Столичный доктор. Том VIII

Монастырь подготовили. Не то чтобы до лоска, нет. Но подмели, помыли, центральную аллею, ведущую от ворот к главному корпусу, обозначили камушками. Все в чистом, выстроились по росту напротив стола, за которым будут стоять высшие персоны, застыли, как солдатики на параде. Лица у всех напряженные, кто-то бледный, кто-то наоборот, раскрасневшийся. Казаки ЕИВ конвоя с жандармами не смешивались, но и те, и другие выполняли одну функцию: не пущать. Надеюсь, баба на сносях не прыгнет под колеса императорского кортежа, как в истории с царским дядей.

А главным признаком высочайшего визита оказалась кружащая над монастырем этажерка Яковлева. Августейшая авиаразведка. Не дай бог японец прорвется и захватит помазанника. Тут войне сразу и конец. А этот конец для войск страны восходящего солнца все откладывается и откладывается. Осады Порт-Артура не предвидится — японский флот, опасаясь подлодок, бездействует — война перешла в позиционную стадию. Все зарылись под Мукденом и чего-то ждут. Впрочем, известно чего — когда японцы проедят все кредиты. А новых при таком вялом развитии событий никто не даст. Тянут на ничью. Может, и визит императора связан с этим ожиданием.

Я стоял во главе этой шеренги, почти у ворот. Рядом — Михеев, Гедройц, Волконская, все, кто был со мной с самого начала, и кто присоединился позже. Жиган притулился немного в стороне, как и положено завхозу, но взгляд его цепкий, шарит по окрестностям. Никто не волнуется, не дрожит — насмотрелись уже на войне такого…

Наконец — гул машин. Шипение шин. Хлопанье дверей. Засуетились свитские, жандармы застучали сапогами. Первым вышел, конечно, генерал Трепов, собственной персоной. Выглядит как на парадном портрете. Доволен. Улыбка, спина прямая, блеск в глазах. За ним — штатские, военные в новых мундирах. И потом — он.

В простом защитного цвета кителе, без орденов, с аккуратной бородкой. Шёл легко. Лицо… усталое? Или безразличное? С расстояния не понять. Но вокруг него — тишина. Как будто воздух уплотнился. Люди расступаются сами собой.

Рядом с ним, чуть позади, шла она. Елизавета Федотовна. Великая княгиня. В простом, но элегантном сером платье, в шляпке с белым пером. Гордая осанка, лицо… спокойное, сдержанное, почти безмятежное. Только в глазах, когда она оглядела наш строй, мелькнула тень чего-то неуловимого — узнавания? Сочувствия? Впрочем, это могло быть лишь игрой света и моего воображения. Мы уже давно не виделись.

И третий… Я сразу его узнал. Китаец Ли. Учитель. Он шел чуть в стороне, почти незаметно. Будто случайно здесь оказался. Не будь мы знакомы, и внимания не обратил бы. Но именно он притягивал взгляд. Совершенно лысая голова, покрытая тонкой, морщинистой кожей. Лицо… не просто старое, а высушенное временем, как древний свиток. Глаза — темные, глубокие, абсолютно без возраста, смотрящие с какой-то вечной, отрешенной мудростью. Одет он был в дорогой, но простой китайский халат. В его руке, как и тогда, в Петербурге, был тонкий чехольчик, в котором, я знал, хранились иглы. Вот он, новый фаворит, без которого Николай никуда. О Ли уже даже писали в газетах. Разумеется, зарубежных. В наших — цензура пропускала только одну трактовку. Личный врач императора.

Николай остановился перед строем. Тишина. Трепов выступил вперед, козырнул, что-то негромко доложил. Император кивнул. Его взгляд скользнул по лицам, выстроенным в шеренгу. И остановился на мне. На долю секунды. И в этой доле секунды он… улыбнулся. Легко, одними губами. Улыбка вежливая, дежурная, ничего не значащая. Но она была. И тут же взгляд его перескочил дальше.

