Страхолюдие

– Антонио вы заметили, здесь категорически отсутствуют сумерки. Солнце едва скрылось, и через три-четыре минуты мрак.

– В здешних широтах, сударыня, это явление такое же обыденное, как утренний туман окрест Лондона.
– Доктора видно не было, но по интенсивному сопению и глубокому дыханию напрашивалось предположение - Тилобиа изрядно утомлен.
– Мистер Эскот, - позвал он вполголоса, - вы там еще не уснули?

Послышался робкий шелест соломы.
– Помилуйте голубчик, о каком сне может идти речь?

– Помнится, вы предлагали свою помощь...
– Тилобиа страдальчески прокряхтел.
– Знаете ли, от такого усердия разболелся правый локоть: Старая рана еще дает о себе знать.

Ничего более не спрашивая, вслепую, ориентируясь на голос, режиссер побрел на смену ответственного землекопа.

– Вы говорите "старая рана"?
– Засецкая вновь захрустела матрацем.
– Неужели вы и в схватках с пиратами отличились?
– Ее вопрос имел явно фальшивый оттенок любопытства.

– Отнюдь мэм, - доктор породил протяжный выдох досады, - весьма банальная история: Мы как-то нарвались на страшный самум.
– Он замолчал, но вскоре продолжил: - А знаете баронесса, при ближайшем удобном случае я вам непременно поведаю эту историю в мельчайших подробностях.
– В данный момент Тилобиа больше волновало "сегодня".
– Ну, что нам сообщит главный наблюдатель?

Кармайн отозвался не сразу: одолевали невеселые думы о судьбе супруги.
– ... Что вы спросили?.. Pardon. Ах, ну да, все bien мистер Тилобиа, наш надзиратель развалился возле костерка, и мне так кажется - он дремлет.

– Сие весьма недурственно.
– Голос доктора зазвучал гораздо оптимистичнее.
– А что наша юная леди? Как вы там Саррита?

Девушка сидела на топчане, прижавшись к своей матери.
– Спасибо доктор, мне уже лучше.
– В этой кромешной тьме ее тоненький голосок казался ангельским.

– Вот и чудно.

В следующий момент, в той стороне, где Бэри Адер уже втиснулся в узкий лаз для продолжения рытья земли, послышалось тихое шкрябанье: Этот неласковый для уха звук доносился снаружи. Все замерли и прислушались - тишина более не нарушалась.

– Это что крысы?
– Режиссер пулей вышмыгнул обратно.

И тут, скрежет возобновился, но теперь громче и продолжительней.

– Клянусь богом, там кто-то есть.
– Эскот отшатнулся назад, угрожающе вскидывая над головой лопатку.
– По-моему, кто-то скребет ногтями по доскам.

– Может собаки?
– Осторожно высказала личное предположение Сарра.

И вдруг "грянул гром"! Все услышали тихий голос: - Господа вы меня слышите?
– То был ни с чем несравнимый баритон Аливареса.

Обалдев от радости, и потеряв контроль над собой, Сарра отрывисто взвизгнула: впрочем, быстро нашлась, затулив рот обеими, дрожащими от волнения ладошками. Не помня себя от счастья, пленники бросились к той стене, за которой - сродни взрыву бомбы в мирное время - прозвучал такой желанный, почти родной голос. Даже Засецкая, которая питала некоторую неприязнь к этому развязному баловню, и та чуть не разрыдалась от вспышки положительных эмоций. Эскот что ужаленный занырнул в яму, лихорадочно работая лопаткой.

– Граф, Луиджи это вы!?

– Тише вы Генри. Упаси господи, привлечете внимание дикарей: Да это я, Аливарес.

Кармайна трусило, как при первом интимном свидании.
– Дорогой Луиджи, если б вы только знали...

– Знаю, знаю. Но молю - тише, не так громко.

Доктор крепко сжал локоть драматурга.
– Генри возьмите себя в руки.

– Хорошо, извольте.
– Кармайн понизил голос до детского блеянья.
– Граф вы один?

– Нет. Со мной американец, но он сейчас в лесу.

– А моя супруга, она разве не с вами?

– Увы, Генри, миссис Кармайн мы пока не встретили.

Вдруг, из-под земли радостно зашипел режиссер: - Готово, лезьте за мной!

Тилобиа взял дам за руки, осторожно подвел к подкопу.
– Я понимаю - вы взволнованы, поэтому настаиваю; никаких громких слов или звуков. Если нас заметят - все пропало.

Первым на улицу выбрался Эскот. Он так отчаянно бросился обнимать Аливареса, что тот не удержался от сарказма:

– Ну-ну, Бэри, я уже обещал свою руку и сердце Сарре.

Режиссер отпрянул и тихонько рассмеялся.
– Ничего другого я от вас и не ожидал.

За спиной Эскота послышалась возня. Полная луна, всего считанные секунды, вынырнув из-за огрызка рваной тучи, озарила перепачканное землей, счастливое личико юной леди. Джентльмены за обе руки, аккуратно вынули Сарру из-под сарая. Ее сияющие глазки с любовным обожанием пожирали Луиджи Аливареса. Он нежно взял ее за плечи и уж было, нимало не стыдясь, хотел прижать к себе, но из того же отверстия показалась баронесса. Граф не рискнул вольствовать. Но помогать почтенной даме, выбираться из спасительного туннеля Эскоту пришлось в одиночестве, так как красноречивое телепатическое молчание двух голубков, невозможно было нарушить даже самыми страшными катаклизмами.

Минули всего считанные минуты шорохов, сопений, да охов, и уже все пленники пребывали на свободе.

– Господа немедленно поспешим в лес. Вопросы и объяснения после. Сейчас главное убраться подальше от этого места.
– Граф чеканил слова тихо, отчетливо и быстро.
– Все идут строго друг за другом. Никому не разговаривать и, по возможности, тихо ступать.

Компания была настроена решительно. Тилобиа осмотрелся, поднял с земли их единственное оружие; лопатка валялась возле выхода из подземного лаза. Аливарес заметил, с какой скорбью все смотрели на этот необычный инструмент.

– Вы знаете граф, что эти чудовища сотворили с Уоллесом?

– Не сейчас мистер Эскот. Все потом. Давайте безотлагательно поспешим туда, где остался Кортнер. Главное уйти поглубже в джунгли.

Спустя две четверти часа их ожидала еще одна радостная минута: встреча с писателем из Чикаго прошла в теплой атмосфере приветливого воссоединения. Правда, сперва, под эгидой Аливареса беглецы прошли мимо нужного места. Заслышав приближение людей - хруст веток и шелест листьев - Кортнер юркнул в расщелину между двух стволов мангового дерева, где присев оказался под густым покровом гигантских листьев папоротника. А так как граф велел всем идти беззвучно, то, следуя наставлениям, все двигались молча. Поэтому Кортнер не сразу узнал своих английских друзей. Но когда караван темных силуэтов проходил в метре от его логова, мужчина уловил ни с чем не - сравнимый запах французских благовоний баронессы: теперь он выбрался из убежища и окликнул идущих.

Повествование о судьбе Уоллеса потрясло Кортнера и Аливареса до глубины души. Граф вообще отказывался верить услышанному: он топтался взад-вперед, тряс головой, темпераментно жестикулировал руками и гневно бурчал что-то непонятное.

– Бедняга Уоллес, - сидя на корточках и подперев лоб ладонью, канючил Кортнер, - всегда такой рассудительный, умный, строгий офицер - и на тебе. Боже, какая ужасная, бессмысленная смерть. Погибнуть молодым - нелепо, во всяком случае, не так.
– Закрыв глаза, он притих.