Страх — это ключ

— Не будьте идиотом, — устало проговорил я. — Можно испортить и в вашем присутствии что-нибудь в приборной доске или предохранительной коробке, с тем чтобы навсегда лишить батискаф возможности передвигаться. И ни вы, ни кто-нибудь из ваших парней ничего бы не поняли. Но я заинтересован в том, чтобы заставить эти моторы работать, чтобы покончить со всем этим. Причем чем скорее, тем лучше, — я посмотрел на часы. — Сейчас без двадцати одиннадцать. Мне потребуется часа три, чтобы обнаружить неполадки. И это самое меньшее. Да, перерывы для отдыха тоже будут необходимы. Я постучу в люк, когда потребуется.

— В этом нет нужды. — Вайленду это не очень-то нравилось, но он был вынужден выполнять мои требования. — В кабине батискафа есть микрофон, соединяющийся с помощью системы проводов с тем помещением, где мы были. Имеется и кнопка вызова. Дайте нам знать, когда вам понадобится отдых.

Я кивнул Вайленду, спустился к люку батискафа по скобам, отдраил его, спустился внутрь и задраил за собой. Открыл тяжелую стальную дверь кабины батискафа, вошел внутрь и задраил дверь за собой. Ничто не изменилось. Все было так, как я помнил. Кабина была значительно усовершенствована по сравнению с ее предшественницей, она стала гораздо больше, форма ее из шаровидной превратилась в яйцеобразную. Но небольшая потеря прочности из-за этого не имела большого значения, так как батискаф был предназначен для использования на глубинах до восьмисот метров. Зато улучшился обзор и внутри кабины стало гораздо комфортнее. Три иллюминатора диаметром по семьдесят сантиметров имели форму конуса, поэтому давление морской воды лишь сильнее прижимало их к корпусу батискафа, обеспечивая герметичность. Окна иллюминаторов казались очень хрупкими, но я знал, что они изготовлены из плексигласа специального состава и что каждое из них, могло выдерживать нагрузку до пятисот тонн. А такая нагрузка более чем в полтора раза превышала ту, которую они будут испытывать даже на глубине восемьсот метров.

Что касается самой кабины, то она представляла собой конструкторский шедевр. Шестая часть внутренней поверхности кабины, была занята приборами, циферблатами, блоками предохранителей, распределительными щитами и разнообразным научным оборудованием, которое нам вряд ли потребуется.

С одной стороны кабины находилась панель управления батискафом: запуск двигателей, регулирование числа оборотов, включение переднего или заднего хода, включение прожекторов и дистанционное управление захватами, установленными снаружи, регулировка системы регенерации воздуха, управление выдвижным рычагом, позволяющим удерживать аппарат неподвижно вблизи морского дна. Был один незнакомый мне рычаг. Под ним табличка «Управление буксировочным канатом». Я сразу не мог сообразить, что это такое, но через несколько минут раздумий установил следующее: к корме батискафа прикрепили барабан с намотанным на него канатом. Конец каната привязали к скобе, приваренной к нижней части стенки шлюза. Идея заключалась не в том, чтобы подтягивать батискаф к буровой по дну моря в случае какой-либо аварии, так как при этом потребовалась бы во много раз большая мощность, чем у двигателя этого барабана, а в том, чтобы решить довольно хитрую навигационную проблему, заключающуюся в точном возвращении батискафа к буровой.

Теперь наконец-то я понял, почему Вайленд не очень сильно возражал против того, чтобы я остался один внутри батискафа: уплыть я не мог — был привязан к буровой.

Кроме приборов, в кабине были только три небольших стула с полотняными сиденьями, и полка, на которой лежало несколько кинокамер различных фирм и другое оборудование для подводной съемки.

Быстрый, но внимательный осмотр всего этого интерьера я произвел довольно быстро. Первое, на что я обратил внимание, был микрофон, висящий рядом с одним из стульев. Вайленд был человеком недоверчивым, и он, скорее всего, захочет удостовериться, работаю ли я. Вполне возможно, что микрофон устроен таким образом, что работает даже находясь в состоянии «выкл.», что позволит Вайленду понять, ориентируясь на характер звуков, работаю я или нет, хотя он, конечно, не сможет определить, чем именно я занят. Но, видимо, я переоценил Вайленда: проверив, убедился, что это обычный микрофон.

Следующие пять минут или около того я уделил проверке каждого прибора, находящегося в кабине, за исключением двигателей: если бы у меня получилось их запустить, то дежурящий у входа в шлюз, наверняка почувствовал бы вибрацию.

После этого полез в электрораспределительный щит и отсоединил штук двадцать разноцветных проводов, оставив их свободно висеть. Один из них подключил к амперметру, остальные приборы из мешка выложил на пол и на один из стульев. Таким образом создал впечатление, причем весьма убедительное, что я здорово потрудился.

Улечься на узком дощатом настиле, вытянув во всю длину ноги было невозможно, но меня это не смутило. Все равно как спать — лишь бы спать! Прошлой ночью я ни на минуту не сомкнул глаз. Кроме того, за последние двенадцать часов мне пришлось пройти через такие испытания, что я смертельно устал. Нужно было выспаться. И я уснул.

