Страх — это ключ

— С вашего разрешения. Вы не желаете?

— Странный вы человек, — холодно отказался Кеннеди.

Его тон не остановил меня, и я налил себе виски. Большую порцию. Мне это было необходимо. По вкусу оно было таким, каким ему и полагалось быть, хотя виски соответствующего качества попадается довольно редко. Я наблюдал за Кеннеди, а он — за мной.

— Кто вы, дружище? — спросил он.

Я совсем забыл, что моего лица почти не было видно, и, откинув капюшон зюйдвестки, снял превратившуюся в тряпку шляпу. Мокрые волосы прилипли к голове, но от этого они, вероятно, не казались менее рыжими, чем сухие. Рот Кеннеди сжался в узкую линию. По выражению его глаз я понял, что он узнал меня.

— Толбот, – медленно проговорил он. — Джон Толбот. Убийца.

— Вы правы, — согласился я. — Убийца.

Он сидел, не двигаясь, и наблюдал за мной. Скорее всего, в голове его пронесся рой самых разнообразных мыслей, но ни одна из них не нашла отражения на лице — бесстрастном лице индейца. Его выдавали только карие умные глаза: они не могли полностью скрыть его враждебности ко мне и холодной ярости, проглядывающей из их глубин.

— Что вам надо, Толбот? Что вы здесь делаете? Зачем вернулись. Не знаю, с какой целью они заперли вас в доме с вечера вторника. Но вы сбежали так ловко, что вам не пришлось пришить при этом кого-то, иначе мне было бы известно об этом. Может быть, они не знают о побеге? Скорее всего, так. До данного момента я тоже этого не знал, но сейчас я в этом уверен, так как от вас пахнет морем и на вас рыбацкая зюйдвестка. Вы долго не были под крышей, ведь даже простояв полчаса под водопадом, не смогли бы промокнуть сильнее. И все же вернулись. Убийца, человек, которого разыскивает полиция. Весь этот спектакль чертовски подозрителен и непонятен.

— Да, все чертовски запутано, — согласился я. Виски было отличным и, впервые за многие часы, я почувствовал, что наполовину возвратился к жизни. Он был очень неглупым, этот шофер, и соображал трезво и быстро. Я снова заговорил.

— Этот спектакль так же запутан и противоестествен, как и то, что вы работаете в подобном месте.

Он промолчал, но я и не ожидал ответа. Будь на его месте, я тоже не стал бы тратить время на то, чтобы обсуждать своих хозяев и их дела со случайно оказавшимся в доме убийцей. Я решил разговорить его по другому:

— Эта смазливая генеральская дочка, мисс Мэри, очень смахивает на девицу легкого поведения, не правда ли?

Попадание в самую точку! Он вскочил с кровати, глаза загорелись яростью, руки сжались в тяжелые, как гири, кулаки. Он уже почти подбежал ко мне, когда увидел направленный ему в грудь пистолет.

— Хотел бы я посмотреть, как вы повторили бы свои слова, Толбот, если бы в руке не было этой пушки, — тихо сказал он.

— Вот так-то лучше, — усмехнулся я и одобрительно посмотрел на него. — Наконец-то вижу у вас какие-то признаки жизни, и они совершенно явно свидетельствуют о том, что вы иного мнения о девушке. Реакция человека может сказать больше, чем слова. Если бы я спросил, какого вы мнения о мисс Мэри Рутвен, вы или вообще не проронили бы ни слова, или послали бы меня ко всем чертям. Я тоже не считаю мисс Мэри девицей легкого поведения. Более того, я знаю, что она не такая. Я считаю ее милым ребенком, очень хорошей девушкой.

— Конечно считаете, — в голосе зазвучали горькие нотки, но в глазах я впервые уловил нечто похожее на удивление. — И именно поэтому вы напугали ее до смерти в то утро.

— Весьма сожалею об этом, искренне сожалею. Но поверьте, у меня не было другого выхода, Кеннеди. Не было выхода, хотя совершенно не по той причине, которую принимаете в расчет лично вы, или любой из банды убийц, находящейся в этом доме, — я допил свою порцию виски, посмотрел, на него долгим пристальным взглядом и бросил ему пистолет.

— Полагаю, нам есть о чем поговорить.

Он был явно удивлен, но, несмотря на это, его реакция оказалась быстрой, очень быстрой. Кеннеди схватил пистолет, осмотрел его, взглянул на меня так, словно решал, делать ему ставку на меня или нет. Он явно колебался. Потом пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Не думаю, что пара новых пятен машинного масла причинит какой-то вред моей простыне, — он сунул пистолет под подушку, подошел к столу, налил виски в оба стакана, и стоя, ждал, когда я заговорю.

