Пока, заяц

— А тебя-то любит? — Олег разбил лёд тупого молчания.

Я пожал плечами и неуверенно ответил:

— Наверно. Я не знаю даже. Да, наверно уж, любит.

— А он тебе об этом говорит?

— Нет.

— А ты сам-то говоришь?

— И я не говорю. Чё мы, как две бабы, что ли, будем? Фу ещё.

— Смешной ты хрюшка, конечно, — сказал Стас, широко заулыбался и выкинул с балкона бычок. — Чё ты с ним вообще так носишься, а? Он же не маленький у тебя.

— Не маленький. Как сказать-то, даже не знаю.

Я повернулся к ним лицом и чуть ли не на пальцах стал объяснять:

— Вот мы с вами выросли, да, у нас кадетка была, армия считай, спорт, дисциплина, вот это всё. Вы этого не замечаете, потому что с этим выросли, всю жизнь с этим прожили. А у многих этого не было, понимаете? У него вот не было. Его по-другому воспитали.

— Значит, ты его теперь воспитывай как надо, — сказал Стас и пожал плечами, мол, это же так очевидно, чего ты весь загоняешься?

— Да поздно уже, — ответил я и махнул рукой. — Раньше надо было. Вот он даже… Подштанники тёплые лишний раз не надевает. Ему, блин, говоришь, а он как ребёнок тупой. Надо следить. Нет, я не жалуюсь, я же это…

Олег перебил меня и спросил с хитрым прищуром:

— Чё? Любишь его, типа?

— Всё, да? Завали. Не жалуюсь я, короче.

Стас вмешался:

— Нет, ты если хочешь, давай мы его воспитаем, как нас воспитывали? Без наездов, без негатива, просто покажем ему всё, расскажем?

Олег озадаченно почесал голову:

— Только я даже не знаю, чё мы ему, про термобельё, что ли, рассказывать будем? Лбу девятнадцатилетнему.

Я тяжело вздохнул:

— Да при чём здесь термобельё?

— Да ну ты сам же сказал!

— Я как пример привёл. Он весь такой… Глупый. Неопытный. Неуверенный. Запуганный. Несамостоятельный.

Стас вдруг засмеялся надо мной и сказал:

— Нормально ты. Я если бы так Дашку свою гасил, она бы мне башку оторвала, если бы узнала.

— Ну вот я перед кем распинаюсь стою, а, вы ж ни черта не поймёте?

Я похлопал Олега по плечу и сказал:

— Ещё раз поздравляю. Аньке своей тоже передай.

Он вдруг меня схватил за руку, крепко так вцепился в неё своими пухлыми холодными пальцами, посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

— Братан. Свидетелем у меня будешь?

— Буду. Спасибо. Всё, пошли, жопа уже замёрзла.

***

Мы с Тёмкой проводили Семёна домой, дверь за ним закрыли и вернулись к нам в зал. А у моих горилл уже совсем крыша поехала: Олег Стаса заматывал красными боксёрскими бинтами, как мумию, от коленей до самых плеч всего закрутил. Стоит так, как идиотская гусеница, посреди комнаты, громко ржёт, сверкая своими острющими клыками, смотрит на нас с Тёмой, мол, смешно же, да, смешно ведь?

Я вдруг как прикрикнул на всю квартиру, аж стены затрещали:

— Ясельная группа, алё! Вы чё, а?

Я подошёл к ним и дёрнул за один конец провонявшего потом бинта. Стас, как идиот, завертелся на одном месте, а Олег так же всё ржал.

— Бедная Анька твоя, — сказал я и громко цокнул. — Повезло ей с клоуном.

— Ой, чё ты, а, какой нудный весь сегодня? — завозмущался Олег.

— Ты нахера с собой бинты вообще таскаешь? — спросил я.

— Сегодня их на последнюю треню в этом году надевал.

Тёмка вдруг вмешался:

— Не на последнюю, а на крайнюю.

— Не понял? — удивился Олег.

— В кинотусовке все суеверные, — объяснил Артём. — Говорят не «последняя» смена, а «крайняя».

— А почему?

Он пожал плечами:

— Ну, типа, скажешь «последний день съёмок» и завтра окочуришься. Как Бодров, например.

— Ха. Клоуны какие, — засмеялся Стас. — Крайняя, бляха-муха. Как плоть.

Олег тяжело вздохнул, глянул на экран телефона и сказал:

— Ладно, чё, мы пойдём? А то у Витька уже зубы сводит, да? Одни хотите остаться?

И я зашипел на него:

— Пятачок-то свой прикрой. Вас никто не гонит.

— Да ладно, хорош, — он махнул рукой и зашагал в сторону коридора. — Вам же ещё к родне идти. Мне к Аньке надо. Этот к своим тоже поедет.

Стас по пути в коридор остановился возле меня, покосился на Тёмку и так тихо сказал мне на ухо:

— Витёк, контейнер есть у тебя? Шубу мне положишь?