Столичный доктор. Том VIII

Мандарин степенно направился к моему столику. Слуги остались на почтительном расстоянии, но их взгляды были прикованы к хозяину и ко мне.

— Excuse me, sir. Do I have the honor to address Prince Batalov? — произнес он на безупречном английском языке, едва заметно поклонившись. Голос его был низким, чуть дребезжащим, но интонации — изысканными.

— Да, я князь Баталов, — ответил я, поднимаясь из-за стола и кивая в ответ. Никаких «князей» здесь не требовалось, моё имя как врача значило куда больше любого титула. Мандарин явно знал, с кем говорит. Ему тут же поднесли стул, он уселся в него. Еще мгновение — на столе появился чайник, чашки, китайские пирожные из риса.

Мандарин представился. Звали его Линь Вэньбо и он был вторым секретарем министерства двора. Я все думал, как этот Линь будет с такими ногтями управляться с чайником, но все разрешилось чужими руками — слуга налил в пиалу чай, поднес ее мандарину. Прямо к лицу! И тот даже ни к чему не притронулся! Вот это уровень. Даже интересно, как ему задницу подтирают? Видимо есть отдельный слуга для такого.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался я, поглядывая на часы на стене буфета.

Линь начал долго и муторно объяснять мне свое дело. Некая высокопоставленная особа страдает многолетними желудочными проблемами. И хотела бы получить консультацию такого светилы, как я. Раз уж я в Пекине. Разумеется, меня ждет большой гонорар.

— Эта особа, ради которой на вокзал срочно приезжает мандарин такого ранга — влоб спросил я — Это императрица Цыси?

Линя чуть удар не хватил. Он поперхнулся чаем, ударом ноги оттолкнул от себя слугу.

— Мистер Баталов! Это крайне некорректный вопрос, на который я отказываюсь отвечать!

В этот момент по вокзалу разнесся протяжный, низкий гудок паровоза. Гудок моего поезда. До посадки оставались считанные минуты.

— Раз отказываетесь отвечать, то я отказываюсь ее осматривать. У меня есть более срочные дела.

Линь был потрясен. Его лицо покрылось багровыми пятнами, глаза вытаращились, а руки в золотых чехлах задрожали. Он резко взмахнул длинными шёлковыми рукавами своего халата — жест крайнего возмущения и негодования.

Я встал и направился к выходу из буфета. Можно ли сказать, что из-за меня случится дипломатический скандал между державами? Вполне. Но мне было на это плевать.

Глава 20

Подъ Мукденомъ. Опять потянулись дни томительнаго затишья. М?стами японцы пробовали наступать, но вяло и нер?шительно. Среди непріятельскаго боевого расположенія зам?чается крайняя напряженность. Посты и сторожевыя охраненія усилены; увеличено количество сторожевыхъ собакъ.

В?НА. Въ дипломатическихъ сферахъ говорятъ, что Японія н?сколько нед?ль тому назадъ неофиціально запросила Австро-Венгрію, не можетъ ли она принять на себя роль мирнаго посредника, и не согласится ли императоръ Франц-Іосифъ, какъ стар?йшій изъ европейскихъ монарховъ, взять эту роль на себя.

ЛОНДОНЪ.«Central News» настаиваетъ, что Китай обратился къ великимъ державамъ съ нотой, въ которой жалуется на опустошеніе войсками его провинцій. Сотни тысячъ китайскихъ семействъ лишены крова и средствъ къ существованію. Имъ угрожаетъ голодъ. Китай проситъ державы оказать сод?йствіе къ окончанію войны.

К счастью, отправление поезда никто не задержал. Видимо, господин Линь предпочёл сначала доложить о провале переговоров начальству, а уж потом — ждать новых указаний. Инициатива, как известно, наказуема, особенно в таких структурах, где наказание — главная форма обратной связи. Я задумался, присылает ли двор своим проштрафившимся чиновникам шелковый шнурок с намеком?

