Под эгидой льва

— Ну, спрашивать, какие отметки по каким предметам ты получал, вряд ли будут, не переживай, — развеселился сеньор. — Могут задать вопрос, как жилось в Хогвартсе, какие были уроки, хорошо ли, по-твоему мнению, вас учили или плохо. Программы в разных волшебных школах отличаются, а у Хогвартса из-за нововведений его директора она сильно упростилась. Я думаю, ты понимаешь, насколько плохо, когда из стен учебного заведения выходят слабо подготовленные волшебники. В свете твоего исчезновения все активно обсуждают и происшествие с троллем на Хэллоуин, и необеспечение должной безопасности студентов, и нападения на единорогов в нескольких милях от школы, и дракона, жившего в сторожке у лесника. Все эти происшествия по отдельности кажутся незначительными, ну, кроме дракона, но из-за них вместе взятых появилось очень много вопросов к Дамблдору, очень.

Обдумывая сказанное сеньором, Гарри помолчал. Так-то звучало не очень страшно, хотя, наверное, местная волшебная полиция тоже не порадуется, что он, первокурсник, влез в драку с троллем, а потом помогал спасать контрабандного дракона. Последнее же настоящее преступление! Только тогда Гарри об этом не задумывался, ему и в голову не приходило, что их могли серьёзно наказать, если бы поймали, а ведь Рон-то упоминал, что разведение драконов вне специализированных заповедников вне закона, за это и в Азкабан посадить могут. В то время Гарри было важно помочь Хагриду, своему другу, зато теперь Хагрид как будто бы ни при чём, а с Гарри спросят. Обидно!

— Ну, вы же говорили, что вряд ли мне откажут в убежище, — произнёс он неуверенно. — Я знаю, что надо будет говорить только правду, но это же ни на что не повлияет, да?

— Не должно. Гарри, это была лишь предыстория, так сказать, чтобы ты понимал, о чём дальше пойдёт речь. В расследовании пропажи Северуса всплыло ещё кое-что. Пророчество. Ты знаешь о нём?

Гарри бросило в жар. Пророчество! Вот оно что!.. Он знал, чувствовал, что на обсуждении Хогвартса и исчезновения самого Гарри ничто не закончится! На мгновение стало страшно донельзя, захотелось оказаться подальше отсюда, потому что сейчас настанет конец его сомнениям, и Гарри больше не сможет скрываться за надеждой, что профессор Снейп всё-таки не предавал его маму. Не стоило ждать хороших новостей, иначе бы сеньор Росси не стал так долго объяснять происходящее, оттягивая момент признания. Ему самому, похоже, неприятна была тема, которую предстояло поднять. Собравшись с духом, Гарри тихо сказал:

— Нет, только слышал, как Волдеморт сказал, будто профессор передал ему какое-то пророчество о Поттерах.

— Да, это так, — после недолгого молчания подтвердил сеньор. — Гарри, об этом с тобой должен разговаривать не я. Это ваше личное дело с Северусом. Но ждать, пока он очнётся, никто не будет, а я не хочу, чтобы ты... чтобы у тебя сложилось неверное впечатление.

— А разве тут может быть какое-то другое впечатление? — пробормотал Гарри дрожащим голосом.

У него уже выступили слёзы, и стало трудно дышать. Спрятаться бы, чтобы пережить это страшное понимание в одиночестве, чтобы сеньор Росси не видел и не слышал, как он плачет. Значит, профессор Снейп подвёл его маму и возился с Гарри, потому, что хотел искупить свою вину перед ней. И подробности не нужны: если пророчество касалось семьи Гарри, то это именно из-за него родители и погибли, а сам Гарри стал считаться избранным, героем. Если пророчество же Волдеморту передал профессор, то он…

Предатель.

— Пожалуйста, выслушай меня сначала, а потом уже делай выводы.

Сеньору легко говорить! Не его же предавал профессор! Он жил спокойно в своём поместье, за ним не охотился Волдеморт, его не тиранили магловские родственники и не хотел убить возомнивший себя богом директор Хогвартса! Не будь этого дурацкого предсказания, у Гарри была бы совсем другая жизнь, и он бы не сидел тут, в чужой стране, возле чужого человека, от которого зависело его будущее. Гарри пытался перестать плакать, он не желал выглядеть перед сеньором совсем уж жалким и беспомощным. Нет, он храбрый, мужественный, он противостоял самому Волдеморту и спас их с профессором Снейпом! Но всё же плакал, как маленький ребёнок, потому что единственный взрослый, которому было не всё равно на него, тоже оказался нечист на руку и виноват перед Гарри не меньше, чем директор Дамблдор.

— Пророчества никогда не звучат конкретно, — сеньор, похоже, не терпел слёз, потому что эти слова он произнёс с нажимом, без тени улыбки или сочувствия. — В них не бывает имён, поэтому если ты возомнил, что Северус знал, будто речь идёт о твоих родителях, то уверяю тебя — нет. Когда он понял, что оно коснулось твоей матери, то делал всё, чтобы сохранить ей жизнь.

Ответив ему угрюмым взглядом, Гарри отвернулся и стал смотреть в сад. Делал всё! Не всё, если мама и папа погибли! Сейчас-то что угодно сказать можно, не проверишь же. Гарри не думал, что будет настолько больно. Он вроде привык, что никому не нужен, смирился с тем, что не такой, как другие дети, что у него нет и не будет родителей. Давно привык, его не задевали издевки ребят в младшей школе Литтл Уингинга. Однако всё же невероятно больно оказалось узнать, что могло быть иначе, но не случилось — из-за человека, к которому Гарри уже прикипел всей душой, за которого искренне переживал и за чьё здоровье молился.

