Внезапный выброс

— А что это даст?

— Вам? — удивился ученый.

— Науке, — уточнил Тригунов. — Все, что я хотел сказать, — обнародовано, стоящее — вошло в практику.

— У вас своеобразные взгляды, — вскользь заметил ученый и больше к этому разговору не возвращался.

Такой он есть, Тригунов.

А Клёстик, впервые представ перед ним с золотыми звездами на бархатных петлицах, считал его просто неудачником, одним из тех, кому в жизни не повезло. «Что стоят все эти твои благодарности, награды, статьи в журналах, если они ничего тебе, собственно, не дали?» — мысленно спрашивал он командира отряда и ему было даже немного жаль его. Но в то же время, вспоминая все, что было между ними, Клёстик распалял в себе неприязнь к Тригунову. В особенности его бесило то, что и сейчас командир отряда не испытывал перед ним, начальником, той душевной робости, какую сам он испытывает перед старшими.

Слушая информацию о вооруженности, укомплектованности личным составом и боевой подготовке отряда, Клёстик с сожалением посматривал на Тригунова. «Неужели тебе, прожившему жизнь, не ясно, что твое служебное, а значит, и вообще благополучие находится в моих руках? Неужели, — кривил он губы, — ты настолько оброс мохом в этом своем отряде, что не в состоянии понять: отныне я — твой начальник!»

Командир отряда, разумеется, не знал, о чем думает Клёстик, но когда при последующих встречах он уже не мысленно, а вслух еще и еще раз напомнил Тригунову об этом — тот однажды насмешливо заметил:

— Создается впечатление, будто вы никак не можете поверить, что стали начальником, и стараетесь убедить в этом не столько окружающих, как прежде всего себя.

Клёстик как бы напрягся, из-под безупречно чистого накрахмаленного воротничка выплеснулась кирпичная краска. Перемещаясь вверх, она залила шею, мочки и раковины ушей, растеклась по темени. Их взаимоотношения перешли в стадию едва скрываемой враждебности. На «Первомайке» они и вовсе обострились.

В тот день, когда Тригунов впервые после выброса побывал на «Гарном», Клёстик примчался на шахту буквально вслед за его выездом на-гора. Узнав от постового, что на командном пункте находится лишь руководство аварийно-спасательными работами, рывком распахнул дверь.

— Почему вы, — налетел он на Тригунова, суетливо расстегивая шинель, — не сообщили…

— Здравия желаю, товарищ начальник.

— Почему вы, — не ответил Клёстик на приветствие, — не сообщили о намерении заместителя председателя Совета Министров ознакомиться с намеченным вами оперативным планом номер два? Почему об этом я узнал от его референта, а не от него, — кивнул на Колыбенко, — или от вас?

Тригунов посмотрел на Колыбенко. Тот пожал плечами.

— О том, что товарищ Стеблюк будет сегодня на шахте, ни мне, ни руководителю работ по ликвидации аварии ничего не известно.

— Неизвестно? — с иронией переспросил Клёстик. — Если, как заявил референт, Опанас Юрьевич приедет затем, чтобы разобраться с вашим новым оперативным планом, значит, должны были предупредить вас и товарища Колыбенко.

— Председателю правительственной комиссии известно, что фактически мы находимся на командном пункте безотлучно.

Клёстик сел напротив Тригунова, прочитал только что отпечатанный оперативный план № 2. Толстые, слегка вывернутые губы, задранный кверху, как бы обрубленный под косым углом нос, полуприкрытые набрякшие веки выдавали его замешательство, которого Клёстик не хотел показывать ни Тригунову, ни Колыбенко.

— Почему не доложили, что собираетесь вести проходку в метановой среде? Почему, принимая такие ответственные решения, не советуетесь со мной?

Тригуновым завладело то состояние, в котором, сохраняя видимую уравновешенность, он терял обычную сдержанность. На правой скуле выступила белая заплатка.

— Во-первых, решение было принято во время моего нахождения в шахте и я не имел возможности проинформировать вас о нем лично. Мой заместитель, заменявший меня на командном пункте, передал по этому поводу сообщение дежурному по штабу незамедлительно. Во-вторых, свои оперативные решения, какими бы ответственными они ни были, ни с кем, кроме руководителя работ по ликвидации аварии, устав согласовывать меня не обязывает.

— Я отстраню вас от руководства горноспасательными работами!

— Примете его на себя или прикажете передать кому другому? — с готовностью отозвался Тригунов, наперед зная, что в сложившейся обстановке ни на то, ни на другое у Клёстика не хватит духу.

— Поговорим после ликвидации аварии. Окончательно поговорим! — с угрозой бросил Клёстик и заметался по командному пункту.

«В какой идиотский просак я попал, — бранил он себя. — На кой черт мне нужно было торопиться с категорическим выводом? Боже, как я упал в глазах Опанаса Юрьевича! А ведь достаточно его полунамека, — мол, у меня такое впечатление, будто начальник горноспасательных частей — не того… И — все!..»

Этому появлению Клёстика на «Первомайке» предшествовали следующие события.

Колыбенко доложил Стеблюку, что проходку подножного решено вести в метановой среде, объяснил причины, побудившие пойти на это. Стеблюк сказал своему референту, чтобы тот для участия в обсуждении нового оперативного плана вызвал на «Первомайку» начальника горноспасательных частей области, а спустя четверть часа позвонил ему сам.

— Как вы смотрите на такое техническое дерзание: вести проходку подножного, загазировав его гремучим газом?

Дежурный по штабу не успел к тому времени передать Клёстику информацию о решении, принятом командиром отряда и главным инженером. Кроме того, Клёстику показалось, что слова «техническое дерзание» Опанас Юрьевич произнес с издевкой.

— Это не техническое дерзание, а авантюристическая дерзость. Ничего подобного в мировой практике горного дела никто себе еще не позволял.

— А вот Тригунов и Колыбенко позволили. М-да… Подъезжайте-ка…

Клёстик не смог уловить оттенка, с каким было выговорено это «м-да…» Осуждал ли Опанас Юрьевич Тригунова и Колыбенко или, наоборот, восхищался их смелостью? Клёстик не сказал, как обычно, телефонистке коммутатора, чтобы водитель подал машину к подъезду, побежал в гараж сам и помчался на «Первомайку».

Вскоре приехал Стеблюк. Клёстик вскочил, сделал несколько шагов навстречу, вытянулся:

— Товарищ заместитель председателя Совета Министров!..

Стеблюк поморщился. Губы тронула горькая улыбка. Она как бы говорила: «Не досаждайте вы, ради бога, своими рапортами. Я осведомлен не хуже вас. Берегите свое и мое время».

Опанас Юрьевич поздоровался с каждым из находившихся на командном пункте в отдельности, присел к столу, на котором аккуратно были разложены эскиз «Гарного», оперативный план № 2, график накопления «фиалки» в «Восточной» лаве, кривая колебаний газового состава в подножном штреке.

— Разрешите осветить?..

Губы Стеблюка снова слегка раздвинула улыбка, но не горькая, а какая-то снисходительно-ироническая, означавшая, должно быть: «Да разве вы, товарищ Клёстик, сможете рассказать о том, что делается на аварийном участке, лучше, чем эти документы?»

Вопреки ожиданиям Клёстика внимание Опанаса Юрьевича привлекли не работы в метановой среде, а «фиалка».

— Чем угрожает ее прорыв? — Стеблюк вскинул на Тригунова массивные роговые очки.

— Последствия предвидеть трудно…