Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Табельный наган с серебряными пулями
Шрифт:

Все это я не сам придумал — это я в ДРЖ услышал, когда нас с Марусей и еще группой интересующихся по выставкам водили. Вот, мол, так жили женщины в деревне, так — в женских гимназиях, вот так — при царях, вот так — при боярах толстопузых. Жилось им, конечно, тяжело, ладно среди крестьян, они люди темные, и впрямь могли жену за человека не считать, но даже среди бояр до того доходило, что в книге о домашней экономике, «Домострой», «экономика» так с греческого и переводится, так вот, даже там приходилось говорить о том, что если уж тебе приходится жену лупить — то хоть не до полусмерти и не на глазах у слуг и детей. Это что ж там творили те, кто книг не читал?

Фильму,

кстати, я все же посмотрел. Короткую, минут двадцать всего, но зато занимательную. Прям на экране картинки двигались и без всякого волшебства, только силой науки. Маруся фыркала, толкала меня в бок и говорила, чтобы я не смотрел на экран с таким раскрытым ртом, как будто впервые фильму вижу. Впервые же!

Фильма была про мужика Пахома, который впервые в Москву попал и ходил, на все пялился, рот разиня, прямо как… кхм…

Я закрыл рот и сосредоточился на картинках, на которых Пахом, попав на летное поле, так заинтересовался самолетами, что согласился пролететь круг над городом. А приземлившись, дал твердый зарок устроить самолеты и у себя в деревне. Понятное дело, не голосом он это говорил, картинки все же движущиеся, а не говорящие, так что слова мужика на экране буквами писали. Чтоб не так скучно было смотреть — у экрана стояло пианино, на котором бодро играла девушка в кожаной куртке и алой косынке.

После показа та же девушка — а, может, и другая, ни тут все был в коже — прочитала лекцию на тему, что вот такие фильмы надо снимать, от них и интерес и польза. А вот, например, «Морозко», которое многие хвалят… при этом она безошибочно посмотрела в мою сторону, как будто точно знала, что я хотел посмотреть… так вот, это самое «Морозко»… эта самая «Морозко»… «Морозко» этот самый… Девушка немного запуталась в словах, но потом все же бодро продолжила, что фильма эта, несомненно, вредная и учит молодых девушек совсем не так и не тому. Мол, по фильме получается так, что старикова дочка Марфуша от Деда-Мороза и подарки дорогие и жениха-красавца, того самого Морозко, получила только за свое послушание и угодничество. А те ли это качества, которыми должна обладать советская девушка? Нет, нет и еще раз — нет!

В общем, не знаю, как кому, а мне было интересно.

Взявшись за руки, мы с Марусей вышли из ворот бывшего монастыря и решили прогуляться вдоль по Лужнецкому проезду до ближайшего трамвая. Впрочем, потом мы решили, что апрельская погода выдалась слишком хорошей, чтобы потратить вечер на то, чтобы трястись в грохочущем вагоне, развернулись и двинулись к прудам. Погулять по тропинке, выбрать место, где нет лишних глаз…

— А на нас тут… грабители… не нападут? — вздохнула Маруся между поцелуями.

— Нет, — улыбнулся я, на всякий случай бросив взгляд вправо-влево вдоль кирпичной ограды монастыря, — Во—первых, твой муж и его товарищи не просто так работают, не покладая рук, так что грабители в Москве, считай, повывелись.

— А если вдруг найдется какой-нибудь недочищеный?

— А на этот случай есть «во-вторых», — и я хлопнул себя по карману шинели, который оттягивал табельный наган.

Маруся привстала на цыпочки, потянулась ко мне губами… и замерла. Быстро повернула голову влево.

— Степа, — спокойно сказала она. И я понял, что, кажется, пришло время для «во-вторых».

Ствол нагана нацелился вдоль тропинки. Туда, откуда к нам приближался…

Призрак?

