Стачколомы

Когда из дома ушла, знаешь как на жизнь зарабатывала? Гоп-стопом. С друзьями-таксикоманами. У них по-началу и жила. Возле Дарницкого вокзала, в притоне, где они клей нюхали. А я — голову на отсечение даю!
– ни разу даже не пробовала. Бухали — да. Траву курили — да. Но клей нюхать или чего пожестче — Бог отвел!

У меня подруга была, постарше, она-то и на девчонку не была похожа, стрижка короткая, спортивные штаны, куртки, кроссовки, - я ей нравилась, она по девочкам была, я тогда впервые с девчонкой попробовала, - так она меня никому в обиду не давала. Токсикоманы ее побаивались. Говорила: если не хочет, не вздумайте ее заставлять! И они не заставляли. К тому же я им денежки приносила, - мы с подругой напару работали. Когда из вокзального кафе выходили с очередным пьяницей, сельским дядькой, набухавшимся от радости, что в столицу приехал и к нему в первой же забегаловке две телки подсели и давай, типа, угости, а потом давай, типа, идем к нам, - когда выходили и шли намеченным маршрутом, тут-то друзья нас и поджидали. Пиздили его, стараясь, правда, чтоб не сильно, чтоб ничего не сломать, пока карманы выворачивают.

Потом устроилась крупье в казино. Чаевые платили хорошие. Сняла комнату на Левобережке. Послала дружков куда подальше. И с подругой той порвала отношения. Она очень переживала из-за этого, ждала под парадным, на работу даже приходила, но я твердо решила - никаких больше муток. Она потом то-ли спилась, то-ли скололась, то-ли ножом ее пырнули в подворотне…

Но на этом мои приключения не закончились! Когда игорный бизнес прикрыли - снова без работы. Ну, думаю, что делать? Ничего ж не умею! Попала в бордель. Как? По объявлению в интернете: нужны девушки красивой наружности, оплата посуточно. Салон на Бассейной. Возле Бессарабки. Два года там оттрубила. Сутенершу, как сейчас помню, Таней звали. И с будущим мужем там познакомилась. Старше на семнадцать лет. При бабле. Я его не любила, он мне вообще не нравился, и секс с ним тоже мне не нравился. Он очень эгоистичный был, хотел, чтобы я всегда сухая была, его только так возбуждало. Часто в Израиль уезжал. На месяц, на два. Какие тут могут быть отношения? Через год развелись. У меня сын от него.

Через два дня Варя приехала ко мне. Я предупредил, что живу скромно, но оназаметила, что по сравнению с ее комнатушкой, это настоящие хоромы.

Мы трахались, выпили пива, снова трахались, я покусывал ее соски, мы вспотели и открыли балкон, хотя на улице дул прохладный ветер, мы исследовали друг друга пальцами и языками, ее ноздри раздувались, рот был приоткрыт, узкие бедра ходили из стороны в сторону, ягодицы, безупречные, юркие, раздвигались, пуская меня, а по губам, подбородку, нежно-юным грудкам ленивыми змейками катилось семя.

В течение осени мы встречались у меня по будням, когда я мог уйти из офиса, сославшись на встречи с клиентами, а у Вари выпадала свободная смена в магазине косметики и парфюмерии, где она работала продавцом. Мы старались не показываться на районе, чтобы ни Лейла, ни наши общие знакомые нас не застукали. Варя приезжала днем, а уезжала вечером. На ночь она не оставалась.

Второго декабря мы допустили ошибку. Точнее — я, я допустил ошибку! Пригласил Варю в «Купол». Сказал: хорош сидеть в четырех стенах, идем выпьем чего-нибудь! Мне, честно говоря, было унизительно прятаться и боятся, что нас могут увидеть вместе. Я не хотел, чтобы Варя считала меня трусом и подкаблучником. Наши отношения становились чем-то большим, чем перепихон на хате, - не знаю, чувствовала ли это Варя, но я — чувствовал и, признаюсь, хотел этого.

А дальше — как в мыльной опере, как в до тошноты предсказуемом сериале! Мы выпили пива в «Куполе», я вызвал такси и перед тем, как Варя села в машину, горячо поцеловал ее. Сквозь высокие стекла ресторана нас заметила администраторша, которая, как оказалось, недавно тут работает, но сама из местных, хорошо знает Лейлу и видела меня с ней на районе.

В тот же вечер Лейла обо всем узнала. Сказала она об этом, правда, не сразу, а через два дня, в субботу, когда мы встретились в Куреневском парке.

