Привет, заяц

empty-line/>

— Простудился. Не думаю, что что-то вирусное, ты бы иначе тоже заболел. Как всегда у меня. Прости.

Мама уходила в аптеку на целый день, её сменщица и по совместительству владелица аптеки была в другом городе, и некому было её заменить.

Она подошла ко мне, погладила мой кипящий лоб, так строго и в то же время с любовью посмотрела на меня и спросила:

— Витя сможет с тобой посидеть, пока я работаю?

Я резко прокашлялся, проглотил сгусток мокроты и прохрипел:

— Нет, мам, ты чего. У него там семья вся на уши встанет, если его дома не будет. Мы с ним и так все праздники, как на пороховой бочке. Сидели всё, ждали их звонка.

— Тогда пусть бабушка с тобой сидит.

— Зачем? Ну что за смех, мне восемнадцать лет, ты хотела, чтобы я болел у тебя дома, вот, всё, я тут.

Она вдруг на меня прикрикнула:

— Артём! Если не дай бог здесь сознание потеряешь опять, голова закружится или ещё чего, я что делать буду? Ты подумал?

И тут я совсем растерялся и не знал, что ей ответить. Она была права. Как бы мне ни было мерзко ощущать себя жалким сопливым червяком, риск того, что я мог в таком состоянии отключиться посреди бела дня был очень велик, и мне повезёт, если рядом в этот момент окажется мягкий диван или хотя бы стул, а ведь я ещё мог случайно рухнуть прямо на Джимми своей шестидесятикилограммовой тушей.

Как-то под вечер, когда за окном городскую зимнюю мглу уже пронзал розовый свет уличных фонарей, я проснулся после очередного лихорадочного сна весь в поту и услышал, как мама за дверью моей комнаты с кем-то разговаривала по телефону, очень так мягко, нежно, кого-то о чём-то упрашивала, всё извинялась. И в самом конце её диалога я услышал слова, которые всё для меня прояснили.

— Спасибо, Витенька. Давай, мой хороший, ждём тебя, ладно?

И меня вдруг накрыла волна смешанных чувств, вроде как я был рад, что она позвала его понянчиться со мной, проследить, чтобы я не отключился, чтобы в случае чего мог хотя бы вызвать скорую, но в то же время не хотел, чтобы у Витьки из-за меня были проблемы с родителями, да и вообще не хотел его напрягать своими бедами со здоровьем.

Я сидел в комнате и не высовывался, пил как не в себя, литрами, воду, чтобы хоть немного сбить температуру, если просто лежать и не вставать, даже в туалет, то в целом было терпимо, но стоило мне хотя бы присесть, как в глазах начинали сверкать чёрные мушки и я чувствовал, как башка наливалась кровью и тянулась куда-то к полу. Не знаю, что там у меня было не так с сосудами, но в тот момент я мог всем своим телом отчётливо это всё ощущать.

Мама влетела ко мне в комнату:

— Лежи, не вставай, куда собрался? Сейчас Витя приедет, я такси ему вызвала. Хотя бы дня два с тобой пусть посидит, меня кто-нибудь сменит, потом я буду дежурить.

Я тяжело вздохнул, снова прокашлялся и сказал:

— Ладно, давай я постельное бельё нам достану.

— Да лежи ты, господи!

Я только прилёг и тут же очутился в психоделическом лихорадочном бреду, с детства мне эти «температурные» сны казались чем-то таким странным, но по-своему волшебным и необычным, в голове всё кружилось, и я не понимал, спал я, бредил, или это всё было наяву. Открыл глаза, проморгался и увидел над собой Витьку в его белом пушистом свитере, он сидел у моего дивана на коленях, давил лыбу, мол, ну, чего, Тёмка, разболелся весь, да? Лежишь тут, носом таешь.

— Привет, что ли? — сказал он мне. — Как ты?

— Ты не должен был меня таким видеть, — я сказал еле-еле и съёжился от резкой боли в горле.

— Да ладно. Раз уж заболел, что поделать? Понянчу тебя. Давай, снимай штаны.

— Чего?

— Укол тебе в жопень буду делать!

А потом он как рассмеялся и погладил меня по моей горячей голове, его рука оказалась такой холодной, то ли из-за моей высокой температуры, а то ли после уличного мороза. Он поставил рюкзак на стол, стал аккуратно раскладывать свои вещи, видимо, и впрямь собирался задержаться у нас на пару дней. И я вдруг так по-своему был благодарен этой мерзотной болезни, что сразила меня и позволила побыть с ним вместе ещё пару деньков. Конечно, мама немножко переборщила с реакцией, могла бы меня оставить одного и не дёргать его ради такого пустяка, но её тоже можно было понять, ведь она уже чуть не потеряла меня однажды.

Мне тогда было десять лет. Через пару месяцев после смерти отца я заболел, и не простудой и не ангиной, а чем-то очень и очень страшным. Ходил тогда, весь высох, еле стоял на ногах, весь был не то бледный, не то жёлтый. Сделали МРТ, и нашли у меня в печени то ли рак, то ли что-то ещё такое жуткое и едва излечимое. Дали самый неутешительный прогноз, назначили капать систему и пить витамины, а кроме этого, ну, так, между делом, посоветовали поездить по всяким церквям, монастырям, бабкам и ясновидящим. И совсем это была не шутка, такие советы раздавали моей маме высококвалифицированные врачи.

Я сидел на школьном классном часу, когда впервые показывали «оригинальный» спектакль про Бабу Ягу с украденными подарками, в правой руке у меня торчал катетер с подсохшим кровавым пятном, а сам я валился прямо на плечо нашей учительнице, смерть как хотел спать, никогда в жизни со мной такого не было. Никто в семье мне тогда не рассказал, что у меня обнаружили что-то страшное, знали, что я был не глупый, нашёл бы информацию про заболевание и понял бы, что жить мне осталось совсем недолго. Мама тихо плакала по вечерам, а я всё не понимал, почему. Подумаешь, заболел, с кем не бывает?

И бабушка с дедушкой были какие-то особенно добрые со мной, подарили мне новый телефон, хоть я и не просил. А мама таскала меня тогда ко всяким гадалкам, что принимали «пациентов» у себя на квартирах, сидели мы с ними, читали расклады таро и ничего, кроме совета «есть побольше диетического мяса, например, кролика» от них мы не услышали. Потом дед меня потащил с собой в какую-то секту, там вроде как поклонялись богу, вот только церковь и сама община располагались в каком-то элитном загородном посёлке, а прихожане очень любили натужно биться в конвульсиях, клали на меня руки, молились за меня, я тогда совсем ничего не понимал. Спустя годы всё хотел спросить деда, а что это за церковь такая была, что за конфессия, да только всё время забывал.