Потом мои мысли перескочили на тему, как шпион в Мукдене сумел отправить телеграмму в Пекин? Там же жесточайшая цензура на почте. Или известие о моем приезде поступило от пассажира поезда, на котором я приехал? Кто-то следил за моими перемещениями, и пока мы точили лясы в консульстве, начальник прибыл на вокзал? Ответ я себе сформулировал так: мне это не интересно. Я еду в Шанхай, а императрица, или кто там еще, обойдутся как-нибудь.

Так что я смотрел в окно, наблюдая, как перрон дернулся, а потом потихонечку начал уходить назад, исчезая в шлейфе от паровоза. Ничего не кончилось, приказ из дворца могут передать посредством упомянутого телеграфа, но просто так меня не остановить. Надо будет — прорвемся с боями.

— … Но там ждать всего три часа, короткая пересадка, — вырвал меня из дум голос Жигана.

— Стоп, я пропустил, что ты сказал? — оборвал я его.

— Так говорю, прямого до Шанхая нету, пересадка в Сюйчжоу, — Жиган прочитал название станции из записной книжки. — Будем там завтра примерно в это же время. Три часа — и поезд до Нанкина. Паромом на другой берег, и уже оттуда — Шанхай напрямки. Если повезет, за сутки доберемся.

— Спасибо, — кивнул я. — Даст бог, доедем.

Как же я ненавижу это неспешное пыхтение по железке, густо разбавленное необязательностью местных специалистов. Всё у них через известное место — и заправка паровоза водой, и загрузка углем, и остальное без исключения. Вот поэтому здесь не расписание, а «примерно будем». Человек полагает, а китайская железная дорога располагает.

И снова полудрема, будто организм решил взять паузу. Поначалу я на каждой остановке смотрел в окно, выглядывая на перроне делегацию из военных, а потом перестал это делать. Ожидание неприятности хуже ее самой, так зачем себя изводить? Случится, тогда и буду думать. А пока вон, классификация перитонита как эффективное снотворное. Так и не смог закончить черновик, мозг яростно сопротивлялся и вырубался через пару строчек. Всё как в стихах — трясясь в прокуренном вагоне, я полуплакал, полуспал.

* * *

Сюйчжоу показался мне маленьким полустанком, сильно не дотягивающим до крупной узловой станции. Здание вокзала одноэтажное, в английском стиле, с фронтоном, внутри поместились только билетные кассы и несколько подсобных помещений. Вместо зала ожидания — бамбуковые навесы с ширмами прямо на перроне, вместо буфета — разносчики, в чьем ассортименте были и жареные кузнечики и прочая восточная экзотика. Жиган выразил желание попробовать, но я отговорил. Запас активированного угля в моей походной аптечке невелик, тратить его целиком на здоровяка было бы опрометчиво.

Мы прибыли вовремя, до поезда на Нанкин оставалось меньше часа. Это если он уйдет по расписанию. Сейчас, когда мы здесь, сие не гарантировано — ну а вдруг телеграмма из столицы на наш счет все-таки придет? Первоклассных пассажиров выпустили первыми, и мы с Жиганом и двумя дородными чиновниками в очках очутились на почти пустом перроне.

Тит Кузьмич сразу бросился к кассе. Я остановился — мне интересно было понаблюдать, как он, с его китайским на уровне «иди сюда» и «слишком дорого» справится с этим. В Пекине у него всё получилось, но я ведь не видел!

Жиган подошел и коротко рявкнул: «Нанкин, а!». И продублировал требование показом двух пальцев. Кассир что-то сказал, я не расслышал, но Жиган сразу ответил: «Йинг хао!» — нету серебра. Взамен он полез за бумажником и достал оттуда русские банкноты. Отсчитал пять десяток, и бросил с видом барина, одаривающего холопа. Кассир снова что-то сказал, и получил в ответ: «Хао кьен! Мукден на, Пекин на, ни наджо» — хорошие деньги, в Мукдене брали, в Пекине брали, и ты бери. Очевидно, в свете последних событий русские деньги здесь появлялись не впервые, но одну купюру железнодорожник рассматривал особенно долго, мне даже показалось, что лизнул. Торг закончился в нашу пользу.