Танцующая с волками

На первый взгляд могло показаться, что она очнулась в пещере со скошенными стенами, но постепенно глаза различали всё больше деталей: развешанные по стенам шкуры и цветные тканые полотна, расшитые непонятными знаками, деревянные балки, уходящие под потолок, кусочек голубого неба в проёме на потолке. Пол оказался земляным, но покрытым сеном, словно ковром. Из сена, похоже, была сделана и постель, на которой очнулась Оливия, а простынёй и покрывалом служили выделанные шкуры пушных зверей. Чуть поодаль от своей лежанки она заметила круг закопчённых камней, в центре которого можно было различить остатки угля – похоже, костёр давно потух, а дров, чтобы разжечь новый, в землянке не было.

Что-то скрипнуло сбоку. Оливия обернулась и заметила, что к двери, сколоченной из кривоватых досок, ведут несколько ступеней, сооружённых из плоских камней. От сквозняка кожа покрылась мурашками, и только теперь она поняла, что находится в незнакомом месте абсолютно голая, если не считать тугой повязки на груди. Она снова оглядела хижину в поисках своих вещей, но вокруг не было ничего, кроме плетёных корзин с кореньями и меховых тюков.

За стеной послышались шаги, и Оливия замерла, когда дверь со скрипом распахнулась.

– Очухалась, людь?

Голос вошедшей женщины отливал льдом. Оливия невольно поёжилась, разглядывая незнакомку. Несмотря на испещрённую мелкими морщинками бледную кожу, она выглядела довольно молодо. Светлые густые волосы, заплетённые в небрежный ворох мелких косичек, были собраны в высокую причёску, открывая суровое лицо. Голубые мудрые глаза с презрительным прищуром, казалось, видели собеседника насквозь. От правого уголка губ и до самого подбородка тянулся безобразный шрам, из-за чего женщина выглядела недовольной, однако всем своим видом излучала власть и силу. Простое льняное платье было оторочено мехом на плечах и подпоясано широким кожаным ремнём, к которому были пристёгнуты внушительного вида ножны с торчащей из них резной рукоятью кинжала. Она мало походила на волчиц из стаи Ульриха, но почему-то Оливия была уверена, что перед ней ликант.

– Где я? – прохрипела она. Горло запершило с непривычки, и Оливия тут же закашлялась. Собственный голос оказался чужим и неестественным.

– Вопросы тут задаю я, – осадила её незнакомка.

– Для того чтобы на них отвечать, я должна знать, с кем говорю, – через силу выдавила Оливия и откинулась на подушку.

– Это справедливый довод, – вдруг согласилась женщина, усаживаясь на один из тюков. – Мое имя Руна, я хранительница стаи.

Оливия впервые слышала о хранителях, но волчица произнесла это с явным превосходством, точно ожидая от гостьи (или пленницы) восхищённой реакции, хотя лицо её оставалось холодным и безэмоциональным.

Девушка заёрзала в постели, пытаясь сесть, но потревоженная нога тут же заныла, заставляя вернуться в прежнее положение.

– Оливия.

– И как людь нашла нашу стаю?

Руна упёрла локти в колени и наклонилась ближе. Оливии показалось, что хранительница принюхивается к её словам, пытаясь учуять ложь, как будто её грозного вида не хватало для того, чтобы любого заставить говорить правду. Поэтому она сказала как есть:

– Случайно.

– Случайно нас не найти, сокрыто место от чужих глаз. – Руна нахмурилась и пристально посмотрела в глаза собеседнице.

– Видимо, плохо спрятали, раз я тут, – пожала плечами та, игнорируя тянущее ощущение от бинтов на груди.

– Со мной так не смеют говорить, утопленница.

Волчица поднялась с тюка, угрожающе нависая над девушкой. В глазах блеснул знакомый янтарный огонёк. Оливия сжалась, ожидая удара, но Руна вдруг выпрямилась и, засунув бледную ладонь в карман платья, достала заколку.

– Ты всё ещё дышишь только благодаря этой вещи, – прошипела она, приблизив к лицу девушки украшение. Камни, обрамляющие волчью голову, магически переливались в мягком свечении солнечных лучей, меняя свой цвет с золотистого на алый. – Где ты её взяла?

– Это моя помолвочная заколка, – пробормотала Оливия.

Ответ на вопрос, куда пропали её вещи, нашёлся сам собой, а вместе с ним пришло раздражение: кто знает, сколько ещё ликантов перетряхнули содержимое её рюкзака и как теперь всё вернуть.

– Люди не носят наши обряды.

Руна окинула её скептическим взглядом и покачала головой. Оливии понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что под обрядами хранительница подразумевает украшение.

– Носят, если выходят замуж за ликанта, – ответила она с вызовом. Высокомерие этой волчицы начало изрядно надоедать.

– Законы предков стали пылью, поэтому боги и отворачиваются от нас, – процедила Руна с отчаянием.

В льдистых глазах, всё это время смотревших равнодушно, неожиданно появилась тоска, и в выражении её лица вдруг мелькнуло что-то неуловимо знакомое. Хранительница провела пальцами по заколке, губы её задвигались в беззвучном шёпоте. Она обводила каждый узор и камень, любуясь переливами, и через несколько минут гнетущей тишины, вдруг вскинула голову, будто поняла что-то важное.

– Как зовут твоего повязанного?

– Его зовут Ульрих Свенсон, – с любопытством наблюдая за женщиной, ответила Оливия и для большей убедительности добавила: – Но многие знают его как Рунольва Бальтарсона. Он Альфа большой стаи на севере. И он уже ищет меня.

– Сомневаюсь, – на губах волчицы затаилась легкая ухмылка, но тут же пропала.

– Теперь я могу узнать, где нахожусь?

Хранительница проигнорировала вопрос. Ещё раз очертив изгиб заколки подушечками, она убрала украшение назад в карман платья и двинулась к выходу. Лишь после того как скрипнула дверь, Оливия услышала:

– Жди, к тебе скоро придут.

Обещание Руны сбылось ближе к вечеру, когда небо над хижиной окрасилось в рыжие тона под лучами закатного солнца, и на пороге появились две женщины. Они принесли небольшую связку дров и развели костер в очаге. Оливия, успевшая задремать, встрепенулась и, дёрнувшись от неожиданности, зашипела от боли в ноге, но волчицы, казалось, не обращали на неё никакого внимания.

Обе были чем-то похожи на Руну. Такие же высокие прически из переплетения светлых кос и ниток с бусами и перьями, льняные платья были темнее и подпоясаны причудливыми жгутами, сделанными как будто из жухлой травы. Присев у корзин с кореньями, они принялись перебирать их, откладывая некоторые в сторону, и только тогда Оливия заметила, что волчицы были босыми. Холод снова лизнул обнажённую кожу, и она заёрзала под шкурой.

Достав из-за пояса костяной нож, одна из женщин очищала отобранные корешки от кожуры, пока другая вытаскивала из наплечной сумки полоски ткани, похожие на бинты, складывая их в глиняную миску рядом с непрозрачными бутыльками. Волчицы тихо переговаривались между собой, но Оливия не могла разобрать ни слова. Гортанные отрывистые звуки мало походили на знакомую речь.

Она пару минут зачарованно наблюдала за слаженной работой, затем опомнилась и, глядя на то, как одна волчица перебирает ткань в миске, куда другая только что переложила кашицу из натёртого корня, позвала: