Пока, заяц
Шрифт:
Я забрал у Тёмки фотоаппарат и встал на его место, а он к статуям двух медвежат подошёл и уселся на них. Одного мишку за гладкие уши схватил и ярко заулыбался, прямо в камеру мне посмотрел довольными радостными глазами.
— Не треснет подо мной? — он спросил меня осторожно.
— Сиди знай, — ответил я и сфотографировал его верхом на зверушке.
Уже не так жарко стало, прохладно даже немножко сделалось. Над горами будто тучи зависли, всё небо заволокли серым тугим покрывалом и прогнали тёплое южное солнце. Лес в горах вокруг зашелестел лёгким ветром, весь каньон
— Медовухи лизнёшь маленько? — я хитро спросил Тёмку.
— Не знаю, — ответил он и плечами пожал. — Если только маленько. Маленько можно, да. Ты же будешь, я же знаю.
— Не против?
— Да ну, чего нам, пять лет, что ли? Пошли, накидаемся.
Я с него посмеялся:
— Ну ты даёшь. Весь со мной испортился, ты посмотри-ка. Паинька-мальчик был. Маме всё твоей расскажу.
Мы сели на веранде за длинным деревянным столом в вонючей клеёнчатой скатерти, к группе наших туристов из автобуса присоединились. На столе уже стояли подносы с разноцветными бутылками. Бутылки будто замерли и пёстро переливались прохладным забродившим пойлом в тусклом дневном свете. Рядом с нами сидела тётка в широкой шляпе и в солнцезащитных очках: она схватила одну бутылку, очки на минутку приспустила и с умным видом прочитала надпись на этикетке. Потом на свою подружку глянула и губы скривила, мол, да, вот это вещь, ты посмотри-ка.
— Ты хоть в этом разбираешься? — тихо спросил меня Тёмка.
— Да ну прям, — усмехнулся я. — Щас вон тебе тётенька всё расскажет. Пробуй знай, и всё.
Толстый мужик в поношенной матросской тельняшке громко захохотал на другом конце стола, посмотрел на поднос и широко заулыбался красной блестящей мордой. Весело ему сегодня будет, хорошо, сладко и вкусно.
Стройная молоденькая дамочка в белой строгой рубашке с жилеткой вышла в самый центр веранды и начала презентацию. Про медовуху рассказывала: про светлую, тёмную, про сбитень, про целебные свойства рассказывала. Другая девушка в такой же рубашке и в жилетке поднос вынесла, а на подносе банки с разным мёдом, с ярким прозрачным, янтарным даже, серым и густым, с коричневым и тугим. Всяких полно.
— Смотри не обляпайся, — сказал я Тёмке и кончиком деревянной палочки подцепил густую сладкую массу.
Вкусно так, пряно, только рот немножко связало, будто хурмы навернул. Тёмка другого мёда попробовал, жидкого и прозрачного. Палочку ко рту потащил и растянул над столом янтарную длинную ниточку.
— Вкусно, — сказал он и моську салфеткой вытер. — Смотри осу не слопай. Вон, сидит.
Я подул на кончик палочки, и оса с неё улетела.
— А этот мёд от чего? — спросила женщина рядом с нами, держа в руках коричневую банку.
— Этот от давления, — ответила девушка в рубашке с жилеткой и мило заулыбалась.
— Да они все от давления, господи, — тихо проворчал Тёмка и на меня покосился. — От чего тебе нужно, от того и будет, лишь бы продать.
Я ничего ему не ответил, молча лишь согласился и едва заметно кивнул. А нам на
стол уже подали пластиковые стаканы и прям перед носом в один ровный ряд расставили зелёные бутылки с вином. Какого вина только не было: и тёмное, и светлое, и сухое, и сладкое, и этикетки самые разные, пёстрые такие. Наш стол с туристами громко и важно зачмокал, зашелестел вином и затрещал пластиковыми стаканами. Женщина рядом с нами вместе со своей подругой с важным одухотворённым видом покрутила стакан в руках, глаз один прищурила и глянула на самое донышко. Вкусно ей, похоже, нравится.— А почём одна бутылка? — она спросила девушку.
— Это сухое, двести рублей за бутылку, — ответила ей дама в жилетке. — Желающие приобрести после дегустации и ужина, пожалуйста, обращайтесь к нашему менеджеру.
Я сделал глоток красного сухого вина, рот им прополоскал, вкус повертел на кончике языка и сплюнул красное месиво в пластиковый стакан. Брезгливый взгляд тётки в шляпе на себе словил.
— Бодяга-то какая, офонареть можно, — я тихо сказал Тёмке.
— Почему? — он спросил и громко зачмокал, всё хотел вкус распробовать.
— Не может вино двести рублей за бутылку стоить, ты чего уж.
— Так оно же своё, местное, — Тёмка пожал плечами. — Сколько ему ещё стоить?
Я усмехнулся:
— Вино — это дорогое производство, Тёмыч. Даже если тут свои виноградники. Этот виноград собирают, настоящее, нормальное вино делают и его уже продают. Но не здесь, не дуракам всяким за двести рублей, чтоб они могли его к себе в Нижневартовск отвезти на поезде. Нет. На экспорт его продают, в другие страны. Ага, будут они тут виноградники херачить на каждом шагу, чтоб потом бутылки по двести рублей толкать. Ха, ну ты чего уж, мозги маленько включай.
Я поднёс к его лицу стакан, провёл пальцем по самому краешку и показал ему остатки сухой порошковой смеси на самом кончике:
— Вон, гляди. Бодяга это, никакое не вино.
— Охренеть, — тихо сказал Тёмка и носом уткнулся в стакан. — И чего делать? А медовуха? Медовуха-то настоящая?
Я схватил бутылку светлой медовухи, в руках её повертел, глаз один прищурил с видом важного знатока и ответил:
— Медовуха — да. Медовуха настоящая должна быть. Это ж самогонка, по сути, её чего, её гнать не дорого. Тут можно и по двести рублей продавать. Так что её возьмём, понял?
Тёмка кивнул, на бутылку глянул украдкой и едва заметно облизнулся. Я взял два чистых стакана и налил нам немножко. Один стакан Тёмке пододвинул, а другой оставил себе.
— А это… бодяга, понял, да? — сказал я, глянул на бутылку с вином и скорчился. — Отрава. Не пей. Дурят народ, как лохов, а они и рады. Ты ещё удивляешься, как так у нас этот плешивый чертёныш столько лет всё сидит и сидит.
— Молодые люди! — тётка в очках и в шляпе буркнула в нашу сторону скрипучим противным голосом: — Вы здесь не одни. Если вам что-то не нравится, подождите в автобусе, хорошо?
Я засмеялся и посмотрел на неё.
— Мы-то подождём, если надо будет, — ответил я тётке. — Качество вина от этого только не поменяется. Вы неужто не видите, ну?
Я кивнул в сторону её пластикового стакана с красными разводами от помады по краям.