Табельный наган с серебряными пулями

Михаил Васильевич — о, вспомнил его имя-отчество — в отличие от школьного учителя, на вопрос с места ругаться не стал, снова потер подбородок.

— Был у меня талисман один, с детства он у меня… Сразу скажу — не волшебный он, как, к примеру, тумар, а просто так, памятная вещица. Подковка маленькая, из бронзы отлитая. Вот такого размера.

Судя по расстоянию между пальцами Фрунзе, подковка подошла бы разве что коту. Да те и без подков топают иногда, как будто у них копыта…

— Всю жизнь она со мной, и Сибирь прошел я с ней, и Крым, а вот в Москве она возьми, да и пропади.

— Так, может, украли ее все же? — спросил Чеглок, — Мало ли, может, кто и подумал, что волшебный это талисман, удачу приносит, да и позавидовал…

— Я б тоже так подумал, товарищ Чеглок, у нас тут… — Фрунзе кашлянул, — В общем, есть у меня, среди моих людей…

Слово «моих» он подчеркнул голосом, как бы говоря, что это не просто люди, доставшиеся ему в подчинение, а прямо-таки — ЕГО люди, возможно, прошедшие с ним те самые Сибирь и Крым. Люди, которым он доверяет, как себе.

— … есть те, кто заговором на поиск краденого владеет.

Есть такие заговоры, встречаются и люди, что ими владеют. Были бы они ценным подспорьем в нашей работе, да вот только, во-первых, заговор этот чаще всего работает тогда, когда СВОЮ вещь ищут. Вещь, украденную у родственника — уже так-сяк, у соседа или односельчанина — со скрипом. А вещь незнакомца — считай, что и не найдет. Были у нас такие заговоры, в сборнике для служебного пользования НКВД, да толку от них почти не было. Ну а во-вторых — воры, они тоже не дураки, и свои заговоры имеют, на сокрытие украденного. Так что тут — сила на силу, дока на доку, кто кого переколдует. Хотя… Если это — люди Фрунзе, то для них такой поиск — считай, что личное дело. Должны были найти.

— Да вот только, видите ли, в чем дело… Когда Макар попробовал мою подковку найти…

Один из сидевших у двери коротко наклонил голову в буденовке, как бы давая знать, что вот он — этот самый Макар, и да, он пробовал вещь искать. В моей голове внезапно и не к месту всплыло воспоминание, что буденовки сначала фрунзевками называли, потому что они впервые в его войсках пошли. А потом как-то все на Буденного съехало.

— … не получилось у него ничего. Причем, по словам Макара, так не получилось, как будто не крал ее никто.

Еще один недостаток всяких заговоров — они чересчур конкретные. Заговорят тебя от свинца и железа — пуля обойдет, сабля соскользнет, зато камнем брошенным голоу проломит и мяу сказать не успеешь. Нацелен заговор на поиск краденого — и, скажем, потерянное или забытое нипочем не найдет.

— И на поиск потерянной вещи заговор тоже использовался. Опять не сработало, как будто и не терялась она вовсе.

Да, вот теперь хитрушка понятна. Как в той сказке — не голая и не одетая, не пешком и не верхом… Не украдена и не потеряна. И нету. Как исчезла?

— Рекомендовали вас, товарищ Чеглок, как человека сведущего во всякой чертовщине. Ну не могу понять, куда ж мой талисман делся?!

— Домового просили?

— Просили, не вернулась.

Чеглок потер подбородок, явно заразившись этим движением от Фрунзе.

— Где последний раз видели?

— На Лубянке, как раз перед зданием ОГПУ. С замнаркома НКВД встречались, по служебным вопросам.

— Ну, навряд ли замнаркома у вас ее стибрил, — пошутил Чеглок.

Замнаркома у замнаркома украл подкову… Карл у Клары украл кораллы… Ерунда какая-то… Я сидел молча, ломал голову, но так и не смог понять, куда же исчез талисман.

6

— Что делать будем, товарищ Чеглок? — спросил я, когда мы, отказавшись от доставки обратно в МУР, шли вдоль по Пречистенке.

— Что делать, что делать… Искать будем, Степа. Товарищ Фрунзе, конечно, уточнил, что он не требует и не приказывает, а просто просит, но, знаешь… Не хочется его огорчать. Может, эта подковка, все, что у него от матери или там от отца осталось, может, воспоминание о первой любви, может, друг перед смертью подарил… Вроде и пустяк, и грош этой вещичке цена, а для него — дороже некуда. Сам понимает, что со стороны смешно выглядит, но не может себя пересилит, сердце не на месте. А нам, советской милиции, надо, чтобы наши руководители нервничали и беспокоились? Нет, не надо.

— Да я ж не против, товарищ Чеглок!

Я и вправду не мог и подумать, чтобы искать эту подковку из какого-то чинопочитания или лизоблюдства. Просто товарищ Фрунзе он… ну, хороший человек. Хорошим людям надо помогать. Как-то так.

— Только как ее искать, если она вроде и не украдена и не потеряна.

— У меня тоже пока никаких мыслей на этот счет нет. Одна есть, но она мне не нравится… В общем, думай, а пока думаешь, мы как раз до нужного места доберемся.

— До какого это?

— До Дубовой улицы.

— А что там? — не понял я, все еще в мыслях о пропавшем амулете Фрунзе.

— Там, неуч, сельскохозяйственная академия имени товарища Тимирязева.

— Туда-то нам зачем?!! Фрунзе туда не заезжал!

— Зато Нельсон заезжал. Извозчик!

7

Да, последнее время мы почесали частым гребнем всех, кто в окружении профессора Гриловича видел или мог видеть худого невысокого гражданина с усиками-щеточкой. И выяснилось, что, помимо прочего, этого человека видели в сельскохозяйственной академии, входившим в кабинет профессора Нектарова.

— Да, был такой, — подтвердил профессор, немолодой уж человек, с сединой, проступавшей в короткой аккуратной бороде, с длинной гривой волнистых волос, делавшей его похожим на музыканта или священника — Очень моими исследованиями интересовался, очень любознательный молодой человек, очень.

— Какими исследованиями? — насторожился мой начальник. Да и я тоже: до сих пор ничем мирным и безобидным неуловимый Нельсон не интересовался. Уголовники, грабежи, убийцы, лучи смерти…

— Повышение привеса кур.

— А? — дружно спросили мы с Чеглоком. Куры и Нельсон — это последнее, что мы связали бы вместе.

— Кур, — вежливо повторил профессор, — Куры, знаете ли, товарищи, это самый быстрый способ напитать белком наших рабочих и крестьян. Плодятся они быстро, растут тоже быстро, несут яйца, а с помощью моих исследований, я надеюсь, их привес и яйценоскость увеличатся еще больше! Так вот…

— Herr Nektarov, ich habe immer noch keine Losung… — в кабинет профессора, кстати, намного более просторный, чем у Фрунзе, заглянул молодой человек лет двадцати с небольшим, с приятным округлым лицом, круглыми, поблескивающими стеклами пенсне и тонкими фасонистыми усиками.