Пока, заяц

— Постой уж со мной, ладно? — говорила она, поправляя мне погоны с золотистыми буквами «КК» на плечах зимнего чёрного кителя. — Пусть посмотрят, какой ты у меня красивый.

Стоял и ждал, и показывал всем, какой я «у неё красивый». Стеснялся стоял, краснел солёной закатанной помидориной, а всё равно стоял, как на показе мод, переливался красными полосками и сверкал звездой в пушистой шапке.

И в тот день, когда тётя Катя к нам с Анькой пришли, тоже похвастаться мной всё хотела. Давно с тётей Катей не виделись, редко она к нам приезжала, в Екатеринбурге жила, родню в Верхнекамске иногда навещала.

Собрались в тот вечер за столом у нас на первом этаже: я, мама моя, тётя Катя и Аня. Отца не было, с работы ещё не пришёл. Сидели салатами чавкали, о жизни разговаривали, о новых завозах шмотья на рынке и о горгазе. Про бабусек противных всяких сплетничали с маминой работы.

И я, как дурак, в чёрном парадном кителе сидел и потел за столом и зимний салат лопал, чуть не заговнялся весь. И ведь не снимешь, и не переоденешься, мама же попросила. Посиди, говорит, в форме, пусть посмотрят, какой ты красивый у меня.

— Вот, это сын мой. Мой Витя.

Анька ещё сидела напротив с аккуратными своими косичками, на меня смотрела робко, украдкой и улыбалась. Рукой даже помахала как будто один раз, или мне показалось.

— Будешь? — спросил я её и миску крабового салата ей протянул через весь стол.

Анька тихонько головой замотала, локон волос поправила и тихо ответила:

— Нет, спасибо.

— Ты если оголодала, ты скажи, лады?

— Лады, — повторила она и взглядом испуганным где-то потерялась.

Не то жрать хотела, не то в туалет, хрен её разберёт. Мялась, как баба, честное слово, нет, чтобы напрямую сказать.

— Вить, а расскажи-ка нам, куда вы там ездили недавно? — задорно спросила меня мама и ещё по рюмке водки разлила себе и тёте Кате.

Я обглодал зажаренную куриную ножку, масляные пальцы салфеткой вытер и ответил:

— На полевые сборы.

Тётя Катя радостно повторила и посмотрела на свою Аньку:

— На полевые сборы, как интересно, да? Слыхала, Ань? А что вы там делали, Вить?

— По лесу бегали, — я пожал плечами и соку глотнул. — Флаг чужой команды захватывали.

— Интересно как, да, Ань? — тётя Катя спросила дочку и ткнула её локтем в плечо.

Аня молча сидела и жевала салат, кивала безразлично и даже на меня не смотрела.

— Из автомата стрелять, наверно, умеешь? — тётя Катя спросила.

— Ой, стреляет, ещё как, — вмешалась мама.

— И на сборах тоже, наверно, с автоматами бегали, да, Вить?

Я посмотрел на тётю Катю и плечами пожал:

— Мгм. Только не у всех автоматы настоящие. Даже не искусственные. Даже не для пейнтбола.

— А какие? — спросила она.

— У кого-то из Детского мира.

— Из Детского мира?

— Мгм. Игрушечные. Ну, такие, синими пульками стреляют, — сказал я и слопал маслину из глубокой посудины рядом с бутылкой водки.

Тётя Катя призадумалась, руками недоумённо развела и спросила:

— А как это? А, чтобы не повредили друг друга, наверно?

Я посмеялся над ней. Повредили, ага, скажет тоже.

— Да нет, — ответил я. — Нам же не выдают. Сами всё покупаем. Кто, что найдёт, с тем и приезжай. И бегают кто в чём может.

Тётя Катя скривилась какой-то недовольной миной, на маму мою покосилась, а потом на меня опять посмотрела. Застыла с ложкой салата в руке.

— Кто-то в берцах бегает, как и положено, — продолжил я. — Вон.

Я кивнул в сторону коридора, тётя Катя посмотрела на мою обувь на старой дырявой тряпке у самого входа. Берцы стояли в талых кучках грязного снега рядом с тумбочкой.

— А кто-то вообще в кроссовках, — сказал я и съел кусок салями. — Кто в туфлях вообще школьных бегает. Неудобно, мокро, по лесу-то хреначить, да?

— Витя, — мама одёрнула меня за неряшливое словцо и громко брякнула ложкой.

— Извиняюсь. Неудобно, говорю, а куда деваться-то, да? Не выдают же. Сам покупай.

Мама меня вдруг перебила:

— Ладно тебе, а! Прям самый несчастный сидит, самый голый! Всего одеваем каждый год, и берцы, и форма, и ремень лучше всех.

— Да, — усмехнулся я. — А я про себя и не говорю. У меня-то всё хорошо. Но не у всех ведь так, да? Я вон слышал в суворовском пацанам выдают. Каждый год. А у нас?

Мама махнула рукой в мою сторону и сказала:

— Ой, Кать, Анют, ладно, не слушайте этого дурака, господи. Школа ещё новая, она чего, открылась-то в четвёртом году. Он на третий год или на четвёртый поступил.

На меня посмотрела, нахмурилась и цокнула.

— Свинёныш ты, ба, — сказала мама. — Кормят вас там от пуза, жопа всегда в тепле в ваших бараках, спортзал такой красивый, не спортзал, а сказка.