Пучина скорби

— Водный коридор кончится, дыхалке полегче станет.

Соловьев оказался прав.

Минут через десять (хотя, возможно, время тоже искажалось, текло по-другому) коридор постепенно стал уходить вниз, зарываясь все глубже, пока водные стены и потолок не превратились в земляные. Граница перехода не была четкой, просто вода из зеленоватой сделалась бурой, а потом и вовсе почернела, сгустившись еще сильнее.

Теперь перед Вадимом и остальными был лаз в земле, более узкий и тесный, хотя шли они в полный рост, не пригибая головы. Света не было, и в руках у спутников Вадима появились фонари.

— Куда мы идем? — спросил Вадим, которому вправду стало легче. Он вновь мог нормально дышать, прошли тошнота и тяжесть в голове.

— В Боковушку, — ответил Лавров.

— Провалы соединяются между собой?

— Как видите. Но не совсем так, как вам кажется. Здесь, внизу, все иное. И переходы, и расстояния — в том числе. Мы доберемся гораздо быстрее, чем вы можете представить.

Лавров умолк, и дальше они долгое время шли в тишине.

Лучи фонарей прочерчивали светлые полосы на стенах, звука шагов не было слышно: земля мягко пружинила под ногами, Вадиму казалось, он идет по траве. Физически идти было намного легче, но в остальном…

И не в тревоге о предстоящем было дело. Вадим осознал, что уже бывал в этом месте — во сне. Кошмары, что мучили его весь минувший год, образы, которые он пытался залить алкоголем, оказались пророческими. Все это ожидало Вадима: тоннель под землей, кислый запах сырой земли, черные стены, шепчущие тени, желтые огни впереди.

Огней пока видно не было, но то, что в стенах кто-то копошится, Вадим понял скоро. Они были не одни в темноте, и от ощущения чужого присутствия Вадима потряхивало.

Он представил себе, что по обе стороны от него, в мозглой кромешной тьме стоят мертвые дети. Смотрят затянутыми смертью глазами, тянут жадные руки, улыбаются акульими улыбками. Хотелось закричать во все горло, но Вадим сдержался.

«Нет их здесь, нет!»

Но кто-то все же был… Чьи-то взгляды, как жирные земляные черви, скользили по коже; чей-то змеиный шепот слышался то справа, то слева, и слов было не разобрать. Неведомые твари споро двигались вдоль стен, ползли, бежали и извивались, отделенные от Вадима тонким слоем земли. Луч фонаря порой вырывал из подвальной тьмы неясные очертания длинных узких тел, похожих на уродливые корни громадного дерева.

Чудилось, что эти существа испытывают голод — вечный и неутолимый. Почуяв добычу, преследуют ее, жаждут добраться до трепещущего горла, опутать и удушить, напиться из горячих вен, нашептывая безумные слова на языке, которого никто не слышал тысячи лет.

— Кто здесь? — не выдержал Вадим.

— У хозяина много слуг, — отозвался из мрака Лавров.

Сон был правдой — весь, целиком?

Но в нем была Ирочка — то, кем она стала…

«У хозяина много слуг».

Думать об этом без боли и ужаса было невозможно. Панические мысли лишали воли, убивали надежду, и Вадим гнал их прочь. Боролся, сколько мог, стараясь не слушать шепота, несущегося из стен, не оглядываться, не замечать омерзительные тени, не вдыхать полной грудью, чтобы не впустить в себя скверну.

— Почти пришли, — весело сказал Лавров вечность спустя.

И тогда Вадим увидел впереди желтый свет.

Шепот, тени, тошнотворный запах — ничего больше не было. Вадим стоял на розовато-сером мраморном полу и зачарованно смотрел на огромный зал, в котором оказался. По форме помещение напоминало огромную колбу или стакан: круглые хрустальные стены искрились разноцветными бликами, уходили далеко ввысь и терялись там в клубящихся белоснежных облаках. Источник света оставался невидимым, но здесь было светло, как в ясный солнечный день.

