарниками и низкими, кривыми деревцами. Ныне густая темнота плотно запеленала здешние края, сгладив их угловатые, уступчатые очертания. Северного ветра не было слышно. В студеном воздухе уже чувствовалось первое дыхание зимы.

Харпа передвигалась быстро и бесшумно. В ее янтарных глазах отражался извечный свет звезд, отчего они сверкали во тьме как настоящие драгоценные камни. Глаза эти зорко видели даже в кромешной темноте, а звездной ночью – и подавно, потому рысь-оборотень ступала ловко и совсем не глядела под ноги.

Брон шел следом. И хотя глаза у него были не столь зорки, как у Харпы, острый нюх это с лихвой возмещал. Волк-оборотень зыбкой тенью проносился над тусклой землей, замирал неожиданно, втягивал носом холодный смолянистый воздух и снова двигался дальше.