Табельный наган с серебряными пулями

Нет, есть, конечно, колдуны, что через нож перебрасываются и тем в волков превращаются, но это — не оборотни, а именно колдуны. Белогвардеец же, судя по краткой справке, именно что болел оборотничеством, так что к нам совершенно точно никакого отношения не имел.

Пусть им ОГПУ занимается.

Нет, понятно, что встреть я его — мимо не пройду, и приди к нам какая информация о Белоцерковском — дал же бог фамилию… — мы от нее тоже не отмахнемся. Но сейчас мне гораздо важнее мошенник Бачей с его вероятными способностями к контролю разума. Вероятными — потому как сильное меня сомнение в этом гложет, не очень-то его образ действий на манипулятора походит…

Я обвел взглядом отдел. Никого. Цюрупа ушел куда-то, кажется, на склад, то есть — надолго, фелинолог увел старуху, Треф без него никуда не пойдет…

Кот спрыгнул с подоконника и, задрав хвост, отправился гулять по коридорам МУРа, вальяжно толкнув входную дверь лапой.

…в смысле — со мной не пойдет… О!

— Вася! Пойдешь со мной потерпевших опрашивать, что от мошенника пострадали?

— Какого такого мошенника? — поднял брови рязанский командированный, — Вы ж, вроде, по нечисти больше? Или у вас тут брачный аферист с приворотным зельем завелся?

Я стиснул зубы. И без того к приворотному зелью я с нелюбовью относился, а после того, как один гад мою Марусеньку приворожить пытался… Собственными бы руками задушил.

— Да нет, приблудился к нам в Москву один, Валентин Бачей кличут, не попадался у вас такой?

Вася в задумчивости потер подбородок:

— Вроде не слышал…

— А тот, за которым ты приехал, не он ли?

— Та нет, тот наш, местный, доморощенный… Извини, Степ, но я лучше здесь посижу, наряд на жилье подожду. Я тут у вас в Москве не птичьих правах, из бумаг вон, одно командировочное, даже нагана — и того нет.

— Ну, не так нет.

Я обвел взглядом столы — пустые, ни одна бумажка у нас никогда просто так не валялась, всегда в сейф закрывалась — сложил стопкой свои документы, бросил взгляд на лежащую сверху сводку по Белоцерковскому…

Подождите…

Сверху, в краткой биографии, упоминалось, где он раньше в Москве жил.

Квартира в доходном доме Григаршина.

Это меняло дело… Это, доложу я вам, очень сильно меняло дело!

Потому что, так уж получилось, что я, сейчас, наверное, единственный человек в мире, который знает, куда направляется Белоцерковский… в смысле — второй, сам-то беляк, тоже, надо думать, в курсе.

В свой старый дом он рвется!

7

У меня пока что только один-единственный информатор. Если не считать Веньку Хрипатого, мальчишку-безпризорника. Но тот не столько информатор, сколько… да просто жалко мне мальчонку, не совсем еще пропащий, вот и подкармливаю иногда. А он, парень гордый, просто так хлеб жевать не согласен, вот и рассказывает мне всякие слухи, что среди такой же синьги ходят.

Настоящий информатор у меня только один.

Старый Гунзэн.

Шаман.

Шаманы в Советской России занимали странное место. С одной стороны — как бы что-то навроде священников, всяких там попов, мулл и лам. Но вроде бы как и не священники. С другой — вроде как что-то типа колдунов, то бишь людей, с нечистой силой связанных. Но духи шаманов вроде как бы и не нечисть. Непонятные, в общем, граждане, мутные. Подозрительные. Шаманы к себе такое отношение чувствовали, отчего любовью к человечеству не лучились и частенько связывались с преступностью, и впрямь уходя за ту грань, после которой ими начинали заниматься ОБН.

Гунзэн считал себя слишком старым для того, чтобы менять привычки с приходом советской власти, но, я подозревал, с преступностью он связался уже давно. Откуда-то ж у него были самые неожиданные знакомства среди жиганов, марвихеров, колдунов и ведьм Москвы? Да и приехал он сюда года два назад, наверняка ж не от хорошей жизни поменял адрес, верно?

Рядом со стариком я чувствовал себя… да вон таким вот Венькой Хрипатым и чувствовал, мальчишкой, которого подкармливают чисто из жалости. Только я Веньке подкидывал хлеб да сахар, а Гунзэн мне — информацию.

Прогуливались мы с ним по улочке, неподалеку от Петровки, шаман постукивал своей резной тростью и молчал. Я тоже молчал, у нас такой ритуал был. Захочет старик что-то рассказать — скажет. Не захочет — просто пройдемся молча по улочке, да и разойдемся в разные стороны.

Он неторопливо достал из кармана черного плаща портсигар. Вообще выглядел он колоритно: на первый взгляд — старик как старик, в черной хламиде, огромной меховой шапке-малахае, в руке — трость с вырезанным набалдашников в виде черепа, и узорной резьбой по черенку. Пальцы, сжимающие трость, покрыты татуировками с неизвестными — подозреваю, не только мне — надписями. Эти самые татуированные пальцы пробежали по рядку разноцветных самокруток: красных, синих, зеленых. Я достал свой кисет и принялся заворачивать свою собственную. Гунзэн мне никогда не предлагал курево из своего портсигара, а я не просил. Для того чтобы курить то, что курит шаман, нужно самому быть шаманом. Ну или дураком.

Он выпустил струйку голубоватого дыма и посмотрел на меня, моргнув глазами. Брр, до сих пор не привыкну — на веках шамана тоже были татуировки, в виде огромных неусыпных глаз.

— Духи сказали… — начал он. Он всегда так говорил, если хотел мне что-то поведать. А уж духи ему это нашептали или Петька Слоеный — я не спрашивал.

— Духи сказали, — и шаман указал тлеющей самокруткой на бывший доходный дом, мимо которого мы проходили, — что волк скоро вернется сюда.

Я поглядел на дом. До революции он принадлежал купцу Григаршину, а сейчас, надо полагать, отошел Моссовету. Дом как дом, совершенно не похожий на волчье логово. Да и Гунзэн раньше не был замечен в страсти к иносказаниям и напуску тумана. Непонятно.

— Что за волк? — уточнил я, — И чего он сюда припрется?

— Волк как волк, — пожал шаман плечами, — Белый. Злой он и голодный, вот и идет сюда, к дому.

На этом он замолчал и больше не произнес ни слова. Я покрутил эту информацию в голове и так и сяк, но ни к какому выводу не пришел. Волк, да еще и белый, голодный и злой, вернется домой… Хех, прям в рифму получилось. Непонятно. Но эти слова я не забыл — никогда еще шаман ничего ненужного мне не говорил.

И ведь он прав оказался!

Действительно, волк, действительно — белый, и уж наверняка — домой. И уж точно злой как, хех, волк. А что до голодного…

Было у меня одна мыслишка.

8

— Вася, а хочешь беляка ловить?

— А чего бы нет? — тот мгновенно передумал сидеть в кабинете.

— А мошенника, значит, не хочешь? — хохотнул я.

— С беляками у меня свои счеты, — хмуро произнес рязанский гость. Впрочем, судя по тому, что он тут же заулыбался — счеты эти были не очень серьезными.