Под эгидой льва

Теперь уже Гарри не боялся любого появления сеньора Росси, а ждал его с нетерпением. Ждал, когда можно будет отправиться в магический госпиталь и поговорить с профессором. Будь тут Ликси, она бы поворчала, посокрушалась, но переправила бы его к хозяину, а Вигго и Торри подчинялись сеньору и на такие приказы Гарри не реагировали. На просьбы они тоже не реагировали, Гарри пробовал. Сговорились, нарочно! Он, наверное, сойдёт с ума от нетерпения и ожидания, прежде чем ему позволят увидеться с профессором. Поэтому Гарри поначалу и не поверил, когда через ещё через пять невыносимо долгих дней сеньор позвал его к себе в кабинет и велел собираться.

— Но куда?

— В госпиталь. Ты же не передумал ещё встречаться с Северусом? — сеньор как будто пытался пошутить, но глаза у него оставались серьёзными.

У Гарри пересохло во рту, сама душа словно воспламенилась от восторга, предвкушения и волнения. Наконец-то они увидятся, и Гарри отговорит профессора от самоубийственной идеи сдаться итальянским карабинери! Своего учителя Снейп мог и не послушать, как уже бывало, но так и Гарри — не пустое место! Собрался он в рекордные сроки, благо Торри держала весь его гардероб в идеальном состоянии; Гарри даже не поленился, а помчался в ванную: ещё раз почистил зубы, помыл шею и уши, тщательно расчесался, чтобы предстать перед целителями и самим Снейпом максимально аккуратным, вежливым и воспитанным. Нужно показать, что он не тратил время зря и не страдал ерундой, а самообразовывался, занимался, работал над собой. Как бы это помогло в процессе убеждения профессора, Гарри не очень представлял себе, но всё равно думал, что пригодится.

В Больницу дожей, располагавшуюся в Венеции, сеньор переместил его камином. Гарри уже один раз довелось путешествовал этим видом магического транспорта, тогда он проделал обратный путь, из больницы в дом сеньора, и ему не понравилось. Но ради своей миссии можно было и потерпеть, так что он смело шагнул за сеньором в изумрудное волшебное пламя. Появились они в светлом и солнечном из-за нескольких огромных окон фойе, где сеньор не дал Гарри толком осмотреться, а сразу же велел идти к лестнице.

— Ни к чему, чтобы тебя видело много людей, — пояснил он. — Тогда твоё местонахождение перестанет быть секретом.

Гарри задался было вопросом, почему они пришли в общественное фойе, разве нельзя настроить камин в кабинет целителя Скантини, например, и сам ответил себе. Наверное, всё же нельзя. С самим колдомедиком увидеться не получилось: сеньор заглянул к нему на пару минут, а потом повёл Гарри дальше по коридору между палатами и остановился возле одной из них.

— Подожди минутку.

Когда он скрылся за дверью, Гарри тут же начал вслушиваться, но, похоже, тут действовали заглушающие чары. Ни словечка не удалось разобрать, тишина стояла поразительная, не пугающая, а словно стерильная. Волнение и так нарастало скачками, да ещё и молчание это отовсюду... Что, если профессор и его учитель сейчас снова ругались? Гарри не сразу заметил, что сеньор неплотно прикрыл за собой дверь (это уже становилось какой-то традицией), однако затем приник к крошечной щёлочке. Приник быстрее, чем подумал, что мог бы сильно расстроиться, увидев, что взрослые действительно ссорились, но нет, ничего такого не было. Вместо этого сеньор Росси обнимал профессора, как... как несмышлёного ребёнка. Тот полулежал на кровати, но уткнулся в грудь своему наставнику как... как...

Гарри отошёл от двери. Он остро почувствовал себя лишним. Влез без спроса во что-то чужое, куда его совсем не звали. Это само по себе было отвратительно, но и то, что Гарри увидел... Он вдруг осознал, что за все одиннадцать, нет, десять лет, что он жил после гибели родителей, не нашлось ни одного взрослого, кто бы так его любил и переживал, как переживал сеньор Росси за своего ученика. Дурсли стыдились родства с Гарри. В школе, понятное дело, преподаватели держали дистанцию. Бродили, правда, странные слухи, будто директор Дамблдор, раз он взялся позаботиться о ребёнке после смерти Поттеров, принял Гарри к себе, воспитывал и обучал, но ребята после нескольких вопросов поняли, что то была неправда. То есть, у Гарри не было никого — никого! — а после этой случайно увиденной сцены, реально нескольких секунд, ужасно захотелось чтобы и у него появился такой же взрослый, который бы давал советы, ругал за ошибки, но помогал их исправить, переживал и старался сделать его жизнь лучше... Профессор Снейп подходил на эту роль идеально (да, Гарри ужасный эгоист, что считал так) однако нужен ли ему Гарри? Или же всё, профессор спас единственного сына женщины, которую любил (от человека, которого ненавидел), и больше он не желал иметь с Гарри ничего общего? Думать об этом было больно, как если бы Гарри в грудь воткнули палку и вертели ею в разные стороны, расковыривая дыру.