Зато Ли… Ли посмотрел прямо на меня. Долго. Внимательно. И тоже улыбнулся, кивнул. Его улыбка была совсем другой — не дежурной, а… знающей? Или просто вежливость старого учителя? Не знаю. Но в глазах его мелькнуло что-то, от чего мне стало не по себе. Потом его взгляд ушел вверх, к голубому небу. А ведь тут, в Маньчжурии, он, считай, приехал к себе на Родину. Первый раз за много-много лет.

А потом мы начали переглядываться с Лизой. Елизаветой Федотовной. Ее взгляд задержался на мне немного дольше, чем у Императора. И в нем я увидел… да, искренне сочувствие. И что-то еще. Тревога? Вина? Не знаю. Впрочем, прибывшие почти все смотрели на меня.

Церемониал продолжился. Я выступил вперед, подтянулся, отчеканил рапорт:

— Ваше Императорское Величество! Госпиталь Красного Креста, развернутый в помещениях бывшего буддийского монастыря у деревни Гаолинцзы, работает круглосуточно! За время нахождения на фронте, несмотря на неоднократную передислокацию и работу в тяжелейших условиях, персоналом госпиталя оказана медицинская помощь трем тысячам ста семидесяти двум раненым и больным нижним чинам и офицерам! Выживаемость… — я намеренно сделал паузу, выдержал тон, — выживаемость пациентов, прошедших лечение в нашем госпитале, составляет восемьдесят семь процентов, что является самым высоким показателем в Маньчжурской армии! Госпиталь укомплектован персоналом, медикаментами и оборудованием, включая рентгеновский аппарат. Готовы принять…

Я продолжил говорить, чеканя факты. За этими цифрами — адская работа, бессонные ночи, кровь, пот, слезы, потери… Лихницкий, контуженый Бурденко… Но сейчас не время для эмоций. Сейчас — театр. И на сцене — я.

Генералы, стоявшие по бокам от меня, слушали с непроницаемыми лицами, некоторые даже кивали. Улыбались. Восемьдесят семь процентов! Фантастика! Или они просто не слышали о той же газовой гангрене, от которой на передовой теряли каждого второго с этим диагнозом? Не знали про тиф, который выкашивал тысячи?

Император слушал, кажется, внимательно. Кивал. Когда я закончил, он сделал шаг вперед.

— Благодарю вас, князь, — произнес он негромко, но отчетливо. Голос у него был высокий, немного нервный. — Вы и ваши сотрудники проделали огромную работу. Родина ценит ваш подвиг. Военный министр докладывал мне о ваших достижениях. Я лично ознакомился с рапортом генерала Трепова. Уверен, такие врачи — залог нашей победы.

Мои брови непроизвольно поднялись. Военный министр? Лично? И даже про Трепова вспомнили? Неужели они там, в Петербурге, и правда начали что-то понимать? Или это просто дежурные фразы?

Началась церемония награждения. Трепов читал фамилии.

— За выдающиеся заслуги в организации медицинской помощи и самоотверженное служение раненым… Заведующий госпиталем Красного Креста, князь Баталов Евгений Александрович… — Трепов сделал паузу, — Орден Святого Владимира третьей степени!

Я шагнул вперед. Император отколол орден от подушечки, вручил мне. Рука его дрогнула? Или показалось? Я поблагодарил, отошел на место. Владимир третьей степени. Неплохо. За такие-то дела. Но могли бы и что-то побольше дать. Хотя плевать, у меня сейчас в голове только Агнесс.

— Помощник начальника госпиталя по медицинской части, Михеев Александр Васильевич! — Орден Святой Анны второй степени!

Михеев, обычно чуть сутулый, сейчас выпрямился, подошел к Императору. Лицо его было… смущенным? Тронутым? Непонятно. Получил награду, поклонился, отошел. Обычно орденоносцам дают не сам знак, а свидетельство, по которому тот должен заказать орден у ювелира. А вот когда императорское награждение, тогда могут и сразу прицепить. Кстати, считается большой привилегией. И ведь не я ходатайствовал. Не думал про такое. Кто же? И тут мой взгляд наткнулся на Боткина. Евгений Сергеевич стоял чуть-чуть, буквально на шаг, но в стороне от свиты. И искренне улыбался. Вот и добродетель наш.