Пока, заяц

— Спасибо, — я ему ответил обиженно и повернулся на бок, в одеяле весь зарылся и руки скрестил на груди.

— Да ладно, чего ты? Глупости какие, боже. Я думал что-то страшное, что-то серьёзное. Доярка. А почему доярка-то?

Я еле разборчиво ему пробубнил:

— Потому что, типа, колхозник. В сапогах. Шакуров увидел, заржал. Как ты, прямо заржал. И стал всем говорить: "Смотрите, смотрите, Катаев доярка."

— Ладно, — Тёмка ответил сквозь смех и зашелестел одеялом. — А я-то думал, что-то интересное. Детский сад какой-то. Умеешь ты, конечно, интриги нагнать. Спокойной ночи.

И замолчал, сладостно засопел носом к стенке.

— Охренеть, конечно, — я посмеялся над ним. — На ночь мне всю душу вывернул, и на бочок спатеньки. Бандит, бляха-муха.

Ничего мне не ответил, до самого утра уснул.

Спокойно так и расслабленно. Лишь я, он и тишь ночная вокруг. Вдвоём с ним лежали в холодной кровати, в казённом постельном белье, слушали хруст короедов в стенах, ночной летней прохладой пьянились и тихонько ёжились от шёпота ветра за окном. Совсем друг другу недалёкие, тёплые и родные.

Домашние.

Глава 6. "Если хочешь остаться"

VI

Если хочешь остаться

Верхнекамск,

Декабрь, 2016 год

Тридцать первого декабря с самого утра Тёмка суетился и бегал туда-сюда по нашей квартире.

Наша малюсенькая хрущёвская кухня провоняла варёными овощами, кастрюля громко бурлила мутной водицей с ингредиентами для селёдки под шубой. Я стал аккуратно выкладывать в плоскую салатницу кусочки ароматного рыбного филе, весь испачкался, нюхнул масляные пальцы и поморщился от противного солоноватого запашка. Краем глаза заметил, как Тёмка забегал по комнате со старой вонючей тряпкой в руках. Стол свой протирал, ноутбук, даже грамоты свои в рамочках протёр. Так внимательно оглядывал нашу единственную комнату, будто выискивал, что же ещё в ней вылизать и где прибраться.

— Ты чего это скачешь с утра? — спросил я его и застыл в дверном проёме с грязными руками в селёдочном масле.

Нос вдруг так сильно защекотало, и я почесал его рукавом своей кофты.

Тёмка недоумённо глянул на меня, замер с бутылкой моющего средства и тряпкой в руках и сказал:

— Ну, Вить, Новый год. Сёмка придёт. Твои тоже придут. Надо как-то прибраться, наверно, они же тут ещё не были. Подумают ещё, что мы свиньи.

Он дёрнулся и подобрал со стула мои мятые белые носки, быстро так их нюхнул, поморщился и глянул на меня с недовольной миной, мол, ну ты чего уж, поросёнок. А потом взял и в ванну их утащил.

А я тихо ответил ему, хоть он уже меня и не слышал из-за шума воды из-под крана:

— Да перед моими-то можно и не убираться. Ты у Стасяна в общаге не был. У нас в хлеву, когда отец скотину держал, чище было.

Тёмка вернулся из ванной, ко мне аккуратно подошёл, и я специально руки завёл за спину, чтобы рыбой его не испачкать.

Он вдруг за локти мои схватился и сказал:

— Ты только Сёму не обижай, когда он придёт, ладно?

— А почему я должен его обижать? Ты чего это?

И он как-то непонятно замялся, увёл свой глупенький взгляд и едва разборчиво забубнил:

— Да ну просто его в школе обычно такие, как ты, пацаны задирали. Меня тоже иногда. Особенно, когда мы тот фильм сняли.

— Пересняли «Очень страшное кино-2», да, я помню, — я посмеялся над ним. — Так мне его и не показал.

Я вдруг услышал, как на кухне на столешницу грохнулась крышка кастрюли.

— Ну-ка пошли, — сказал я ему и метнулся на кухню.

К плите подбежал, разбушевавшийся огонь убавил и крышкой кастрюлю прикрыл. Тёмка за стол уселся и весь сгорбился.

— Шубу твою люблю, — сказал он с улыбкой. — Знаешь, как скучал по ней?

— Ха. А говорил, что по мне скучал. Всё к жратве сводишь, да? Голодный заяц.

И он будто нарочно схватил со стола иссохшую сырую морковь, смачно откусил её оранжевую макушку и заулыбался, будто дразнил меня и моё ласковое прозвище, которым я так давно его наградил.

— Так чего там с Сёмкой, говоришь? —спросил я и ополоснул руки в раковине, смыл противное селёдочное масло.

— У нас было несколько ребят в школе, они всегда слабых отщепенцев всяких искали, вроде нас с ним. Ты же знаешь, какие мы были, чего уж там скрывать. Они тоже на бокс ходили, в туалетах курили, одевались как ты прямо, стриглись так же. Вы бы, кстати, с ними подружились.

Я развёл руками и удивлённо на него глянул:

— А что у меня с одеждой не так?

— Да всё нормально, я не про это. Просто ты ему напомнишь тех ребят, я уверен. Мне же напоминаешь. Хоть ты и не такой.

И я вдруг так довольно заулыбался, сел перед ним на одно колено, глянул прямо в его глубокие карие глаза и спросил:

— А какой я у тебя?

Он протянул мне оставшийся кусок моркови. Я откусил его, прожевал, а сам всё дёргал бровями, мол, ну, давай, продолжай, чего ты замолчал?