— Да, мое поведение выглядит странным. Что ж попробую прояснить ситуацию. Дело в том, что я собственными ушами слышал, как Вайленд пытался убедить генерала и Мэри устранить вас. Я понял, что вы потенциальная угроза для Вайленда, генерала и всех остальных. Из того, что мне довелось услышать, стало понятно, что вы не в курсе тех делишек, которыми они занимаются. А ведь вы наверняка знаете, что здесь творятся какие-то странные дела.

— Я всего-навсего шофер. И что же они сказали Вайленду, услышав его предложение? — он произнес слово «Вайленд» так, что мне стало ясно: он не симпатизирует ему.

— Они начисто отказались.

Кеннеди был доволен, но старался не показать этого. Правда, ему это не удалось.

— Я слышал, что не так давно вы оказали семейству Рутвен большую услугу: разделались с тремя головорезами, которые пытались похитить мисс Мэри.

— Мне просто повезло.

Там, где требовались мгновенная реакция и сила, подумал я, ему всегда должно везти.

— Когда-то я был телохранителем, а не шофером. Мисс Мэри — лакомый кусочек для каждого хулигана в стране, которому кажется, что он запросто может отхватить миллион. Но теперь я уже не телохранитель, — резко сказал он.

— Я познакомился с твоим преемником, — кивнул я. — Валентино. Он не смог бы охранять и пустую детскую.

— Валентино, это вы о секс-символе немого кино? — он усмехнулся. — Да, подходит, подходит, с его-то физиономией неандертальца. Вообще-то, он Эль Гюнтер. Слышал, что вы повредили ему руку?

— А он мне ногу. Сейчас она вся сине-багровая. — Я задумчиво посмотрел на него. — Забыли, что говорите с убийцей, Кеннеди?

— Вы не убийца, — ровным голосом ответил он. Наступила длинная пауза. Потом он отвел от меня взгляд и уставился в пол.

— Вы, что, в курсе здоровья патрульного Доннелли?

Он молча кивнул.

— Да, Доннелли жив и здоров, — сказал я. — Правда ему пришлось потратить несколько минут на то, чтобы смыть с брюк следы пороха, что же касается всего остального, то он не пострадал.

— Зачем эта фальсификация? — тихо спросил Кеннеди.

— Попробую объяснить. Расскажу не все, не имею права, так что не обессудьте. Вот вы прочли обо мне в газетах, — я махнул рукой в сторону стоящего в углу журнального столика. На обложке нового журнала опять напечатали мое фото, и эта фотография была еще хуже, чем предыдущая. — Кое-что вам рассказала Мэри. Кое-что из того, что вы слышали и читали обо мне, — правда, но в основном — чушь собачья. Мое имя действительно Джон Толбот, и я, как объявили в суде, действительно специалист по поднятию со дна моря затонувших кораблей. Если не считать Бомбея, то я был во всех местах, которые упоминались. Хотя время моего пребывания там указано не точно. Я никогда не занимался какого-либо рода преступной деятельностью. Что же касается Вайленда, а возможно, и генерала, то они действительно преступники, по которым давно плачет тюрьма. И мне нужно было проникнуть в их среду. Именно для того, чтобы обеспечить этой шайке столь уютное жилище, и проводится грандиозная операция спецслужб. Я участвую в этом деле отнюдь не как частное лицо. Не буду сейчас вдаваться в пространные объяснения, но стало известно, что генералу очень нужен эксперт по поднятию со дна моря затонувших кораблей. Было потрачено много сил и времени, чтобы создать мне соответствующую легенду. И не зря. Это дьявольски осторожные бестии. Они разослали телеграммы своим агентам в Голландии, Англии и Венесуэле, чтобы собрать обо мне сведения. Со всеми этими тремя странами генерала связывают вполне определенные интересы, я имею в виду нефть. Данные, которые они получили, вполне их удовлетворили.

— Откуда вам известно, что они разослали телеграммы в эти страны?

— Каждая телеграмма, отправляемая за рубеж из Марбл-Спрингз за последние два месяца, тщательно проверялась. Все телеграммы генерала были зашифрованы, что вполне законно. Но в Вашингтоне есть один старичок, гений расшифровки. По его мнению код генерала — детская забава.

Действие виски начало ослабевать, я начал дрожать от холода. Пришлось встать и ходить по комнате. Я ходил и говорил:

— Чтобы оказаться в банде не в одиночку, а с напарником, и был разыгран этот спектакль — похищение дочери генерала.