Когда я проснулся, часы показывали половину третьего. Для меня это было необычно: как правило, когда требовалось, я мог поставить в уме на нужное время воображаемый будильник и проснуться еще до наступления этого срока. Но в этот раз я проспал. Чертовски болела голова, воздух в кабине был тяжелым и влажным. В этом оказался виноват я сам — не настроил должным образом систему регенерации воздуха. Я включил ее на максимум и через пять минут, когда голова начала проясняться, по микрофону попросил, чтобы открыли крышку люка шлюза. Тот, кого они называли Кибатти, спустился вниз и тремя минутами позже я уже стоял в «Сверхсекретной» комнате.

— Вам не кажется, что вы запоздали? — резко бросил Вайленд. Он и Ройал — видимо, второй рейс вертолета прошел благополучно — были единственными, кто находился в комнате, если не считать Кибатти, который только что задраил за мной крышку люка в выпуклой стене.

— Разве вы не хотите, чтобы эта проклятая штуковина когда-нибудь смогла двигаться? Может, мне только показалось, что вы этого хотите? Я нахожусь здесь не ради того, чтобы малость поразвлечься, Вайленд. — Заявил я с подчеркнутым раздражением.

— Ну, ну. Какого черта вы беситесь? — Он внимательно посмотрел на меня, и было видно что у него не было намерения враждовать со мной без особой на то причины.

— Я проработал целых четыре часа в этом тесном гробу, у меня затекли руки и ноги, — продолжил я прежним тоном — и к тому же еще никто не побеспокоился отрегулировать систему очистки воздуха, и я дышал черт знает чем, но теперь она, кажется, в порядке.

— Какие у вас успехи?

— Почти никаких, — я инстинктивно поднял руку, прикрывая голову, поскольку увидел, что брови его поползли вверх и лицо потемнело от гнева. — Работы было предостаточно. Смею уверить, я не бездельничал. Проверил все до единого контакты и электроцепи, но только в последние двадцать минут понял, в чем дело.

— Так… Ну и в чем же дело?

— Ваш умерший друг-инженер напортачил с ними, вот в чем дело, — я выжидающе посмотрел на него. — Вы намерены были взять его с собой за сокровищем, или нет?

— Спуститься в батискафе должны были Ройал и я. Мы думали…

— Думали, что не было смысла брать его с собой. Думали, что справитесь сами. Возможно, он это понял, понял, что оказался лишним и что его ждет, и поэтому подстроил все так, чтобы хоть посмертно насладиться местью. Впрочем, возможно, он так ненавидел вас, что решил, даже если вы и возьмете его с собой, все равно уйти в мир иной, прихватив вас с собой. Ваш друг приготовил очень умную ловушку, правда, у него не хватило времени довести дело до конца, помешал несчастный случай. Именно поэтому двигатели не работают. Ловушка, подстроенная вашим другом, заключалась в том, что батискаф двигался бы отлично: и вперед и назад, и вверх и вниз, он выполнял бы любые операции, которые требовались, но все это до той минуты, пока он не опустился бы на глубину, слегка превышающую девяносто метров. Потом должны были сработать определенные реле. Он отлично проделал свою работу, ваш инженер, — я не слишком волновался, зная, что они ни черта не смыслят и глубоко невежественны в том деле, за которое взялись.

— И что было бы потом? — цедя сквозь зубы слова, спросил Вайленд.

— Потом ничего бы не было. Батискаф никогда бы не поднялся из морских глубин, не смог бы преодолеть девяностометровый путь вверх. А у вас вышла бы из строя система регенерации воздуха и вы бы умерли от удушья, — я внимательно посмотрел на Вайленда. — Возможно, орали бы, пока не потеряли рассудок.

Вайленд побледнел и, стараясь скрыть свое волнение, стал вытаскивать из кармана пачку сигарет. Руки его дрожали, и он не мог унять эту дрожь. Ройал, сидевший на краешке стола, только улыбался едва заметной кривой улыбкой и, как ни в чем не бывало, помахивал ногой в воздухе. Ройал не был храбрее Вайленда, но, по-видимому, был менее впечатлительным. Профессиональный убийца не может позволить себе иметь богатое воображение, призраки всех его жертв не должны мешать ему жить. Я снова взглянул на Ройала и поклялся себе, что настанет день, когда увижу, как его лицо превратится в маску ужаса. Такие маски Ройал часто видел на лицах многих своих жертв, когда они в самую последнюю минуту осознавали, что сейчас умрут, осознавали еще до того, как он нажимал на курок своего маленького смертоносного пистолета.

— Вы очень образно обрисовали все, — резко бросил Вайленд. Он уже начал приходить в себя.

— Да, описание было довольно образным и четким, хочу сказать, что мне, нравятся взгляды вашего друга-инженера и цель, которую он поставил перед собой.

— Забавно. Очень забавно, — не сказал, а прорычал Вайленд. Иногда он забывал, что хорошо воспитанные деловые магнаты не могут позволить себе такой тон. Он смотрел на меня с полминуты и задумчиво поинтересовался:

— Надеюсь, что вы не собираетесь идти по его стопам, Толбот?