Высокая фигура в грязно-белом балахоне — саване? — с белым колпаком на голове, закрывающим лицо, которого, казалось, светилось сквозь ткань тусклым желтым светом.

Фигура приближалась к нам прыжками, огромными,

неестественно высокими. Ни один человек так прыгать просто-напросто не сможет.

Именно эта неестественность меня и успокоила.

— Вы, товарищ Кречетова, наблюдаете перед собой так называемого «попрыгунчика», грабителя, нацепившего на ноги пружины, в подражание питерским грабителям времен войны.

Фигура сделала еще один прыжок — и замерла, чуть пригнувшись. Сквозь тряпку на лице видно не было, но попрыгунчик явно заметил, что жертва вооружена.

— Попрыгунчики переодевались в призраков, чтобы пугать прохожих, — продолжил я, чуть повысив голос, чтобы застывший грабитель тоже меня слышал, — только, в отличие от призраков, их можно было застрелить.

Попрыгунчик сорвался с места и, с топотом, теми же самыми неестественными прыжками, скрылся от нас, кажется, напоследок, перепрыгнув через забор кладбища.

— На чем мы остановились? — снова повернулся я к Марусе.

Верно, вот на этом…

2

Когда, через пару дней, я, бодро насвистывая, вошел в отдел, то несколько удивился — с утра пораньше у нас оказалось как-то неожиданно много народа. За одним из столов сидел бледный парень из другого отдела, то ли убийств, то ли краж, мы с ним шапочно были знакомы. Тот тихо что-то рассказывал, Хороненко записывал, товарищ Чеглок сидел на краю стола по своему обыкновению, молчали кинолог и пресвитер, молчал даже обычно разговорчивый Балаболкин, поэтому мое отличное настроение, приподнятое после вчерашнего вечера, начало несколько гаснуть и тухнуть.

— Что случилось? — тихо спросил я у Коли.

— У Григорьева невесту убили.

Екнуло сердце — я сразу представил себя на месте убитого горем Григорьева, как будто это я сижу, шепчу бледными губами, стискиваю стакан с водой, а рядом тихо шепчут «У Кречетова жену убили…». Мозг, видимо, никак не желая продолжать такую страшную картину, тут же подкинул мне отвлечение.

— А почему он у нас? — спросил я у Балаболкина, мы вроде как убийствами не занимаемся, и тут же понял, в чем дело, — Как ее убили? Колдовство? Порча?

Как выяснилось, ни то и ни другое. Вчера коллега со своей будущей — уже никогда не будущей… — невестой гуляли по улицам, строили планы на будущее, в общем — радовались жизни. Но всему приходит свой конец, пришла пора и ей торопиться домой. Потому как уже начинало смеркаться, и приличным девушкам пора было ложиться в постель. Сейчас Григорьев казнил себя за то, что отпустил ее руку, не проводил ее до самого подъезда, до квартиры, до кровати — и пусть, пусть ее родители были бы недовольны, зато Катенька была бы жива! Девушка зацокала каблучками, свернула за угол, скрылась из глаз замешкавшегося Григорьева буквально на несколько секунд… И сразу после того, как она исчезла за углом, он услышал девичий крик, мгновенно бросился туда — кому как не агенту угро знать, что московские улицы все же еще не настолько безопасны, как хотелось бы. И опоздал.

Невеста лежала на тротуаре, огромные глаза смотрели в вечернее небо. Девушка была мертва. Никаких следов на ней не было. Ни ран, ни синяков — ничего.

«Что это может быть?» — заворочались у меня в голове шестеренки мыслительного процесса. Укол отравленной или заколдованной иглой? Тогда где убийца? Улетел? Всплыли воспоминания о полученных из Минска ориентировках, мол, среди тамошних колдунов выявлено использование ядовитых птиц-Садяржиц. Только где мы — и где Минск? Да и зачем белорусским колдунам убивать девушку-москвичку?

Поделиться с друзьями: