Табельный наган с серебряными пулями

Тело. Лежит на полу лаборатории. Окна закрыты изнутри, причем, судя по слоям белой краски, открывались они последний раз еще при царе Николашке. А может и при его отце. Единственная дверь в помещение щетинится свежими щепками, так как ее пришлось выламывать — заперта она была изнутри, и не на замок, а на массивный засов.

В общем, можно было бы предположить, что профессор отправился по своим делам в лабораторию, запер дверь, тут дал о себе знать возраст — какого он там года? Пятьдесят восьмого? — и товарища профессора обнял Кондратий. Хорошая версия. Убедительная. Только ей мешает один ма-аленький пустячок.

Нож в спине.

Эмиль, мать его, Габорио. Убийство в запертой комнате.

3

— Может, он с собой покончил? — с надеждой произнес Коля.

— Как ты себе это представляешь? — скептически поинтересовался Чеглок, наблюдая за работой нашего нового пресвитера. Да, как ни боролся наш Цюрупа с чахоткой, а она его все ж таки доконала. Буквально на днях хоронили, вот этот, новичок, и отпевал…

— Ну… — Коля огляделся, — закрепил, к примеру, нож, где понадежнее, да спиной на него и — рраз!

— Интересная версия. А зачем ему такие трюки выделывать? Специально, чтобы мы голову поломали? Даже в романах для таких кунштюков повод был, а мы-то тем более — не в романе.

— А, может, он с ума спрыгнул? А что? Обычное дело, у старичков-то — рраз! И с ума!

— С ума, Коля, вдруг не спрыгивают. А у профессора никаких таких признаков не наблюдалось… Товарищ Шлёнов, что скажете?

Пресвитер, ражий детина с лихими кудрями, покачал головой:

— Никаких следов нечистой силы, товарищ Чеглок. Домовой не шалил.

— Ну, что не домовой — и так понятно, не задушили же… Жаль, очень жаль… Как-то ж убийца сюда проник и, самое главное — отсюда выбрался!

— А может это несчастный случай? — родил Балаболкин еще одну идею, — А что? Подсклизнулся и…

— Рраз и на нож, я уже твою мысль уловил, — хмыкнул Чеглок, — Это ж насколько невезучим надо быть, чтобы спиной на нож упасть, а? Степа, ты чего молчишь?

— Может, сглазили его? — от неожиданности я опешил и произнес заведомую ерунду.

Так-то от сильного сглаза не то, что спиной на нож упасть — в чашке чаю утонуть можно. Только сглаз — вещь такая, неизученная, и наукой до сих пор не подтверждено, существующая ли вообще. Проклятья — те да, существуют, и бывали случаи, когда ими пользовались, чтоб человека, значит, уконтрапупить. Да вот только проклятью нож для погибели человеческой не нужен вовсе…

— Сглазили… — Чеглок опять посмотрел на труп, как будто я не полную ерунду сказанул, а что-то очень даже ценное и толковое, — Сглазили… Что-то сдается мне, товарищи, не от той печки мы пляшем. Может, нам для начала нужно понять — ЗАЧЕМ профессора убили. А от этого уж выясним — КТО. Ну а уж это самое «кто» нам и расскажет — КАК.

Теперь мы втроем смотрели на труп — пресвитер сложил свои причиндалы в сумку и ушел — размышляя, кому вообще мог понадобиться престарелый ученый. Хотя, он вроде как лекции читает в МГУ… да нет, что, студент какой-то обиделся на неправильную оценку? Пришел, заколол профессора ножом, да и улетел в замочную скважину. Или…

Я подошел к вытяжному шкафу, неприметно торчащему в углу. Неприметно — потому что в лаборатории было много гораздо более интересных вещей. Один труп чего стоит.

Открыл дверцы и, кашлянув от едкого запаха, засунул внутрь голову. Изогнулся, чтобы посмотреть на вентиляцию.

Ага. Профессор тоже дураком не был и, во избежание проникновения каких-нибудь чакли или тому подобного мелкого народца, выходная труба шкафа была забрана прочной решеткой.

— Да кому он нужен? — горячился тем временем Коля, — Кому его физика вообще сдалась?

— ОГПУ.

— Им-то зачем?!

— ОГПУ, — повторил вошедший, на которого в первый момент никто не обратил внимания, — Агент Седьмых.

4

Товарищ Чеглок ощутимо насторожился. Нет, со стороны непривычному человеку это было бы непонятно, но мы то с ним уже скоро год как бок о бок работаем, я его чаще, чем свою Марусю вижу, так что всякие там тонкости научился подмечать влет. Вон, и Балаболкин, который с начальником и того больше, тоже, радушно улыбаясь во все свои тридцать — плюс два стальных — тихонечко отодвигается в сторону, чтобы, в случае чего, прикрыть нас сбоку.

Чеглока я понимаю, он во всем непонятном подозревает происки таинственного Нельсона, вот и сейчас он наверняка прокачивает вошедшего на предмет того, не самозванец ли он. И я его в этом прекрасно понимаю. Вообще. А в частности, в данном случае — он все же ошибается.

Этого агента я знаю.

— Добрый день, товарищ Седьмых, — влез я, пока пауза не слишком затянулась.

— Добрый день, товарищ Кречетов, — коротко кивнул Седьмых. Тот самый огпушник, который, в свое время, забирал у меня труп оборотня-белогвардейца. Звали его… честно говоря, не помню, к нему, вроде как, все по фамилии обращались. Среднего роста, худой, с ввалившимся щеками, отчего выглядел похожим на голодного вурдалака. В потертой бекеше, в руках — портфель. Тоже потертый, и даже на вид очень тяжелый.

— Чеглок, начальник ОБН МУРа.

Коля решил, что он человек маленький и представляться не стал.

Седьмых задумчиво посмотрел на труп профессора, все так же печально лежащий на полу с ножом в спине — перевел взгляд на нас:

— Кто убил?

— Ищем, — коротко ответил Чеглок, — Быстро вы появились. Чем это смерть профессора Гриловича так ОГПУ заинтересовала?

— Смерть — еще не успела, вы преувеличиваете нашу оперативность. Нас заинтересовал сам профессор, вернее — его разработка.

Седьмых задумчиво осмотрел нас, как будто сомневаясь в том, можно ли нам доверять. Меньше всего доверия, судя по взгляду, у него вызвал Коля.

— То, что вы услышите… и увидите, — предупредил нас огпушник, — разглашению не подлежит. Эта информация, возможно, имеет отношение к смерти профессора. Возможно, — он сделал паузу, — его убили агенты империалистических разведок. В том случае, если мы не найдем чертежи — эту версию можно будет считать доказанной, тогда дело об убийстве заберет себе ОГПУ.

— Что за чертежи? — в глазах Чеглока вспыхнул азарт, как у гончей собаки, учуявшей след.

Седьмых подошел к ближайшему столу, перешагнув труп. Со стуком поставил на него портфель и извлек из него стальную пластину, где-то в палец толщиной.

— Интересно… — протянул Чеглок.

Пластина была прожжена насквозь.

Причем это была не просто какая-то дырка в середине. Через всю пластину тянулся узкий разрез с краями, покрытыми потеками расплавленного и застывшего металла, посиневшего от воздействия высокой температуры. Разрез извивался, вырисовывая буквы, складывающиеся в короткое слово «ПРОБА».