— Ясно. Вижу, разговаривать ты не намерен. Хорошо. Тогда я кое-что покажу.

Не меняя позы, Гарри искоса посмотрел на мужчину, а тот вызвал домовика щелчком пальцев и велел принести Омут памяти. Ого, у сеньора тоже имелся этот артефакт, и он собирался показать Гарри свои воспоминания? Да, точно — как только эльф доставил тяжёлую чашу, сеньор Росси принялся палочкой вытаскивать в неё из своей головы жемчужные нити.

— Это — Омут памяти, — произнёс сеньор, закончив. — Он позволяет посмотреть воспоминания так, как будто сам при этом присутствуешь.

— Я знаю, что это такое, — тихо пробормотал Гарри. — Профессор показывал мне.

— Что же, тем лучше, что ты знаешь. Смотри: я просто поместил свои воспоминания сюда, ничего не изменял. Здесь — всё, что Северус рассказывал мне о пророчестве. Мы немного с ним встречались с тех пор, как он стал Пожирателем смерти, но… если ты не хочешь слушать, лучше посмотри своими глазами.

От одного взгляда на Омут Гарри вздрогнул. Он не желал узнавать ничего нового! К чему лишний раз убеждаться, как с его мамой и своей подругой обошёлся профессор Снейп, который... которого... Гарри закусил губу, глядя на фигурно вырезанную каменюку. У него всё же очень сильно кровоточило внутри души при одной мысли, что профессор навредил маме и папе. Это был уже установленный факт, объяснявший многое в его отношении к Гарри, все те странности, которым прежде не находилось ответа. Расстроенный, разбитый этой правдой, Гарри... Гарри, несмотря ни на что, всё же хотел, чтобы профессор оказался невиновен! Чтобы он был маминым другом детства, который не знал, как живётся её сыну, а потом решил помочь. Понятно, что не бывает исключительно хороших и исключительно плохих людей (хотя, наверное, вторые существуют, есть же Волдеморт), что в каждом наверчено всякого, и добра, и злобы. Однако почему рядом с Гарри не могло оказаться заботливого человека, который никак не навредил бы ни ему, ни его родным? Гарри так много просил?!

Эти два крайне противоречивых чувства: злость на профессора Снейпа и желание во что бы то ни стало оправдать его, проявившееся не сразу, но разраставшееся всё сильнее, — раздирали Гарри на части. Оба одинаково сильные, оба жгучие и болезненные, как если бы Гарри, ухаживая за розами тёти Петуньи, заносил их шипами все пальцы. Он так уже устал переживать и разочаровываться, кто бы знал...

— Я бы на твоём месте посмотрел, — произнёс сеньор. — Запомни, Гарри: прежде, чем делать выводы, нужно собрать и проанализировать как можно больше информации и лучше всего из разных источников. Полагаясь только на обрывочные сведения и собственные домыслы, ты рискуешь однажды закончить как Альбус Дамблдор. Это не приказ, это дружеский совет, но он может уберечь тебя от многих проблем.

Ещё немного посверлив взглядом каменную чашу артефакта, Гарри вздохнул и встал с плетёного стула. Белёсая, мягко переливавшаяся субстанция в широкой посудине, тем не менее, напоминала воду. Гарри застыл над Омутом, завороженный видением овеществлённых мыслей. Ноги некстати задрожали от такого проявления мощи магии. Или Гарри так боялся того, что предстояло увидеть? Воспоминания-то сеньор, как бы жутко это ни звучало, действительно доставал из своей головы при нём. Они были настоящие, без подделки.

Плавать Гарри не умел: Дурсли не считали нужным отдавать деньги в младшей школе, чтобы его научили, — но знал, как задерживать дыхание. Так что, несмотря на предостережение сеньора Росси, всё же сделал это, когда погрузился в чашу, и ещё инстинктивно зажмурился. Мысли не ощущались никак, было только чуть-чуть холодка, Гарри рискнул сделать вдох и с удивлением обнаружил, что и правда мог дышать совершенно спокойно. Тогда же и глаза открыл.

Его сразу захватило и унесло куда-то на много-много лет назад, потому что профессор Снейп, появившийся в воспоминании, казался примерно на года три или четыре старше Перси. И уж точно ещё не носил статус преподавателя. Гарри с удивлением наблюдал за ним. Всегда угрюмый и суровый профессор в молодости оказался таким же, но преображался на глазах, когда речь заходила о зельях, а ещё — о Пожирателях смерти. Слушать его разглагольствования о том, что Тёмный лорд желает блага волшебникам и хочет защитить их от маглов, было противно. Гарри точно знал, что маглы — не такие кровожадные и бессердечные, как рисовал их молодой Снейп. Хотя, если вспомнить о Дурслях, не так-то уж он и ошибался, к тому же, Снейп как будто бы сам столкнулся с кем-то подобным: уж больно походили его слова на те, какими Гарри, бывало, награждал своих родственников. Сеньор Росси пытался втолковать Снейпу, что речи его лорда (а Волдеморта Снейп именовал только Тёмным лордом и произносил это имя неизменно с придыханием, восторгом и надеждой) абсурдны, что нельзя судить волшебников по их происхождению, а с маглами — воевать, лучше просто держаться от них подальше, но Снейп не слушал. Всё твердил своё и обижался, когда сеньор доказывал, что лорд приведёт их страну к гражданской войне, что самому Северусу и подобным ему молодым людям и вовсе не светит всё то, что им наобещали.