Терпение дьявола

Беззаботная девочка осознала всю тяжесть бытия лишь в тот миг, когда чудовище разбило ей нос и поволокло в берлогу, чтобы сожрать.

Людивина содрогнулась. Впервые за долгое время где-то в груди набух комок и подкатил к горлу. Она ненавидела это чувство, но не могла его подавить. Она ведь явно не робот.

Сеньон, ухватившись за дверцу, выбрался из вагончика. К ферме мчались машины жандармерии, сверкая фарами и мигалками.

– Мясника взяли, – доложил Гильем, коротко переговорив с человеком из группы Эрто. – Радиосвязь и правда временно отключалась.

– Как все прошло? – глухо спросила Людивина, не отрывая взгляда от луны.

– Он был вооружен и открыл огонь, как только парни приблизились. Эрто выстрелил в ответ и попал ему в голову.

Теперь Людивина все-таки повернулась к коллеге:

– Ты хочешь сказать, мясника ранили?

– Михал Баленски мертв. Его пытались реанимировать, но это было бесполезно. В черепе здоровенная дыра, мозги всмятку.

– Мать его… – процедила Людивина и наконец заметила Сеньона. Тот стоял, уперев ладони в колени. – Ты как, нормально? – тихо спросила она.

– Никогда не привыкну, – отозвался тот сквозь зубы. – Думаешь, это пропавшая девушка?

– Боюсь, что да. Кожа… там… вроде бы свежая.

– Проклятье! Он полдня проторчал в автоприцепе, вдруг она была еще жи…

– Нет, – торопливо перебила Людивина. – Нет, Сеньон. У этого парня был бзик на внешности, на «багряных одеждах», как говорил ГФЛ, так что он не мог оставить ее в живых надолго. Если хочешь знать мое мнение, мясник убил ее сразу, как привез сюда.

– Почему ты так думаешь? – вмешался Гильем.

Людивина принялась строить логическую цепочку, отодвинув эмоции, и ей стало лучше. Она собралась с мыслями и с силами.

– Перед тем как выйти, я заметила фотоколлаж на стене, который он себе соорудил. Ты видел, Сеньон?

– Увы, да.

Рядом с дверью по всей стене были развешены три десятка фотографий мужчин и женщин, вырезанные из журналов. Поверх них Михал Баленски аккуратно наклеил фотографии мяса из каталогов, отчего люди казались освежеванными.

– Это напрямую связано с тем, что он делал с кожей, – сказала Людивина.

– Не понимаю, – помотал головой Гильем. – На чем у него пунктик, у этого психопата?

– Если я правильно понимаю его логику, он считал, что человек – это всего лишь мешок с мясом. Не знаю, почему и как появилась эта идея, но он на ней свихнулся. Люди – мясо, и Баленски хотел видеть нас такими, какие мы есть. Именно поэтому он и снимал кожу со своих жертв. Тела девушки в вагончике нет.

– Нет, – подтвердил Сеньон. – Там только ее… кожа.

– Он уже избавился от тела, – кивнула Людивина, обретая все больше уверенности в своих умозаключениях. – Сразу вынес его, чтобы не было запаха разложения и прочего. Он сделал это прошлой ночью или сегодня утром.

– Нужно прочесать всю территорию вокруг фермы, – поддержал ее Гильем. – Где-то должна быть разрыхленная земля.

Но Людивина покачала головой. У нее была другая версия. Убийцы редко что-то делают случайно, по крайней мере, когда речь идет об их фантазиях, об их способах действовать. Должна быть общая логика, Микелис не раз это подчеркивал.

– Я думаю, мы не найдем здесь могилу Дианы Кодаэр. И трупов его предыдущих жертв в земле тоже нет.

– Почему?

– Потому что на фотоколлаже люди заклеены снимками мяса. А иногда встречаются упаковки с мясом, в целлофане и со штрихкодами. Баленски взял их из каталогов супермаркета.

– И что?

– Он вырезал детали очень тщательно, чтобы мясо идеально закрывало части тела фотомоделей. И если там есть куски с упаковкой, это потому, что они имеют значение. Мы – всего лишь продукты со штрихкодом, упакованные и выложенные на полки, ассортимент для массового рынка.

– Что же получается? Он дает себе право убивать, то есть делать покупки среди нас, так?

– О господи… не может быть! – выдохнул Сеньон, который сообразил, к чему клонит Людивина.

– Думаю, все немного сложнее, – сказала она. – Гильем, помнишь, где работал Михал Баленски?

– В мясном отделе супермаркета?.. Нет… Нет, ты же не думаешь, что он…

– Могу поспорить, он избавлялся от трупов, выкладывая их куски на прилавки вперемешку со свининой и говядиной.

– Охренеть… Теперь я не смогу есть стейки…

– Если ты права, у него должна быть морозильная камера, чтобы хранить мясо до утра понедельника, когда можно будет отвезти его в супермаркет. – Сеньон указал на фермерский дом. Оттуда все время выбегали жандармы и забегали обратно; несколько человек на крыльце разговаривали с майором.

Людивина и ее спутники подошли к ним, доложили о том, что нашли в вагончике, и направились в дом. Большинство военных собрались в комнате, которая была тут основным обиталищем, – замызганной кухне-гостиной, набитой старой мебелью и немытой посудой. Ноги Михала Баленски торчали из-за дырявого дивана, над ним склонились несколько жандармов.

Людивина заглянула в следующую комнату. Там воняло затхлостью и потом, на полу валялся матрас без наволочки, вокруг него грязная одежда, автомобильные и порножурналы. При мысли о том, что Диана попала в руки этой мерзкой свиньи, Людивину затошнило.

Никаких чувств. Только не сейчас.

Она попыталась совладать с эмоциями, поставить непробиваемый заслон между ними и логическими умозаключениями.

Коридор привел ее в прачечную. Среди пустых ящиков, садовых и строительных инструментов стояла морозильная камера.

Людивина натянула латексные перчатки и взялась за ручку.

Еще не подняв крышку, она уже знала, что увидит внутри.

Там лежит набивка тряпичной куклы, висящей в вагончике. Куски плоти, которые один за другим должны были поступить в торговую сеть.

И ждать, когда их сожрут проголодавшиеся добрые покупатели.

24

Начищенные полы, глянцевые стены, ярко освещенные витрины сияли как новенькие. Торговый центр был заполнен голосами залетных гостей, скрипом тележек, шуршанием набитых пакетов и веселыми криками детей.

В этот воскресный день после обеда в проходах бурлила праздная толпа, неспешно перетекая из бутика в бутик; из динамиков лилась фоновая музыка, которую никто не слушал, но она создавала настроение, действуя на подсознание, чтобы каждому было хорошо здесь, среди яркого света и чистоты, насыщенных цветов и соблазнительной рекламы. Большинству посетителей не нужно было ничего покупать, они пришли сюда не по необходимости, а просто погулять по просторным, шумным этажам с кондиционированным воздухом, как другие ходят в парк подышать свежестью и послушать птичек. Они бродили, но при этом сохраняли бдительность – вдруг приглянется какой-нибудь товар или попадется хорошая скидка. Или просто толпа, шум и все атрибуты общества потребления успокаивали их лучше, чем не столь прирученное пространство, дикая природа, где, не дай бог, можно начать себя анализировать.