Страх — это ключ

— Не засматривайся. — Ларри больно пнул меня пистолетом в спину. — Пошел отсюда.

Все произошло не совсем так, как я рассчитывал. Подталкиваемый пистолетом, уткнувшимся мне в спину, я завернул за угол радиорубки, низко наклонился и, почувствовав первый резкий порыв ветра, рванулся ему навстречу. Почти тотчас я понял свою ошибку — бежать навстречу ураганному ветру это все равно что пытаться бежать в бочке с патокой. Оставалось надеяться, что гангстеры и бандиты — самые плохие стрелки в мире. Они или стреляют в цель с двух метров, или осыпают ее градом пуль, в надежде, что хотя бы одна да попадет.

Мне удалось преодолеть всего метров семь, когда Ларри показался из-за угла. Он растерялся, не ожидал ничего подобного. Ларри был слабосильным и к тому же он стоял, выпрямившись во весь рост. Колеблющийся и раскачивающийся по палубе луч фонаря яснее ясного говорил о том, что Ларри нетвердо стоит на ногах. Я опять наклонил голову и принял такое положение, которое принимает спринтер, когда он, делает первые два шага стометровки. Удалось отчаянным усилием преодолеть еще метра два, когда бешено шарахающийся из стороны в сторону свет фонарика выхватил меня из темноты и замер. Ларри выстрелил.

Я сотни раз слышал, что эти бандюганы не могут с десяти шагов попасть даже в дверь сарая. Но, видимо, Ларри никогда не слышал об этом, а возможно, это относилось только к дверям сараев.

Удар лошадиного копыта это мелочь, по сравнению с ударом пули «кольта 45», она угодила в левое плечо, крутанула меня волчком, опрокинула и отбросила в сторону. Но именно это спасло мне жизнь. падая, я почувствовал, как вторая пуля рванула воротник зюйдвестки. Ларри не давал предупредительных выстрелов. Он стрелял с намерением убить меня.

И он, конечно, убил бы, пролежи я на месте хотя бы пару лишних секунд. Последовал еще один выстрел. Звук его едва донесся до меня сквозь вой ветра, но я увидел, как искры вспыхнули и отскочили от палубы недалеко от моей головы. Я поднялся и побежал, не видя, куда бегу. Мне это было безразлично. Нужно было просто убежать как можно дальше. Ослепляющий, хлесткий заряд дождя хлестнул в лицо, заставив меня крепко зажмуриться. Меня это обрадовало. Если я зажмурился, то и Ларри тоже.

Так, с закрытыми глазами, я и налетел на металлическую лестницу с перилами, уходящую под небольшим наклоном куда-то в высоту. Я ухватился за нее, чтобы не упасть, и, не сознавая, что делаю, успел подняться по лестнице метра на три, прежде чем понял, что поднимаюсь. Я продолжал неуклонно лезть вверх. Возможно, толкал меня на это вековой инстинкт человека, побуждавший его взбираться повыше, спасаясь от грозящей опасности. Но теперь я надеялся, что лестница ведет на какую-то площадку, с которой я смогу легче отразить натиск Ларри. Это был тяжелый и изнурительный подъем. Во-первых — бешеный ветер. Во-вторых, поднимаясь, я цеплялся за перила, а иногда и за ступеньку, практически одной рукой. Левое плечо болело не очень сильно, но надежды на левую руку было мало. Боль придет позже. Теперь же у меня было такое ощущение, что вся левая рука парализована, и каждый раз, как правая рука отпускала перила, я, чтобы ветер не сдул меня, старался, вплотную прижавшись к перилам слева, как можно быстрее схватиться здоровой рукой повыше. После того, как одолел ступенек сорок, моя здоровая правая рука и левое плечо горели, как в огне. Я глянул вниз. — Внизу у начала лестницы, размахивая фонариком во всех направлениях, стоял Ларри. Это заставило меня, забыв о боли и усталости, полезть вверх еще быстрее, чем прежде. Ведь даже в его курином мозгу обязательно появится мысль посветить наверх. Обязательно появится.

Это была самая длинная лестница, на которую я когда-либо взбирался. Она казалась бесконечной. Теперь я понял, что я лезу на буровую вышку и окажусь на «обезьяньей тропе» — узкой дорожке, с которой производится направление и контроль за установкой новых полутонных секций бура, а также за заменой отработавших и укладкой их в стеллажи. Самым огорчительным было то, что «обезьянья тропа» не имела даже леерного ограждения — оно помешало бы этому непростому производственному процессу.

Внезапно лестница загудела и задрожала, словно от удара кувалды. — Пуля ударилась о ступеньку, на которой стояла моя нога. Это кошмарное мгновение! — Мне казалось, что пуля пробила мне ногу. Но слава Богу — с ногой все в порядке.

Больше выстрелов не последовало. Я глянул вниз. — Ларри лез вслед за мной. Лез в три раза быстрее меня. Я не видел его, но видел, повторяющееся прыгающее движение луча фонарика, видимо он примотал его к предплечью, и поднимаясь по лестнице хватался за перила обеими руками. Полез! Как это понять? Ведь Ларри не отличался особой храбростью. То ли он под кайфом, то ли его гонит страх, что мне удастся уйти от него и Вайленду станет известно, что он пытался убить меня. А возможно, пришло время экономить патроны, возможно в его «кольте» осталось всего один или два патрона и нужно стрелять наверняка.

Тут я почувствовал, что вокруг как-то посветлело. Вначале решил, что причина в сигнальных огнях на вершине буровой вышки, но тут же понял, что ошибаюсь — до нее еще было не менее чем тридцать метров. Я прищурился, чтобы предохранить глаза от от секущих лицо струй дождя, и посмотрел вверх.

Метрах в трех от моей головы была площадка, едва освещенная слабым светом фонаря. Фонарь светил куда-то вдаль, но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок, из которых состояла буровая вышка, можно увидеть, что закреплен он на какой-то будке. Фонарик Ларри на мгновение замер, и осветил площадку. Она была не из цельного листового металла, а представляла собой решетку, через которую можно было видеть каждое движение человека, находящегося на ней. Моей надежде врезать как следует ногой по голове Ларри, когда она появится над настилом площадки, не суждено было осуществиться.

Я снова посмотрел вниз. Ларри был метрах в трех от меня. Свет его фонарика был направлен на меня. Почему он не стреляет? Легкий нажим на курок, и мне конец. Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза увидеть эту яркую вспышку, прежде чем пуля и забвение, которое она несет с собой, навсегда закроют мои глаза. И тут до меня дошло — он не выстрелит. Даже он своими куриными мозгами понимал, что падая, мои восемьдесят три килограмма смахнут его с лестницы, как муху, и свалившись высоты десятиэтажного дома, наши тела лягут рядышком.

Я вылез на площадку. Осмотрелся. Деваться больше некуда. «Обезьяньей тропа» шла вокруг буровой вышки и бежать по ней, это только играть на руку Ларри. Поскольку дальше эта дорожка выходила за периметр корпуса платформы и упал бы я с нее не на палубу, а прямо в море. Как говорится, концы в воду. Поэтому я прошел мимо будки и остановился. Все. Финиш.

Медленно, осторожно, не отрывая от меня глаз, Ларри вылез на площадку и остановился в метре от меня. Будка оказалась у его за спиной.

— Иди, иди дальше, Тэлбот! — прокричал он. Он тяжело дышал и по-волчьи скалил зубы, пистолет прижат к боку и направлен на меня. Фонарик свой он выключил. Света фонаря, висевшего на стене будки было достаточно. Он не хотел пользоваться своим фонариком еще и потому, что его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться, какой сумасшедший полез наверх при таком ураганном ветре, когда все работы отменены.

Я покачал головой:

— Дальше не пойду. Стреляй здесь. Упаду на палубу и все поймут — твой пистолет, твоя работа.

Произнося эти слова, я увидел то, от чего в моих жилах застыла кровь. В радиорубке мне показалось, что Мэри Рутвен только притворилась, потеряв сознание. Теперь я знал, что был прав. Она не теряла сознания, и как только мы вышли из радиорубки, отправилась следом. Невозможно было не узнать эту поблескивающую в темноте золотую головку, эти тяжелые косы, которые появились над верхней ступенькой лестницы. Меня охватила ярость. Милая глупышка, сумасшедшая, маленькая глупышка. Сколько мужества потребовалось тебе, чтобы влезть на эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может только присниться в кошмарном сне, и все ради меня, чтобы подарить мне крошечную надежду. Но все это зря. Я испытывал только горечь, возмущение и отчаяние, я был уверен, что это последние минуты жизни Мэри Рутвен.

— Вперед, мерзавец!

— Чтобы ты пристрелил меня и я упал в море? Нет.

— Повернись.

— Чтобы ты ударил меня пистолетом по голове и меня нашли на палубе внизу, и при этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? — Мэри была уже в полуметре от Ларри. — Нет, я не повернусь, Ларри. Освети фонарем мое левое плечо.

Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.

— Значит, я все же попал в тебя, Толбот?

— Да. Ты попал в меня. — Теперь Мэри была уже вплотную к нему. До этого я лишь уголком глаза я следил за ней, а теперь через плечо Ларри посмотрел на нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.