Привет, заяц

— И ты тоже?

И Витька вдруг так хитро посмотрел на меня с прищуром:

— Не знаю, Тёмка, не знаю. Но коллектив у нас дружный.

— Понятно.

Он всё стоял и курил, а я сидел на холодной ступеньке позади него и взирал на его статный каменный силуэт на фоне зимнего звёздного неба в тусклом свете полумесяца. Хотелось подойти к нему и обнять, согреть его на этом трескучем морозе, прижать к себе крепко-крепко и поделиться теплом своего сердца. А он всё стоял и курил, не дрожал, даже самую малость, будто для обогрева ему была нужна не одежда, а что-то другое.

— Так хорошо звёзды видно, — мечтательно произнёс Витька и ртом пустил кольцо серого дыма.

Я посмотрел на небо, разглядел в нём беспорядочную россыпь белоснежных пылинок и попытался соединить их в какие-то знакомые узоры. Он вдруг замычал и ткнул пальцем в небо, в какую-то его конкретную точку.

— Вон, видишь? — он спросил меня.

— Что?

— Там, левее от луны. Созвездие.

— Ну… Вижу, вроде.

Он усмехнулся и довольно произнёс:

— Это созвездие зайца. Такой вон с ушами длинными сидит. Видал?

А я всё непонимающе бубнил:

— Нет же, вроде, такого созвездия, это…

И тут я вдруг замолчал, когда до меня дошло, что он в очередной раз бессовестно потешался надо мной.

— Что? — спросил он и сверкнул мне своей улыбкой. — Вон уши торчат, не видишь, что ли? Твоё созвездие, да?

— Да ладно тебе выдумывать, нет даже такого созвездия, говорю тебе. Или… Правда есть?

Он помотал головой и опять посмеялся над моей глупостью.

— Как в Шрэке, да? — спросил я его. — Там тоже был прикол с созвездиями, помнишь? Конечно, ты помнишь, ты же только что мне его рассказал.

Витька докурил сигарету, затушил бычок в старую металлическую кофейную банку и пробормотал:

— Да, Тём. Помню. Пошли в дом.

На веранде в тёплом свете лампочки под потолком мы с ним вновь нырнули в коробки с кассетами, раскладывали их аккуратно по полочкам на старую советскую стенку, я сбегал в сени за видиком и через тюльпановый разъём подключил его к телевизору. Проверил. Работает. Чтобы совсем не замёрзнуть, Витька надел свой тёплый свитер, сидел на кровати, утопал в мягкой перине и разглядывал кассеты.

Мне попались какие-то дешёвые отечественные боевики, я доставал их из коробки один за другим и читал вслух названия:

— Афганский излом. Блокпост. Прокляты и забыты. Смерш. Чеченский круг. Кавказский пленник.

Он спросил меня:

— Последние два… Порнуха, что ли?

— Нет. То есть… Я не знаю. Вряд ли. Фу, ты чего?

Он вытащил из коробки кассету с Бодровым на обложке и сказал:

— Брата, может, посмотрим?

— Давай после Парка Юрского Периода? — ответил я и показал ему коробку с динозаврами на обложке.

— Хитрющий. Смотри только, попробуй мне после своего фильма уснуть. Всё со мной посмотришь, понял?

И я довольно заулыбался.

— Понял.

Я полез к видику, достал из коробки кассету и затрещал пластиком, а Витька спросил меня:

— А почему именно «Парк»?

— Да просто так. Мне с детства нравится. Когда четыре годика было, впервые его увидел по Первому каналу, там ещё фильм о фильме показывали, рассказывали, как делали динозавров. Сам захотел потом динозавров лепить и про них фильмы снимать.

И я резко вздрогнул, когда на экране застонала какая-то голая тётка и послышались томные мужские вздохи, Витька тут же засмеялся, а я поскорее схватил пульт и убавил звук.

Кое-как сквозь смех он сказал:

— Нормально. Вон тебе и динозавры, пожалуйста. Видал, какой у него диплодок?

— Блин, — расстроился я, так надеялся, что с ним «Парк Юрского Периода» посмотрим.

— Да ладно, забей. Иди сюда, — он сказал мне и хлопнул по мягкой перине.

Я лёг рядышком с ним, повернулся к нему лицом, утопал в этом рыхлом пуху, смотрел в его зелёные глаза и любовался его доброй улыбкой, слушал, как за окном тихонько завывал ветер, а внутри, в этом пряном аромате закатанных банок с соленьями и вареньем у нас тут было так уютно и тепло.

Я прошептал:

— Вить, а ты вот такой… Как это сказать, даже не знаю. Короче, ты очень правильно относишься к больным людям.

Он удивлённо дёрнул бровями.

— Да?

— Да. Я такого ещё не видел. Все какие-то козлы обычно. Как Антоха или ещё хуже. И по отношению ко мне и к Дине, и к другим. Я на таких людей в реабилитационном центре в детстве насмотрелся. Никакого понимания и сострадания нет вообще. Интересно, а ты почему такой? А остальные нет.

Витька пожал плечами:

— Не знаю я. Меня мама нормально воспитала. Мама моя. А не волчица сраная, как Антоху вашего. Иначе не знаю, как у него язычище сказать такое повернулся. Сам он, блядь, бракованный.

И опять стыдливо увёл в сторону свой взгляд и тихонечко передо мной извинился за ругань:

— Прости.

Я ничего не ответил, робко поцеловал его в носик и будто безмолвно поблагодарил его за всё.