Пока, заяц

Он посидел, задумчиво поглядел в море, камнями под ногами захрустел и тихо проговорил:

— Зато какие воспоминания. Если бы вас не развели, то вы бы никогда к этому профессору не попали.

— Не замёрз? — я спросил Тёмку и пощупал его холодную спину в джинсовой куртке. — Ба, как лёд весь сидишь. Ты чего?

— Да не замёрз я, — он протянул жалобно и весь выпрямился, мол, посмотри, как я важно сижу и совсем-совсем даже и не замёрз. — Нормально всё, чего ты?

— Весь вечер шарахаться будем. Не задубеешь в одной футболке с куртейкой?

— Не задубею. Ты вроде есть хотел? Мне тоже что-то захотелось.

— Пошли поищем чего-нибудь.

Пока до центра набережной с ним дошли, стемнело уже, в ярких неоновых огнях всё кругом утонуло, затерялось в пёстрых сверкающих вывесках кафешек и аттракционов, воздух свежим попкорном и сладкой ватой зашебуршал. Уши на части разрывало коктейлем из самых разных мелодий.

— Молодые люди, меткость проверяем, в тир заходим, ружьё вам бесплатно заряжу!

— С обезьянкой не хотите сфотографироваться?

И я ответил мужику со зверушкой на плече:

— Не надо.

А потом на Тёмку посмотрел и тихо добавил:

— У меня своя обезьянка есть. Да?

И громко захохотал на всю улицу, Тёмка тоже улыбнулся и по животу мне легонько врезал.

— Совсем обалдел, — сказал он мне и засмеялся. — Ты тогда лошадёнок будешь. Большой, высокий. И ржёшь. Понял?

— Понял, — ответил я и остановился у тележки со сладкой ватой.

Вечер. Красота, неоновые взрывы света кругом, свежесть морская и прохлада. Воздух весь шашлычным дымком заискрился, будто в самую душу треском углей на мангале пробрался. Колесо обозрения загоралось разными цветами на фоне чёрного неба и будто всю набережную для нас освещало.

Набережную, по которой мы с Тёмкой гуляли. По Бродвею гуляли, как мама моя любила говорить. Так же с ней терялись в толпах людей, в ночных вывесках и вереницах цветастых развлечений для отдыхающих, а она отцу по телефону потом рассказывала: «По Бродвею с Витюшкой гуляли».

По Бродвею.

— А ты на Бродвее был когда-нибудь? — я спросил его с любопытством.

Он откусил сладкую вату и ответил:

— Не-а. Бродвей же в Нью-Йорке, а я туда не ездил. В Калифорнии только был, ну и в Вашингтоне, округе Колумбия, проездом, когда из Франкфурта прилетел. А что?

— Да ничего. А что там вообще, на Бродвее, есть?

Тёмка пожал плечами:

— Даже не знаю. Вроде цветастая пёстрая улица, где все гуляют. Там мюзиклы всякие ставят, Таймс-сквер, вроде бы, рядом. Но я не уверен. А что?

— Да ничего, просто спрашиваю. На вот это похоже?

Тёмка внимательно осмотрелся, головой в разные стороны повертел и одобрительно закивал.

— Да, наверно, — ответил он. — Я, когда слово «Бродвей» слышу, что-то примерно вот такое и представляю. Вывески всякие мерцают, музыка орёт, народу полно, все радуются, веселятся. А чего ты?

— Да ничего, — я засмеялся и по плечу его треснул, чтоб отстал со своими вопросами.

— В Нью-Йорк, что ли, хочешь? Ну съездим, может, дай бог, как-нибудь. Когда-нибудь.

— Да ну, скажешь тоже.

— А чего? Визу, главное, получить, по деньгам не прям уж дорого выйдет. У некоторых сраная Турция дороже выходит. Или Бали у Вадима. Полмиллиона иногда в это всё всаживает. Так что…

Он хитро мне подмигнул и добавил:

— Если надо будет, съездим.

— Не надо. Мне и такого Бродвея с тобой хватает.

Мы с ним остановились в уличной кафешке, где поменьше народу было, сели за пластиковый столик из летней пивнушки и зубищами вгрызлись в шашлык. Совсем оголодал ушастый, быстрее меня лопал, как поросёнок, весь вымазался. Ромка и то аккуратнее ест.

Сидел и на фоне разноцветных аттракционов мясо ел, кудряшками своими радостно переливался, то зелёным, то красным, то жёлтым светился. Иногда синий туман с мангала между нами проплывал, вкусный такой и ядрёный, аж глаза заслезились. Кругом дети орали и радостно кричали что-то родителям, игрушки у них клянчили, в тире просили пострелять.

— М, — я дёрнулся, прожевал кусок и вытер морду салфеткой. — В тир сходить не хочешь?

Тёмка сделал глоток лимонада в изумрудной бутылке и сказал:

— Можно. Я в детстве нормально стрелял. Один раз выбил девять из десяти.

— Ну вот и похвастаешься.

— Ты, наверно, вообще классно стреляешь, да? М? Солдафон.

— Когда как. Попробую и увидим.

Попробовали и увидели. Семь из десяти банок я вышиб. Ружьё какое-то непонятное, холодное, тяжёлое, держать неудобно. Ещё эта цепочка сраная. Девушка мне брелок с красной звездой вручила и своей вежливой улыбкой меня утешила. Тёмка пятёрку выбил, молодец какой. Второй брелок в руке держал и на меня смотрел с глупой улыбкой.

— Ещё будешь? — он спросил меня и засмеялся.

— Да пофиг. Пошли Ромке что-нибудь купим. Я просто ему хотел какую-нибудь игрушку выиграть.