Пока, заяц

Он громко застучал ручкой по столу и крикнул на всю смотровую:

— Марина Геннадьевна, у вас там Лёшка учится, да?

— Закончил уже, — ответила Марина Геннадьевна. — В том году ещё закончил.

— Ясно, ясно, — врач сказал и на меня опять посмотрел. — Вот, видишь, у нас у Марины Геннадьевны сын там тоже учился.

— А с сердцем что? — спросил я и тяжело выдохнул, а костяшки будто сами в кулаки сжались.

Врач пожал плечами:

— Да нормально у него с сердцем. Не жаловался никогда.

— Нет, я про своё сердце спрашиваю. С сердцем у меня что?

— Да чёрт его знает. Посмотрим сейчас. Ты не переживай, ты же молодой ещё. С сердцем обычно у взрослых, у стариков плохо бывает.

Я громко вздохнул и ещё раз повторил:

— Мне операцию в детстве делали. У меня спецгруппа была в школе. У меня сейчас сердце болит, понимаете?

— Ну в школе делали, это когда уже было? Вон же, здоровый сидишь. В армию сходил. Всё нормально будет, не переживай. Сейчас послушаем, ЭКГ снимем, всё поглядим. Да?

Он опять в свою тетрадку уткнулся, что-то стал записывать, потом вдруг голову свою поднял и спросил меня:

— А, это, Катаев.

— Чего?

— Вес какой у тебя, не знаешь?

Хотел уже было рот открыть, а не успел. В смотровую того бомжа на носилках вкатили, колёсами загромыхали на весь приёмный покой. А он ещё орал так громко, вопил, как раненое зверьё, прямо рычал своим прокуренным голосищем. Перегаром и засохшей мочой вдруг так завоняло, врач даже сморщился.

Медсестра закричала:

— Владимир Иваныч, он вон кровью в коридоре наблевал!

— Блядь, а, — выругался врач, очки поправил и из-за стола своего вылез, к бомжу к тому подлетел. — Наташ, ты мне его сюда нахуя притащила, скажи?

— Плохо ему! — ответила Наташа.

Врач склонился над бомжом, весь скорчился от неприятного запаха и громко заорал на всю смотровую, будто с глухим разговаривал:

— Что у вас болит?

У вас, говорит. На «вы» к нему обращается. Ко мне на «ты», к бомжу на «вы». Молодец какой.

Бомж голову приподнял немножко и с такой искренней драмой в голосе ответил:

— Всё болит, врач. Всё болит. Не могу.

— Понятно, — доктор ответил и в сторонку повернулся, чтобы не нюхать всё это. — На рентген его отправьте. Потом в кабинет УЗИ. Кровь на биохимию. Наташ, ну!

Медсестра Наташа вдруг дёрнулась, кивнула врачу и мужика на носилках в коридор выкатила. Опять одни остались: я, врач и вторая медсестра. Доктор весь сморщился, прокашлялся в кулак и рукой замахал, чтоб немножко запах этот разогнать.

— Ужас один. Ужас, — повторял Владимир Иванович. — Я вот как чувствовал, Лен, не хотел эту смену брать. Не хотел. Я к Татьяне Валерьевне подошёл, говорю: «Татьяна Валерьевна, мне Ольгу в Пермь везти». В Пермь, говорю, Ольгу везти, к мамаше к еёшней!

— Ну! — ответила медсестра. — Она же в курсе, что её постоянно катать туда-сюда надо. И вам смену поставила, да? Смотри-ка чего делает.

Доктор махнул рукой в её сторону и раздражённо ответил:

— Да пошла она. Вот этого вот добра мне только не хватало после праздников, да?

— Не говорите, ну. Вообще.

— Нет, Лен, а я что сделаю, да? Она, главное, умная такая, выходи, говорит, и всё! Выходи, и всё! Хоть костьми ляг. Тварь такая, вообще не могу.

Он вдруг огляделся, засуетился весь и спросил её:

— Так, погоди, вес там у него какой?

Лена бумажками зашелестела и ответила:

— Восемьдесят два, кажется.

— Да не у инфарктника этого, господи. У бомжа какой вес?

— А я не знаю, Владимир Иваныч, не взвешивали ещё.

— Ну ебут твою мать, а!

Врач к своему столу подбежал, глянул на меня украдкой и сказал:

— Здесь пока жди, ладно?

Бумажки какие-то схватил и пулей вылетел из смотровой. И опять тишина, только шлейф от бомжатины застыл в воздухе и писк приборов в ушах стоял.

Подохну всё-таки. Не поможет никто.

А в сердце опять так сильно стрельнуло, зажгло раскалёнными спицами и опять стихло. Я за грудь схватился, рёбра сжал покрепче и побрёл к выходу, прям по остаткам кровавой блевотины прошёлся.

Я уселся на кушетку в приёмном покое и уставился в пол. В грязный, холодный, гладкий и ровный. В кармане вдруг телефон зажужжал. На секунду даже обрадовался, подумал, Тёмка звонит.

Нет. Мама его.

— Вить, ну как ты? — послышалось в трубке.

— Никак. Даже не осмотрели. Времени нет. Не знаю, какие у них там проблемы.

— У тебя так же? Болит?

— Болит, — ответил я, и опять слева стрельнуло. — Не проходит вообще.

— Даже давление не померили?

— Я даже прибора у них не видел. Может, у них и нет вообще.