Вадим ожидал чего-то темного, жуткого, грязного, без малейшего намека на красоту и гармонию (по крайней мере, в его снах было именно так), а вместо этого понимал, что не видел ничего более прекрасного и совершенного. Даже воздух был особенный: свежий, с примесью соли, как на море, но не влажный, а суховатый, напоенный ароматами цветущего луга, лимона, корицы.

Простор, много воздуха и света! В голове зашумело, как от глотка шампанского, Вадиму казалось, он парит на огромной высоте и знает, что не упадет, а взлетит еще выше.

Его спутники выстроились возле стен. Справа от Вадима стоял Лавров, слева — «ёж», блондин с волосами торчком и колючими глазами.

Все они смотрели в одном направлении. Вадим, немного придя в себя, привыкнув к увиденному, тоже пригляделся.

В центре помещения находилась небольшая площадка из белого мрамора. На ней и над ней ничего не было, но, стоило Вадиму сосредоточить на площадке свое внимание, как что-то стало происходить. Воздух над нею из прозрачного сделался белым, как туман, а потом в этом тумане засверкали золотистые искры. Диковинная субстанция находилась в непрерывном движении, мягко переливалась, поблескивала, отливая золотом.

— Нравится тебе здесь? — прозвучал голос. — Великолепно, верно?

Не мужской и не женский, не взрослый и не детский, не высокий и не низкий. Просто Голос — именно так, с большой буквы, потому что звучал он ясно и сильно, легко наполняя собою помещение, проникая в глубины разума.

— Кто ты? — спросил Вадим.

— Бог, — прозвучал ответ. — Истинный, не тот, с картинок в ваших церквях. Чудак Иннокентий был прав, хотя его и поднимали на смех. Как он говорил? Працивилизация? Она была здесь, это правда. Потом ее скрыл древний океан — и это правда тоже. Была иная вера, люди знали, какому богу возносить молитвы, как нужно это делать.

— Ты не бог, а демон!

— Скажи еще, что бог есть любовь, так ведь в ваших книгах написано?

— Если ты истинный бог, почему после исчезновения працивилизации о тебе позабыли? Почему стали молиться другим богам?

Сверкающее золотом сияние чуть померкло: так порой лицо человека темнеет от гнева. Он задел «бога» за живое? Попал по больному?

— Люди, жившие в этих местах, веками молились мне, падали ниц, приносили жертвы. Они научились жить в единении со мной, ведь я защищал их и помогал. Являл себя своим слугам, своим прихожанам в величественных храмах, которые они воздвигали в мою честь, — таких, как этот. Я был великодушен и справедлив! Сила моя не знала границ, но мир был молод… Планета пришла в движение, стала менять контуры: почва разламывалась, бездны раскрывали пасти, вырастали горные пики, на месте зеленых долин появлялись пустыни, города людей оказывались на дне океана. Моя многочисленная паства погибла, а я оказался заперт. Спустя столетия большая вода ушла из этих мест, ее сменили горы. Время ничего не значит для меня, и я ждал, терпеливо ждал возможности вернуться. Взывал к тем, кто мог меня услышать, — и спустя тысячи лет это случилось.

— Дети! Их смерти! Невинные дети погибли, чтобы ты воскрес!

— Я не умирал, — поправили Вадима. — Ибо не может умереть тот, кто бессмертен. Но да, они помогли мне вернуться. Дети — особые существа. Их кровь чиста в той же мере, в какой податлива душа. Меня могла вернуть кровь ребенка.

— Наташа была беременна! Кровообращение матери и младенца — единая система. Бедная женщина погибла по этой причине!

— Верный вывод. Сколько факторов должно было совпасть, чтобы в нужное место пришла человеческая самка, носящая в утробе дитя? Чтобы ритуальная плита была извлечена из глубины и напоена кровью? Видишь величие замысла и безукоризненность реализации?