— Гарри, — позвал его сеньор, который уже вышел из палаты, — можешь зайти.

Пропустив его в палату, сеньор Росси остался в коридоре и аккуратно притворил дверь. Неожиданно заробев, Гарри так и остановился на пороге комнаты, которая оказалась очень похожей на его собственную в этой больнице, тоже просторная, светлая и без излишеств. И кровать у профессора оказалась такая же, и окно. Сам же профессор лежал, откинувшись на подушку, и из-за больничной робы и собственной бледности сливался с постельным бельём. Разве что волосы всё ещё оставались ярко-чёрными и притягивали взгляд, волосы и глаза. Он заметно похудел за время болезни, так что взгляд сделался ещё тяжелее и пронзительнее, чем было в том же Хогвартсе.

— Поттер, — произнёс он устало, кажется, как сквозь зубы, Гарри не мог точно понять. Но ему уже сделалось больно, потому что до появления в Хогвартсе авроров и стирания самому себе памяти профессор называл его по имени. — Мне следовало догадаться.

— Как... как вы себя чувствуете, сэр? — не с первой попытки выдавил Гарри.

Он чувствовал себя страшно неуверенно, оказавшись наедине перед Снейпом, не зная, то ли в первую очередь говорить, что простил и не сердится, то ли самому просить прощения за дурость, которая и привела профессора на больничную койку. Будто и не было тех дней, когда Гарри тщательно репетировал, продумывал свою речь, чтобы не обидеть Снейпа и уж наверняка переубедить его не выдавать себя итальянским аврорам.

Тот не ответил, только продолжил присматриваться к Гарри.

— Приемлемо, — медленно произнёс профессор наконец и плотно сжал зубы, как если бы боялся сболтнуть что-то лишнее.

Гарри растерялся. Он не так представлял себе их встречу, по крайней мере, не думал, что Снейп будет настолько немногословен. Может, он боялся? Не знал, как отреагирует Гарри, если с ним заговорить? Но Гарри ведь пришёл к нему, разве это не означало, что он хотел оставить прошлое в прошлом?

Переступая с ноги на ногу, Гарри продолжал молчать. Профессор тоже, только смотрел и как будто даже не моргал. Гарри силился подобрать слова, чтобы начать, в конце концов, разговор: он буквально чувствовал, как становилась всё толще и прочнее невидимая стена, отделявшая его от профессора, — а в голове, как назло, было отвратительно пусто, словно перед контрольной по зельям. Лоб и затылок покрылись испариной, под мантией стало очень жарко, скинуть бы её, да неприлично. Ой, какие глупости, жарко ему, разве до этого сейчас должно быть дело?

— Поттер, — вздохнув, всё же заговорил профессор, — если этот бес Родриго вдолбил вам, что вы обязаны со мной поговорить, то вы ничем не обязаны. Не мучьте себя, идите.

— Он мне ничего не говорил такого! — выдал Гарри с обидой. — Неправда это! Я сам захотел, а сеньор Росси договорился с местными целителями.

Снейп посмотрел на него довольно скептически и закатил глаза. От его недоверия Гарри сердито сморщился. Ну, конечно, он ведь ребёнок, его словам не может быть веры. Одни только взрослые умные и говорят правильные вещи.

— Я пришёл сказать, что вы не имеете права сдаваться аврорам! Вы ни в чём не виноваты, понятно? Я знаю, вы по-другому думаете, но сеньор Росси правильно говорит: шла война, и пророчество это дурацкое всё равно бы Волдеморту передали! И родители... — Тут Гарри, ощущавший себя необычайно воодушевлённым, потому что профессор и не думал возражать против его речи, запнулся. — Я их не помню совсем. Должен, наверное, сожалеть, что их не стало, но я привык так жить, правда. Я никого не виню, что так получилось, — произнёс он тихо. Слова, тем не менее, давались легко, им ничто не перечило. — Разве что на них самих злюсь немного. Ну, почему они не убежали, когда узнали, что у них буду я? Разве им за меня не страшно было? Вы же вот, когда про директора Дамблдора всё поняли, сразу решили бежать, а они!