Райский Град

Передо мной появился хостес — одна из тех девушек, что встретил у входа.

— Здравствуйте, — сказала она, обворожительно улыбаясь. — Вы бронировали столик?

— Добрый вечер, нет, — ответил я, пытаясь высмотреть среди дыма и посетителей крупную фигуру Магомедова. — Но меня здесь ждут.

Девушка кивнула и ушла, качая бёдрами. Сразу после этого я почувствовал руку на плече.

— Рома-ан, — раздался знакомый голос — от него мерзко запершило в горле.

Я повернулся и увидел лысого.

— А мы вас и правда ждём, — сказал он, не отпуская плеча, и показал свои золотые зубы.

— Где Катерина?! — всполошился я, скидывая его руку.

— Ну-ну, — прохрипел лысый. — Не буянь, заведение приличное. На нас и так уже смотрят.

Я действительно заметил настороженные взгляды посетителей.

— Пойдём, — сказал лысый и за плечо повёл меня вглубь зала.

В дальнем углу я заметил Магомедова. Он сидел на большом кожаном диване, курил кальян и разговаривал с кем-то по телефону.

— Разберись с ним, сделай предложение, — донеслось до меня, когда мы уже подходили. — Какое?! Такое, Валера, такое! По-классике, ну?! От которого не сможет…

Магомедов заметил нас.

— О-о, ну здрасьте! — сказал он, откидывая телефон на столик и вставая. — Ждали, ждали.

Я пожал его вялую руку.

— Прошу. — Магомедов указал на диван перед собой.

Лысый пропустил меня вперёд, так что я оказался зажат между ним и стеной. Перекрыл путь к отступлению? Думаешь, я так прост?

— Где Катерина? — прорычал я, исподлобья смотря на Магомедова.

— Что? — Он явно не расслышал вопрос.

— Где Ка… Кат… — пытался я повторить вопрос, но начал заикаться и от этого пришёл в ещё большую ярость — Катр… Катерина! — наконец, выговорил я.

Магомедов пристально посмотрел мне в лицо и откинулся назад.

— Давайте без истерик, — попросил он и затянулся. Затем, выпуская дым, глухим голосом произнёс: — С ней всё в порядке. Но я пригласил вас не для обсуждения личной жизни.

— А я хочу обсу… судить! Где она?!

Музыка как будто стала громче, и мои восклицания не особо привлекали внимание посетителей.

— Господи, да что вы заладили? — Магомедов начал раздражаться. — Не знаю я, где она сейчас. Наверное, на свидании с кем-то. Что вас это так волнует? Ну, провели вы с ней ночь — это ничего не значит. У неё таких, как вы…

Что? Откуда он?..

— Это з… это много значит! Для меня! И для неё! А вот вы…

— Так. — Магомедов привстал, явно не желая вести дальнейшую беседу, но вот по-пингвиньи покачал головой и снова сел. — Если вы не прекратите…

Я заметил движение со стороны лысого.

— То что?! Что вы мне сделаете?! В лес увезёте?! Да не то уже время! Хватит строить из себя гангстеров! Мафиози, чёрт бы вас!..

Сзади на моей шее будто сжались тиски.

— Заткнись, кролик, — спокойно просипел лысый. И я заткнулся.

Магомедов затянулся несколько раз подряд. После этого, смотря на меня с презрением, начал:

— Иногда я люблю пофилософствовать. Вот и сейчас: ради чего вы живёте? Я имею в виду ваше поколение. Ради любви. Вас так воспитали родители, кино и книги. Но что такое ваша любовь? В большинстве случаев — обычный эгоизм. С любовью вы путаете страсть, плотское желание… Или же просто потребность не быть одинокими. Или находите себе пару лишь потому, что это нужно — общество негодует на вас, осуждает ваше одиночество, и вам некомфортно от этого, вы чувствуете себя обделёнными. Вы ищите объект любви для утоления собственных желаний — разве это не эгоизм?..

Он замолчал и начал затягиваться — кальян забулькал. Я тупо уставился на колбу и на бурление воды в ней.

— Кстати, вы читали «Преступление и наказание»? — неожиданно спросил Магомедов.

— Я?.. Да…

— Послушайте, Роман, — он отложил шланг кальяна, — порой я испытываю угрызения совести…

Его телефон толчками поехал по столику.

— О, — Магомедов взял его в пухлую руку, — Вот и Катрин… Алло, милая?

Я весь напрягся.

— Да, конечно, — продолжал разговор Магомедов. — Зайка, это ничего не… Что? — Он украдкой глянул на меня и лысого, будто опасаясь, что мы услышим голос, доносящийся из динамика. В этот момент я заметил, что его лицо побледнело. — Это для твоего же блага, дорогая. Я не допущу, чтобы… Какой принц? Что?! — Он вдруг подскочил, ударив стол коленями — кальян зашатался, но не упал — лишь уголь чуть съехал с середины колодки.

Магомедов отнял телефон от уха. Его бледнота стремительно наливалась краской.

— Я почти освободил Катерину от этих предрассудков, — гулко проговорил он, с каждым словом повышая громкость, — но вот появился ты, слащавый ублюдок, и всё испортил!

— Она… она с вами толь… только рад…ди белого коня… — с трудом выговорил я.

— Принц, ха! — бесновался Магомедов, по-видимому, пропустивший мой комментарий мимо ушей. — Да вы посмотрите на него! Тварь дрожащая! Кролик! Да я таких, как ты…

— Прошу прощения, — раздался незнакомый вежливый голос. — Полиция нравов.

Мы все устремили взор на человека, подошедшего к нашему столу. Это был молодой гладковыбритый мужчина в строгой форме и с нашивкой «ПН» на рукаве. Кавказской национальности. Он показывал удостоверение на имя: Ваган-Абдулгаиз-Алмаз Алибабаевич Жи (чудом запомнил и передаю дословно).

— Извольте Ваши документы, господа, — произнёс он на чистейшем русском языке без капли акцента. — На Вас поступила жалоба.

— Пожалуйста. — Магомедов вынул из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул полицейскому.

Лысый молча достал свой документ из кармана брюк и также протянул стражу нравственности.

Я хлопал себя по бокам и с каждым хлопком всё больше напрягался.

— Сейчас, — пробормотал я, поочерёдно запуская руку в каждый карман и не находя удостоверение личности.

Ваган Алибабаевич, внимательно изучив поданные ему документы, сообщил, что всё в порядке, вернул их владельцам и выжидающе посмотрел на меня.

— Кажется, — сконфуженно пробормотал я, — забыл на работе… или дома.

— Какое несчастье! — Было похоже, что полицейский действительно искренне мне сочувствует. — Как ни прискорбно это говорить, но Вам придётся пройти со мной для уточнения личности. Не беспокойтесь, это не отнимет много времени.

Первый порыв, что испытал: возмутиться, ведь не я здесь преступник, а вот, они!.. Но тут понял всё преимущество своего положения.

— Простите, господа, — сказал, вставая, — но закон есть закон.