Стачколомы

Я открыл коробку с суши, Лейла помыла бананы, разрезала грейпфруты и выложила на тарелку. Я отвинтил крышечку и налил виски в бокалы. Развел все три порции колой.

Выпили за встречу.

– Наконец-то!
– сказала Лейла.
– А ведь дано хотели, да, Дань?

– Точно, - сказал я.

– Ну, это все из-за этой работы, невозможно ничего спланировать, - сказала Варя.

– Планировать вообще ничего нельзя. Все лучшее — всегда случается спонтанно!

– Да. Все планы — херня, - сказал я.
– То, что должно случится, обязательно и так случится. Ну, за вас девчонки. Рад что мы наконец-то встретились.

Я подлил в бокалы виски. Затем отправился в комнату и переоделся в шорты и футболку.

Лейла сходила в душ и вернулась в махровом халате. Кончики черных волос еще больше потемнели от попавшей на них воды.

– Идешь в душ?

– спросила Лейла у Вари.

– Да, сейчас.

– Там есть халат.

– О! Хорошо, - сказала Варя, улыбнувшись.

Свет на кухне струился из четырех лампочек, ввинченных в потолок. Я щелкнул выключателем. Гореть остались только две.

Варя долго была в душе, а когда вернулась, посмотрела на лампочки: о, такое освещение… интимное…

Я подлил в бокалы виски. Мы ели суши. Лейла обсасывала дольку грейпфрута. Достала из пачки тоненькую сигарету «Вог». Раздавила капсулу у основания фильтра. Воздух наполнился мятно-табачным ароматом. Виски в первой бутылке заканчивался и я открыл вторую.

Я рассказал анекдот о том как Мойша приходит в публичный дом и просит сделать ему «минет по-еврейски». И о двух наркоманах, которые занимаются сексом, покуривая косячок. Девчонки смеялись. А потом Лейла, держа в правой руке бокал с виски, наклонилась к Варе и левой рукой приспустила халат, обнажив плечо подруги. Их лица стали серьезными. Лейла поцеловала Варю в плечо и выпрямилась. Варя слегка подвинулась к Лейле и поцеловала в губы. Обе закрыли глаза. Они прихватывали губами губы и соприкасались кончиками языков. Стало так тихо, что я услышал свое дыхание. Поцелуй продолжался. Лейла приспустила Варин халат ниже, обнажив правую грудь, маленькую, чеканную, с радужным розовым соском, накрыла грудь ладошкой. Халат соскользнул, полностью обнажив грудь, плечи и верх живота. Варя проникла ладонью под халат Лейлы и поднялась по бедру. Движения руки угадывались под тканью. Поцелуй продолжался.

Мы пошли в спальню.

Свет изливался только от плазмы на стене. Там мелькали какие-то американские поп-звезды.

Варя лежала на спине. Я целовал ее. Кончиками пальцев чувствовал ребра, проступающие под кожей, и бусинку на пупке, и тоненькую стрелочку волос вдоль лобка. Ниже была голова Лейлы, которая вначале ласкала губами клитор подруги, а потом взяла в рот член, отвердевший, словно кусок свинца. Лейла заглатывала член, скользила языком, обсасывала мошонку, собирая кожу губами и отрываясь с звонким чмоканьем. Я целовал Варины соски, живот, клитор. Лейла оторвалась от члена. Ее лицо было рядом с моим. Я целовал Варину вагину, а потом — губы Лейлы, а потом снова возвращался к вагине. Подложил ладонь под ягодицу и перевернул Варю на бок. Она перевернулась со вздохом и слабым стоном. Я приподнял ее левую ногу, и продолжал лизать клитор, а Лейла — ее лицо все так же находилось рядом и я чувствовал ее дыхание, немного виски, немного ментоловых сигарет, немного плоти - раздвинула ягодицы Вари и начала вылизывать анус. С внутренней стороны левой ягодицы было розовое родимое пятнышко. Варя стонала и сжимала член. Иногда мы с Лейлой отрывались от Вари и находили друг друга языками.

Я встал на колени и, держа ноги Вари разведенными, вставил в нее. Член вошел легко и стремительно, словно заточенный нож. Рука Лейлы была сзади и массировала мошонку, и я придержал руку и отвел, уж очень она меня возбуждала, а я не хотел быстро кончать, я хотел насладится и Лейлой, моей сладкой, моей прекрасной Лейлой, да, ею я тоже хотел насладиться, я хотел наслаждаться ею бесконечно, и она поняла это, и отвела руку, а потом из полумрака возникло ее лицо, дыхание, губы, и она поцеловала меня, а потом — Варю, ее маленькую и теперь, когда она лежала на спине, почти незаметную грудь, похлюпывающее влагалище, и член, который, вытаскивая из Вари, я направлял Лейле в рот. Потом Лейла встала на четвереньки и я вошел сзади. Варя лежала рядом. Мастурбировала, прикрыв глаза. Их головы были на одном уровне и волосы Лейлы касались лица Вари. Они целовались, а я продолжал трахать Лейлу, продолжал входить в нее, продолжал познавать ее, впиваясь пальцами в ягодицы, уходя все глубже, все головокружительней, видя, как их губы сливаются, лица становятся бесконечно близки, чувствуя, как мы становимся одним целым, и понимая — краем мысли, мимолетной мысли понимая, - что вся мои тревоги, все волнения окупились с лихвой.

