Столичный доктор. Том VIII

Билеты на руках. Осталось только ждать. Мы прошли под навес, где нас, как полагается уважаемым иностранцам, тут же окружили вниманием. Услужливый служащий с поклонами заботливо закрыл перед нами ширму — чтобы защитить от праздных взглядов, как он объяснил жестами. К тому, что на нас постоянно глазеют, я уже привык. Но все равно приятно, когда тебя считают ценным экспонатом.

Выпили чаю из термоса, закусив хлебом с ветчиной. Все припасы везли с собой из Мукдена, в дороге только кипяток брали, чтобы самим все заваривать. Уж лучше я буду давиться бутербродами из черствого хлеба с начавшим надоедать местным хамоном, чем слягу от неведомой кишечной инфекции в таком вот городке. Нет у меня времени на задержку.

Не прошло и получаса, как подали поезд на посадку. По перрону забегали носильщики, заорали, завозились с тележками, кто-то даже зачем-то засвистел, разноголосый гул сразу усилился, но нас это волновало мало. И нести было кому, и до вагона провел тот же угодливый китаец. Скуповатый Жиган бросил ему какую-то китайскую мелочь, чем вызвал очередной пароксизм поклонов.

Вагонов первого класса не было совсем. Когда мы вошли в купе второго класса, то увидели, что попутчик имеется. Сухощавый европеец лет пятидесяти, представившийся как месье Маес, торговец родом из Бельгии. Тоже ехал в Нанкин. Ерунда, сутки с небольшим дороги, можно и потерпеть.

— Чудесный край, — сказал он с жестоким нидерландским акцентом на немецком. — Местный рынок быстро развивается, можно получить хорошие заказы.

Я кивнул. Развивается-то он пусть как хочет, а разговаривать мне было некогда и не с кем. Он, к счастью, вскоре умостился в уголке и высокохудожественно засопел — тихо, ровно, с краткосрочным повышением в конце, почти до ультразвука, как приличный сосед по купе. Вот таких я уважаю.

Стоило закрыть глаза, и воображение тут же предоставило картину бьющегося сердца и черной пули, неизменно почему-то слегка изогнутой, уткнувшейся острым кончиком в левое предсердие у выхода аорты.

Боже, поскорее бы это кончилось! Лишь бы успеть. Лишь бы всё не зря.

* * *

Ехали до Нанкина часов на шесть меньше, чем до Сюйчжоу от Пекина. То ли расстояние и впрямь короче, то ли местные железнодорожники неожиданно подцепили вирус трудолюбия, вызывающий внезапный приступ пунктуальности. Даже месье Маес не успел надоесть. Более того, под конец поездки он оказался неожиданно полезным — с удовольствием выдал кучу сведений, призванных облегчить нам пересадку.

Прибываем мы на станцию, которую европейцы по привычке называли Нанкин Вест, игнорируя китайское Сянгуань. Там, у пирса с труднопроизносимым названием, следующих дальше ожидает паромная переправа через Янцзы. Маес выразил готовность сопроводить нас до билетных касс. Он утверждал, что цивилизация начала добираться до этих мест — кассиры на этом берегу даже понимают английский, пусть и своеобразно. По его словам, переправа занимала часа два, иногда больше — в зависимости от состояния воды и скорости китайской задумчивости. При этом он тяжело вздохнул так, словно лично терпел безобразие десятилетиями.

— Когда уже закончится эта война? — бельгиец достал из портфеля сверток с жареной курицей — я даже умилился этому, как выяснилось, интернациональному обычаю, и начал есть, запивая чем-то горячительным из серебряной фляжки. Судя по запаху, коньяк. Правильно, не пьянка, а профилактика кишечных инфекций. Кока-колы пока нет, приходится без нее.

— В газетах сообщают о начале тайных переговоров о мире. Русский император приехал не просто так, — поддержал разговор я. — На фронте под Мукденом позиционный тупик, Порт-Артур японцы взять не могут, их флот блокирован подводными лодками.

— Да… эти «наутилусы» русских здорово подпортили японцам все действия на море, — согласился торговец. — Так бы уже высадили войска на Ляодунском полуострове и вперед, осаждать город.

