Пока, заяц

— Мгм. Именно из-за этого и обложили, как же. Больше-то не из-за чего.

Он громко хлопнул себя по шее и прибил надоедливого комара, глянул на ладонь с малюсенькой капелькой крови, об шорты свои вытер и спросил:

— И что Олег?

— Поржал, говорю же. Они у меня, конечно, тупенькие, но не настолько уж. Мы этим тупорылым вяличием никогда не болели, если что. Хоть и в кадетской школе учились и всего этого патриотического экстаза нам с головой хватило.

— Я, кстати, этому всегда удивлялся, — признался Тёмка. — Ну, что вы учились семь лет в школе с военным и патриотическим уклоном, а такие адекватные вроде в этом вопросе выросли. С пеной у рта про колорадские ленты не орёте. А у нас в обычной школе ребята есть, которые всей этой дрянью после четырнадцатого года заболели. Отупели, что ли? Хрен их знает.

Я потянулся в карман за сигаретами и вдруг резко себя одёрнул. Потерплю ещё, не стану лесную прохладу и приятную сладкую влажность для нас убивать тугим синим дымом.

— Мы как-то всегда от этого абстрагировались, что ли, — сказал я и нервно заёрзал руками, курить так сильно хотелось, жуть прям. — Я к этому всегда относился, как к школе с каким-то военно-спортивным уклоном. А домой приходил, и всё, сразу другой человек. Как-то эту всю камуфляжную мишуру за дверью умудрялся оставлять.

Тёмка молча закивал и с улыбкой посмотрел в зелёную бархатную даль, взглядом проводил ленивое туманное облачко над оврагом.

— Правильно делал, — сказал он и пожал плечами. — Все бы так.

— Знаешь, что я заметил, Тём?

Он посмотрел на меня, прищурив один глаз от яркого солнца, и с улыбкой кивнул, мол, чего ты заметил?

— Заметил, что чем дальше человек, простой, обычный самый человек, гражданский человек, от всей этой военной тематики, тем больше он к ней тянется.

— Правда, что ли? — удивился Тёмка.

— Да, да. Точно тебе говорю. Больше всех воевалка чесалась у учителей, которые приходили в гражданском, без формы. Вечерние новости нам пересказывали, на какие-то политические темы с нами пытались рассуждать. А нам, ну, большинству пацанов во взводе, вот вообще побоку это всё было. У всех только одно на уме.

— Что на уме?

— Быстрей домой приехать, помыться нормально, отдохнуть. В компьютер залипнуть. По городу погулять, пожрать куда-нибудь сходить. Кто-то бухал, а кто-то по бабам.

— А ты? — он хитро спросил меня.

— А я что? — я так же хитро ответил ему и заулыбался. — Я особо не гулял, даже не успел. Сразу тебя повстречал.

Тёмка замолчал. Только шелест речки внизу оврага слыхать и шёпот листвы над головой, птичьи далёкие распевы в глубине пушистого леса и радостные голоса туристов на другом конце неглубокого каньона.

— Не нагулялся ты, значит? — он спросил осторожно, на меня даже не посмотрел, ещё сильней ногами только заболтал, от нервов как будто.

— Да ну чего ты такое говоришь? — я посмеялся над ним. — Глупости. Всё нормально, Тём. Я тебе, может, никогда не рассказывал, но меня вот это блядство никогда не интересовало.

— Правда, что ли? — он спросил с недоверием в голосе и осторожно глянул на меня.

— Правда. Я хотел вот так, как у нас, — я сказал и смущённо пожал плечами, вдруг разнервничался немножко и потянулся в карман за пачкой сигарет. — Чтоб так тихо, спокойно и по-домашнему. Меня Олег со Стасом никогда особо в этом плане не понимали. Говорили: «Да ну чего ты, ты ж молодой, успеешь ещё». А я как-то, знаешь…

И опять я заёрзал на неровном холодном бетоне, сигарету достал и закурил, вмиг уничтожил влажный лесной запах вокруг нас.

— Как-то всё по-домашнему хотел, — сказал я ему и пожал плечами. — Повторяться уже начинаю. Ты ведь понял, да?

— Понял, — Тёмка ответил и радостно заулыбался.

— Уж не знаю, откуда это во мне.

— Я знаю, откуда, Вить.

Я вопросительно глянул на него, в его хитрые глазки и на его довольную лисью улыбку. Сидел и задорно болтал ногами, мысль свою на полуслове обрезал.

— И откуда? — я спросил его.

— От мамы твоей. От воспитания. Чего уж ты, сам, что ли, не понимаешь?

Я тихо хмыкнул и выдул в сторону сигаретный дым. Никогда об этом даже не думал. А Тёмка, кажись, догадался. То ли солнце, то ли море с горами, а может, всё сразу на него так интересно действует? Правда ему какая-то показывается, светлые мысли суются в ушастую кудрявую голову?

Я глянул в сторонку, на галдящую толпу туристов, затянулся ещё разок и сказал ему:

— Пошли давай, Тём. Идут вон. Посидеть нам спокойно не дадут.

***

Я погладил рукой сухую гладкую поверхность деревянной статуи медведицы и взглядом замер перед объективом Тёмкиного фотоаппарата.

— Ты хочешь, чтобы надпись «Медвежий угол» тоже в кадр вошла? — он спросил меня.

— Да, можно, — ответил я. — Щёлкай давай.

Щёлкнул и мир вокруг на секунду озарил яркой вспышкой, любопытных людей заставил на нас обернуться. Я в Медвежьем углу один раз всего был, тогда, в десять лет, с мамой. Не помню, был ли тогда уже этот домик двухэтажный с красной крышей и гостевым двориком, или его только недавно построили. Водопад Девичьи слёзы неподалёку всегда был, и речка Чвижепсе тоже была, всю жизнь здесь шумела, ещё до меня и нашего с мамой визита, и после меня ещё шуметь будет.