Страх — это ключ
Шрифт:
— Да, идея неплохая, — усмехнулся я — но вы недооцениваете мои умственные способности. Во-первых, если бы я замыслил нечто подобное, то вряд ли рассказал вам о планах вашего друга. Во-вторых, на эту прогулку отправитесь не только вы, но и я вместе с вами. По крайней мере, я надеюсь отправиться вместе с вами.
— Надеетесь, да? — Вайленд полностью обрел равновесие, снова стал проницательным и сообразительным. — Что-то вы вдруг стали подозрительно уж компанейским, Толбот. Вам не кажется?
— Вам не угодишь, — вздохнул я. — Если бы сказал, что не хочу отправиться вместе с вами за сокровищем, вы сочли бы это еще более подозрительным. Не ребячьтесь, Вайленд. Дело обстоит уже не так, как обстояло несколько часов назад. Разве вы не помните слов
— Я не получаю никакого удовольствия от убийства, — вмешался в разговор Ройал. Это была просто констатация факта, сбитый с толку абсурдностью этого утверждения, я внимательно посмотрел на него и медленно переспросил:
— Мне не послышалось, вы действительно так сказали?
— Вы когда-нибудь слышали, что могильщик копает могилы ради собственного удовольствия, Толбот?
— Мне кажется, я понимаю вас, — я посмотрел на него долгим взглядом: в нем было еще меньше человеческого, чем я думал раньше. — Так или иначе, Вайленд, теперь, когда у меня появилась уверенность, что выживу, я стал по-другому смотреть на вещи. Чем скорее это дело кончится, тем скорее я распрощаюсь с вами и вашими милыми приятелями. Да, а еще я хотел бы, чтобы генерал и мне подбросил несколько тысчонок. Ему же не понравится, если станет известно, что он помогал криминальным элементам в их преступных делах. Да еще таких масштабных.
— Вы хотите сказать… Вы хотите сказать, что намерены шантажировать того, кто спас вам жизнь? — видимо, еще существовало что-то, что могло удивить Вайленда. — Так вы, оказывается, ничем не лучше любого из нас. Вы даже хуже.
— А я никогда и не отрицал этого. Настали тяжелые времена, Вайленд. Человек должен как-то зарабатывать себе на жизнь, и я не хочу упустить свой шанс. Именно поэтому и предлагаю свою помощь. Да, прочитав инструкции, даже ребенок сможет управлять батискафом, но сами подводные работы не для любителей. Поверьте мне, Вайленд, я знаю, что говорю. Все вы — любители. Я — профессионал. Это единственное, что я умею делать в жизни действительно хорошо. Итак, вы берете меня в это путешествие?
Вайленд посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом и тихо произнес:
— Я и не думал спускаться без вас, Толбот.
Он повернулся, открыл дверь и жестом предложил мне идти впереди него. Он и Ройал шли за мной. Проходя по коридору, я услышал, как Кибатти запер за нами дверь, задвинув тяжелый засов и повернув ключ в замке. Такие предосторожности обеспечивали не меньшую безопасность и сохранность, чем в Английском банке, если бы не одно обстоятельство: в Английском банке кодовый стук автоматически дверь в хранилище не открывает, а здесь дверь автоматически открывалась на кодовый стук. Я запомнил и этот факт, и код. И даже если бы факт выскользнул из моей памяти, то Вайленд снова напомнил его, применив этот прием у двери, находящейся в пятнадцати метрах по коридору.
Дверь открыл напарник Кибатти. Эта комната была обставлена немного лучше той, из которой мы только что вышли, но в общем мало чем отличалась от нее. В ней не было ни настенных, ни напольных ковров, в ней даже не было стола, но у одной стены стояла мягкая кушетка, на которой сидели генерал и Мэри. На деревянном стуле в углу сидел Кеннеди, а Ларри, с вытащенным напоказ большим пистолетом и нервно бегающими глазами, лихорадочно ходил взад и вперед по комнате, словно преданно несущий свою службу сторожевой пес. Я безразлично и угрюмо посмотрел на них.