— Там мощная крепость, — пожал плечами я. — Осада была бы не легкой.

— Нет таких укреплений, которые нельзя разрушить немецкими гаубицами.

Голландец явно питал большое почтение к продукции Круппа.

— Если из них не мешают стрелять.

— Думаю, сейчас англичане надавят на япошек, чтобы те продолжили воевать.

— Почему вы так думаете? — вежливо поинтересовался я, борясь с зевотой.

— Война — это большой бизнес. Заказы, бюджетные ассигнования, новые кредиты… Чем дольше она идет, тем больше банкиры из Сити заработают денег.

— Неужели в Европе нет сил, которые были бы заинтересованы в прекращении этой бойни?

— Есть, — торговец засмеялся. — Те, кого не пустили к кормушке. Немцы, австрийцы. Но я слышал, что они получают сейчас хорошие подряды у русских. Так что… О! Подъезжаем.

Когда Маес ткнул пальцем и объявил, что вот эти мазанки за окном — пригород Нанкина, я не мог усидеть на месте. До Шанхая остается сотни три километров. Плевое расстояние, даже китайский паровоз довезет меньше чем за сутки.

Я старательно отгонял мысль, что там ничего не кончится. Наоборот, это будет начало. Придется делать одну из самых неприятных вещей — ждать. Но пока… Да, консул Зольбер обещал послать телеграмму, чтобы шанхайские коллеги начали поиски супруги еще до моего приезда. Но вдруг они отложили послание в долгий ящик, и начнут только когда поступит команда? Без пинка посольские не шевелятся. Известный факт. Заинтересовать я их могу — любой банк в иностранном сеттльменте с удовольствием обналичит мой чек. Мне жаль только времени. Кого назначать виноватым, если я не успею? Да и поможет ли это?

Сам вокзал Нанкин Вест выглядел как перекормленный близнец станции в Сюйчжоу: та же безликая псевдоанглийская архитектура с претензией на «цивилизацию», тот же фронтон в духе сельского клуба, только масштабы побольше, да каменная кладка прочнее.

Пока отцепляли паровоз и налаживали паромную переправу, мы вышли на перрон. Я — чтобы попрощаться с Маесом, Жиган — купить билеты.

Железнодорожники не спешили. Двигались как на замедленной пленке. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь вдруг прилёг, прикрыв лицо соломенной шляпой, и объяснил бы это необходимостью «связи с Небом». В Сиаме, если человек решил провести ритуал сабай-сабай, трогать его нельзя — это не просто отдых, одобренный самим Буддой. Оставалось смотреть на воды Янцзы, грязно-желтые, и размышлять, как долго приходится очищать эту жижу перед тем, как делать с ней хоть что-то.

Впрочем, когда Жиган появился с билетами, железнодорожники почти закончили, маневровый паровозик начал заталкивать вагоны на паром. Я облегченно вздохнул. Вроде и этот этап завершен.

— Вот, Евгений Александрович, купил, — продемонстрировал картонные прямоугольники Жиган. — На том берегу прицепят вагон первого класса, перейдем. А то подсадят какого французика опять, терпи его.

— Маес, между прочим, бельгиец, — лениво поправил я.

— Разницы никакой. Всё одно жульё.

Конечно, что румын, что болгарин, один хрен — нерусский.

— О чем вы там с ним болтали? Он так коряво говорил по-немецки, что я ничего не понял.

— Когда закончится война.

— И когда?

— Сошлись во мнении, что как только западные державы перестанут давать Японии деньги и оружие.

Чтобы не толкаться в вагонах, на южном берегу Жиган вынес вещи на перрон. Так что сборку состава мы наблюдали со стороны. Хоть на улице жарко и душно, внутри, пока поезд не двигается, и того хуже. Душегубка натуральная. Захотелось пить, но я мужественно терпел, и от предложений разносчиков, таскающих воду со льдом и лимонад, отказывался. Ясен пень, там бактерий в составе ровно половина. Глотнул разок — и всё, начинай искать туалет и готовить запасное бельишко на случай, если добежать не успеешь.