Мы пришли в спальню около одиннадцати, а заснули в начале четвертого. Мы делали небольшие перерывы. Принимали душ и допили вторую бутылку виски. Лежали в кровати, обнявшись. Я целовал то Лейлу, то Варю, расположившихся от меня с двух сторон.

Утром, когда Лейла принимала душ, я зашел в кабинку и мы занялись сексом. В душевой появилась Варя. Она почистила зубы, пописала, сполоснул руки под шумной струей воды и подошла к кабинке. Она смотрела на нас сквозь зазор между стеклянными дверцами, потом приоткрыла дверцы и положила ладонь на мою ягодицу. Лейла привалилась спиной к стеклянной стенке, я держал на весу ее согнутую ногу, по нам катились струйки теплой воды. Варя смотрела, как член входит в Лейлу. Прихватила пальчиками яйца. Подняла взгляд и посмотрела мне в глаза. Почти детский, наивно-диковатый взгляд. Я знал, чего она хочет. Я вытащил член из Лейлы и отправил в рот Вари. Она проглотила всю сперму без остатка. Зашла в кабинку. Наклоняясь и становясь на корточки, мы тщательно вымыли друг друга.

День второй.

Утром Толик поехал в Шевченковское депо. Мы с Яриком пришли к Дарницкому в 6.00.

Горбун повел нас в боксы.

Четверо механиков оставались в депо на ночь, сказал горбун, один был в боксах, охранял стачколома, трое других, ночуя в трамвае, по очереди патрулировали территорию.

На лестнице возле смотровой ямы сидели Барчишин с механиком. Вид у механика был потасканный. В два ночи, сказал он, стачколом начал колотить в дверь и орать не своим голосом. Механик позвал двух приятелей, дремавших в трамвае - третий обходил территорию - и они открыли подсобку. Подсвечивая фонариками, увидели стачколома. Он дрожал. Руки его были разбиты. За сутки он высох. От него несло мочой и дерьмом. Механики привязали его цепью к стулу. Рот не затыкали — пусть орет, если ему так хочется. Все-равно никто не услышит. Когда закрыли дверь, сказал механик, стачколом успокоился, а я просидел тут до утра, не смыкая глаз. Пойдете к нему, спросил горбун. Пусть спит, он нам сейчас нахуй не нужен, отозвался Барчишин.

В 12.45 возле ворот остановилась черная иномарка. Из нее вышли двое: высокий мужчина и блондинка лет сорока пяти в деловом костюме. Они направились в админздание, пробыли там полчаса, вышли и, пройдя между забором и боксами, устремились к рабочим. В руках женины была сумочка из крокодиловой кожи. Мужчина что-то возбужденно говорил. Они шли быстро. Волосы на голове мужчины шевелились от ветра, а ее волосы, светлые, уложенные лаком или гелем, были неподвижны, сохраняя строгость прически.

Они представились: сотрудники городской администрации. Мэр, сказала женщина, хочет лично поговорить с тремя делегатами, которых должны выбрать рабочие. Ее голос и манера держаться внушали доверие. Мы подождем в машине, сказала женщина. Затем поедем мэрию. Надеюсь, добавила она, мы решим все вопросы.

Горбун, приплясывая, побежал к воротам и выпустил посланцев.

Рабочие заволновались.

– Галька, ты!
– выкрикнула худая кондукторша.

– Да, точно, ты, Галька!
– подхватили в толпе.

Полненькая кондуктор-контролер в сиреневом берете, сказала, что ей не хочется, но если коллектив так решил...

Вторым выбрали сухопарого мужичка, который крутился возле Барчишина.

– Ну, кто третий?
– Вытянув шею, сухопарый осматривал толпу.

Рабочие вглядывались друг в друга, словно пытаясь обнаружить в лице соседа какой-то знак.

– Давайте я, - подал голос спортивный парнишка в шапке «Рибок». Его жена, блондинка лет тридцати, мечтательно разглядывающая наманикюренно-алые ноготки, с изумлением взглянула на него.
– Ну а чего, - весело сказал он, - я готов! Если никто не против.

Толпа одобрительно зашумела: пусть Ленька едет, свежая голова, может дельную мысль подкинет!

Все трое вышли за ворота, забрались в черную машину и уехали в мэрию.

Толик вернулся из Шевченковского депо в 16.15. Дела там обстоят херово, сказал он. Ему не удалось попасть на территорию - возле забора три машины с ментами. Он говорил с Глебом по мобильному.

Глеб с Владом и десяток рабочих забаррикадировались на втором этаже админздания. Повязали головы белыми лентами и объявили голодовку. Не выпускают директора, зама, секретаршу, двух бухгалтеров, повариху, уборщицу и охранника. Ждут, когда к ним пожалуют городские власти. Рабочие еще вчера раскололись на два лагеря. Больше половины оказались стачколомами. За стачку выступили двадцать три человека, но в течение дня из них осталось не более десятка. Остальные переметнулись к стачколомам, которые заняли боксы и фактически контролируют территорию депо.