Генерал, как всегда, держался прямо и отчужденно, подчинив все свои мысли и эмоции жесткому контролю, но под глазами у него были темные круги, которых не было еще пару дней назад. Под глазами его дочери тоже были голубоватые
тени, лицо ее было бледным, но довольно спокойным, хотя в нем не чувствовалось твердости и решительности ее отца. Ее слегка опущенные, хрупкие плечи заметили все. Что касается меня, то я никогда не любил женщин с железным характером. Больше всего на свете мне хотелось обнять эти хрупкие плечи, но время и место были неподходящими, и, кроме того, это могло вызвать самую непредсказуемую реакцию. А Кеннеди был Кеннеди, каким я привык видеть его: красивое жесткое лицо, похожее на гладкую бронзовую маску; казалось, ничто не тревожит его. А темно-вишневый костюм сидел на нем даже лучше, чем обычно, и не потому, что он съездил к портному, просто кто-то отобрал у него пистолет, и теперь там, где был карман, ничего не выпирало и не портило отглаженного совершенства его униформы.Как только за нами закрылась дверь, Мэри Рутвен встала. Глаза ее сердито блестели, и я подумал, что в ней гораздо больше металла, чем мне казалось вначале. Она махнула рукой в сторону Ларри, даже не взглянув на него.
— Неужели все это действительно необходимо, мистер Вайленд? — холодно спросила она. — Мы что, находящиеся под вооруженной охраной, преступники?
— Не стоит обращать слишком большого внимания на нашего маленького друга Ларри. — Успокоил ее я. — Он сейчас ничего не соображает, всего боится, пистолет в его руке придает ему уверенности. Скорее всего, он просрочил время очередного укола, и чувствует себя маленьким и беззащитным, но когда он уколется, то вновь почувствует себя гигантом.
Ларри сделал пару быстрых шагов и сунул пистолет мне в живот. На этот раз движение его нельзя было назвать слишком мягким. Глаза его остекленели, на щеках пылали пунцовые пятна, ярко выделяясь на смертельно бледных щеках, из оскаленных, плотно сжатых зубов вырывалось прерывистое дыхание, напоминающее то ли шипение, то ли какой-то странный присвист.
— Я уже предупреждал вас, Толбот, — прошипел он, — предупреждал, чтобы оставили меня в покое. Это было последнее…
Я посмотрел через его плечо и, улыбнувшись прошептал слегка кивнув при этом:
— Оглянись, сосунок, а то…
Он слишком долго ждал очередной дозы и был взвинчен до предела, чтобы не попасть в ловушку. Я был настолько уверен, что он не устоит обернется, что не успел он повернуть голову окончательно, как я уже схватил его за руку и отвел пистолет в сторону вниз, чтобы никого не ранило, если пистолет выстрелит. Хотя, конечно, я не мог гарантировать, что пуля не попадет в кого-то, срикошетив от стальной палубы.
Ларри повернулся ко мне. Лицо его превратилось в безобразную маску ненависти и ярости. Он задыхался, непрерывно бормотал какие-то ругательства и угрозы, пытался вырвать руку с пистолетом. Но поскольку самая тяжелая физическая работа, которую он когда-либо делал, заключалась в нажатии на поршень шприца, то он напрасно терял время. Я вырвал пистолет, сделал шаг назад и резко ударил Ларри ребром ладони по лицу — он отлетел в сторону. Вытащив обойму, я зашвырнул ее в один угол комнаты, а пистолет — в другой. Ларри согнулся у стены, к которой отлетел после моего удара, — из носа текла кровь, а из глаз катились по щекам слезы ярости, бессилия и боли. Вид его вызвал у меня ощущение тошноты и холода.
— Все в порядке, Ройал, — не поворачивая головы, сказал я. — Можете убрать свою пушку. Представление окончено.
Но я ошибся, представление еще не завершилось. — Раздался резкий голос:
— Идите и поднимите пистолет, Толбот. И обойму тоже. Вложите обойму в пистолет и отдайте его Ларри.
Я медленно повернулся. В руке у Вайленда был пистолет, костяшки его пальцев сжимавшие рукоятку, побелели. Но меня это взволновало не очень, скорее удивило. Вайленд, элегантный и сдержанный, как всегда, но напряженность руки, в которой зажат пистолет, и едва заметное учащенное дыхание выдают волнение. Странно: такие люди, как Вайленд, никогда не позволяют давать волю своим эмоциям и уж, конечно, не вступаются за таких ничтожеств, как Ларри.