– И давно вы трахаетесь?

Я мог соврать, мог что-то придумать, прикинуться дурачком и перевести все в шутку, - но из-за какого-то тупого, самоуверенного упрямства сказал правду!

Хотел ли я сделать ей больно? Нет! Даже не думал! Хотел ли я показать норов, независимость, мужское эго? Возможно. Разобрался ли я в своей женщине, видел ли ситуацию так, как видела она, и, следовательно, мог ли предвидеть реакцию? Нет! Был ли я дураком, напыщенным, думающим, что понимаю ее, мою женщину, и всех женщин в мире, самоуверенным, витающим в облаках дураком? О да! Бесспорно! Каким же я был дураком, каким же я был мудилой!

Вначале был гнев, потом — рыдания, прямо там, в парке. Прохожие оглядывались на нас.

Лейла содрогалась, она словно билась в конвульсиях, она была пунцово-красной, слезы смешивались с тушью и на лице после многочисленных касаний образовались черные разводы.

Я сбегал в ларек и принес бутылку минералки. Лейла припала к горлышку, жадно глотая воду, и это немного успокоило ее, и теперь она сидела на лавочке, комкала очередную бумажную салфетку, в которую только что шумно высморкалась, швыряла салфетку в урну, доставала другую, мяла, кривилась от накатившей волны слез, закрывала лицо, сжимала веки и снова, снова плечи ее плясали, из груди несся хриплый, заикающийся плаче-вой, слова становились бессмысленными, и я должен был выдержать эту истерическую лавину, этот слезный шквал, чтобы, обдумав аргументы, попытаться что-то объяснить, парировать.

– Почему?
– спросила она, уставившись на меня глазами, наслезенными настолько, что я увидел в них свое искривленное отражение.

– Что — почему?
– я смотрел на нее, дурак дураком.

– Почему ты трахался с ней?
– она всхлипнула и вытерла покрасневшие ноздри салфеткой.

– Лейла… Прошу… Прошу тебя… Успокойся и выслушай… Я просто дурак… Я не понимал, что делаю…Я такой дурак, такое мудило!

– Это точно!

– Мы случайно встретились. А потом она приходила ко мне… Я хотел сказать тебе, признаться, ведь мы столько раз трахались втроем. Я не думал... Не мог подумать, что тебя это так расстроит!

– Расстроит — не то слово!
– простонала Лейла.
– Ты меня, блять, убил просто, ты мне в душу насрал! Мы же встречались. И она была с нами. Я никогда тебе этого не запрещала, но только — чтобы вместе, понимаешь? Ведь мы — пара! Пара! Чего тебе не хватало? Скажи, чего?

– Послушай меня, умоляю! Я просто запутался! Я не понимал, как для тебя это важно... Прости меня! Я люблю тебя, Лейла! Только одну тебя я люблю! А с ней — это просто увлечение, просто игра… Ну хочешь я встану на колени перед тобой? Хочешь?

– Не надо мне, - всхлипнула Лейла. Она, впрочем, начала успокаиваться. А я — понемногу обретал надежду. Может, все еще можно исправить? Я только сейчас, да, только сейчас понял, как много она для меня значит. Только сейчас. На этой лавочке. В этом гребаном парке. Да. Только сейчас.

– Лейла, пойдем ко мне!

Какое-то время она молчала.

– Ладно. Пошли, - наконец обронила Лейла, шморгнув носом.

Давно мы так не трахались! Лейла была превосходной любовницей, но в ту ночь, как говорится, превзошла саму себя!

Утром она сказала, что ей нужно время все обдумать, и что у нее есть одна просьба, настоятельная, убедительная просьба: Варя не должна ни о чем узнать. Пусть думает, что все, как обычно.

– Хорошо, хорошо, я ничего ей не скажу, порву с ней, выдумаю какой-то повод…

– Не надо ничего выдумывать! Ты, конечно, отчебучил, но и я вчера погорячилась. Мы планировали встретить Новый год вместе, помнишь?

– Конечно, но… - попытался возразить я.

– Все остается в силе!
– с ледяной веселостью отрезала Лейла.
– Мы его и встретим вместе. Я лично Варю приглашу. Уже меньше месяца осталось. Проведем вместе ночь, а потом скажем, что это — наша последняя встреча. Расстанемся. Но расстанемся друзьями. В конце концов она не чужой для меня человек!