Терпение дьявола

– Он упоминал при вас о дьяволе?

– Пару раз, когда мы встречались месяца три назад. Но я знаю, что он много говорил об этом со своим приятелем-священником. У них были разные взгляды, и они с Людовиком часто спорили о Боге и дьяволе…

– У него в приятелях был священник? Вы знаете, из какого прихода?

– Да, неподалеку от его дома есть церквушка, я напишу вам название. Тот священник сам пришел к Людовику. Его прислал другой, который отпевал жену и дочь брата. Заметил, что Людовик впал в отчаяние, из которого не выберется без помощи. Поначалу Людовик его чуть не выгнал, но потом они начали встречаться и спорить. Думаю, споры были бурные. Людовик настолько ненавидел того священника, что время от времени нуждался в его присутствии. Вот такой парадокс.

– У вашего брата были друзья? Он с кем-нибудь общался, кроме священника?

– Нет. После аварии он оградил себя от мира. Постепенно отдалялся от всех, даже от меня, я вам уже говорила. Мы перестали быть близкими людьми. Горе разрушало его изнутри, понимаете?

– С людьми такое происходит и по менее серьезной причине. Тем не менее не все, кто пережил такую страшную трагедию, идут расстреливать ни в чем не повинных посетителей ресторана, чтобы отомстить. Правда же?

– Да, тем более что мой Людо не был жестоким, никогда не дрался и терпеть не мог оружие. Он всегда говорил, что «лучше быть трусом, но живым, потому что кладбища переполнены храбрецами». Никакой агрессии.

– Поэтому я хочу понять, что толкнуло его на преступление.

– Разве отчаяние нельзя назвать прямой дорогой к безумию? А Людовик хорошо знал, что такое отчаяние.

– Свидетели, видевшие вашего брата в ресторане, не называют его безумцем. Наоборот, говорят, он хорошо понимал, что делает.

– Так или иначе, он выбрал тот ресторан не случайно.

– Как это?

– Они часто ужинали там с Бьянкой. Это было их романтическое место. Я думаю, Людо хотел уйти, выплеснув горечь. Наверное, он рассудил, что если у него отняли любовь, значит и другие ее не заслуживают… Так мне кажется.

Маргарита уставилась на дно пустой чашки и в конце концов поднесла ее к губам, словно решила выпить пустоту.

Людивина поерзала на мягком диванчике. Ей было неуютно в этой квартире.

– Я повидаюсь с тем священником. Возможно, он расскажет что-нибудь полезное о психическом состоянии вашего брата.

– Погодите, сейчас запишу вам название церкви и имя священника.

– Вы помните его имя? – удивилась Людивина.

То, что Маргарита запомнила название церкви, не вызывало вопросов, но вот сохранить в памяти имя священника, с которым она никогда не встречалась, было странно.

– Да. Я даже прочитала его книгу, когда Людовик рассказал, что они часто встречаются.

– Он написал книгу о религии?

– Скорее о том, кто такой дьявол на самом деле.

Людивина почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь.

– И кто же он?

– Насколько я помню, автор утверждает, что у дьявола нет нужды являться в своем обличье с рогами и копытами, чтобы отравить человеческие души. Ему достаточно посеять зерна насилия и смотреть, как самые слабые разносят сомнение и хаос. Священник пишет, что зло – это чисто человеческая болезнь, очень заразная, и только человек является ее носителем. Если хотите мое мнение, этот священник экстремист. В этом брат был со мной согласен, кстати, что не помешало им общаться.

– Значит, этот священник – специалист по вопросам зла, – пробормотала Людивина.

– Он бунтарь, который намекает на то, что лучший способ борьбы со злом – это уничтожить его носителей, пока они не заразили окружающих. Священник из разряда экзорцистов. Тот еще подарок.

Людивина задумалась. Непременно нужно встретиться с этим человеком. Возможно, он поможет ей понять не только Людовика Мерсье, но и остальных служителей дьявола, которые уже нанесли удар…

Она сунула в карман бумажку с названием церкви и именем священника, шагнула в коридор, но тут Маргарита схватила ее за руку. Пальцы у нее оказались неожиданно сильными.

– Я знаю, кто вы, – сказала она, пристально глядя из-под черных бровей.

– Простите?..

– Я узнала вас сразу, как открыла дверь. Это вас показывают в новостях. Вы охотница на чудовищ.

Людивине вдруг стало не по себе рядом с этой женщиной, которая одной рукой крепко держала ее запястье, а другую спрятала в карман шерстяного жилета.

– Знаете, мой брат не был таким. Он не был чудовищем.

Людивина сочувственно кивнула:

– Я знаю, мадемуазель Мерсье. Знаю. – Она попыталась осторожно высвободить руку, но не получилось.

– Его толкнуло на это отчаяние, – добавила старая дева. – Отчаяние толкает мир в пропасть.

Теперь уже огонек окончательно погас в ее глазах. Жизни в ней не осталось, человеческие чувства потухли. Она вернулась в свои потемки.

28

Две стройные башенки венчали церковь, которая потерянно стояла на безлюдной площади, словно заблудилась. Ее окружали деревья, живые стражи во мраке. Фонари с боковых улочек не могли дотянуться до нее, и церквушка должна была дремать в ночном полумраке. Но зыбкий свет просачивался сквозь ее единственный глаз – большой круглый витраж, мерцающий над пастью этого каменного циклопа, взирал на мир взглядом Бога. Усталого, дрожащего, трепещущего Бога.

Подходя к церкви, Людивина задавалась вопросом, что она забыла здесь посреди ночи. Это ничего не даст, она просто лишится нескольких часов сна, которые нужны для завтрашней работы. Однако светящийся витраж придал немного уверенности. Людивина приподняла голову, перестав прятать подбородок в воротнике куртки, и решила обойти вокруг здания. Пресвитерия^[31] представляла собой маленький серый домик сбоку от церкви. Там в окне у входа тоже горела свеча.

Людивина наудачу постучала три раза – коротко и громко.

Не получив ответа, постучала еще раз. Тишина.

В конце концов она отступила от двери, несколько разочарованная. А ты на что рассчитывала в полночь? На особую мессу по тебе? Или по жертвам? Мир продолжал жить в собственном ритме, своими циклами, он не подчинялся ее воле и плевать хотел на ее навязчивые идеи.

Людивина вернулась к паперти. Внутри церковь была ярко освещена, так что…

Она взялась за ручку и повернула ее. Церковь оказалась не заперта. Людивина переступила порог и прикрыла дверь за собой.

По обеим сторонам нефа горели десятки свечей, и на мгновение Людивине почудилось, что множество верующих собрались на ночную молитву – все они сидели на скамьях лицом к алтарю. А потом она поняла, что никто из них не шевелится. Замерли навечно в одной позе, с остановившимся взглядом. Мужчины, женщины и несколько детей, чьи макушки были чуть выше спинок скамей.

В церкви молилась сотня статуй.

Людивина медленно ступала по центральному проходу, разглядывая эту странную паству. Скульптуры в человеческий рост, большинство раскрашенные – из гипса, из дерева, из пластика, – были рассажены и расставлены между скамьями лицом к клиросу. Они представляли собой персонажей из Библии, апостолов, римлян, волхвов, там была даже Дева Мария. И все плакали.