Восхождение мага призывателя. Том 3
Шрифт:
— Что за… — пробормотал я, сбрасывая скорость.
Из лимузина вышел мужчина в чёрной рясе. Высокий, статный, с лицом человека, который видел слишком много исповедей и слишком мало настоящего раскаяния. Отец Серафим из Данилова монастыря. Личность весьма известная из телика.
— Граф Царёв, княгиня Невская, — обратился он к нам. — Я от императрицы Марии Фёдоровны. Мне нужно поговорить с вами о…
Договорить он не успел — боевой топор Лолы просвистел в воздухе и вонзился ему в лоб с точностью хирурга. Серафим рухнул, как поваленное дерево. А его водитель перепугался и умчал
— Лола! — я вылетел из машины, кровь стучала в висках. — Ты что творишь?! Он даже не успел сказать!
Но она подошла к телу спокойно, как к знакомому делу, выдернула топор и вытерла лезвие о рясу покойного.
— Мне не о чем говорить с людьми императрицы.
— Ты понимаешь, кого завалила?! — я схватил её за плечо, но она выскользнула легко, как змея. — Это же святой отец!
— Мне плевать, — ледяной голос Лолы резанул по ушам. — Запишем на издержки нашей операции. Император поймёт, когда узнает, что этот тип приехал от неё.
— Если бы мы его взяли живым, дело бы пошло проще! — злость кипела во мне, как чайник на костре. — Ты с ума сошла, Лола!
— Хватит уже грызться, — рявкнула Сашка, бросая на нас недовольный взгляд. — Во дворец! Пока нас тут не взяли за жабры.
И я плюхнулся обратно на сидение и вдавил педаль в пол. Машина рванула вперёд, оставив за собой только грязный след и тело святого отца, валяющееся посреди московской улицы.
Больше мы не говорили, а вскоре дворец вырос из тумана, как каменный зверь. Громадный, хмурый, с башнями, что помнили ещё Ивана Грозного. По периметру охрана — от простых стражников до боевых магов и каждый второй с глазами убийцы.
Мы подъехали к контрольно-пропускному пункту. Я уже набрал в лёгкие воздух, чтобы объяснить кто мы и зачем здесь, но вдруг почувствовал, что кто-то сжал мне плечо сзади. Ладонь холодная, как мрамор. Обернулся — передо мной человек в чёрном плаще и маске. От него исходила сила, будто рядом стояла сама буря. Воздух вокруг вибрировал, а кожа покрылась мурашками.
Он лениво щёлкнул пальцами и моя ключица треснула с мерзким хрустом — боль вспыхнула во всём теле, я едва не закричал.
— В машину! — прохрипел я, падая обратно за руль.
Даша побледнела до синевы, а Сашка дёрнулась за пистолет, но это бесполезно против такой силы. Я же сосредоточился и вызвал Красного — шестиметровый исполин из лавы и камня вырос рядом с машиной и с ревом бросился на врага. И быстро завёл двигатель одной рукой и дал задний ход.
— Пристегнитесь! Сейчас будет весело! — крикнул я сквозь боль.
Разогнался до предела и окутал машину каменной бронёй. Да полетел прямо в стену дворца. Удар был как взрыв — камни летели во все стороны, машина перевернулась через крышу, но броня выдержала.
Я закашлялся от пыли и крикнул.
— Все целы?
— Живы… но это ненадолго, — буркнул Тяпкин, вытирая кровь с виска. — Нас за такое появление тут же расстреляют! Это же самоубийство! Даже если нас сначала посадят в темницу, то императрица заберёт бумаги и спишет нас в расход!
— Только не сегодня, — я выбрался наружу, держась за сломанную ключицу и усмехнулся сквозь боль. — Только не в мою смену…
Глава 19
Выбравшись
из покореженного минивэна, я вдохнул воздух внутреннего двора — он хлестнул по лицу, как пощечина от самой судьбы. Мой Красный голем тем временем корчился в агонии. Одна из двух душ, питавших его мощь, угасла под натиском магии преследователя.— Красный, ко мне! — рявкнул я.
Голем послушно рассыпался в воздухе. Лучше потерять временно инструмент, чем похоронить последнюю искру жизни в нем. Забавно — я граф, который бережет души своих големов больше, чем собственную шкуру.
Но сейчас не об этом. В тридцати метрах от нас стоял человек в плаще и с плотной маской на лице. Вокруг него клубилась магия. Гвардейцы метались по двору, как муравьи в разоренном муравейнике. Кто-то целился в нас, кто-то — в загадочного мага. Протокол против здравого смысла.
— Ваше сиятельство! — Тяпкин размахивал документом, будто святыней. — Дело государственной важности! На кону судьба империи!
Следователь кричал так, словно его голос мог остановить пулю.
— Сначала схватить — потом разбираться! — рявкнул командир стражи.
Опять протокол. Всегда этот проклятый протокол. Я обернулся к своим. Лола сжимала кулаки. Даша уже собирала тьму вокруг ладоней. Саша проверяла оружие. А Тяпкин нервно улыбался.
— Выбора нет, — сказал я. — Пробиваемся дальше, но никого не убивать!
— Граф, вы с ума сошли? — Кузьма смотрел на меня так, будто я предложил станцевать вальс на минном поле.
— Возможно. Но безумие — единственная логика в этом мире.
А Тяпкин качнулся и рухнул в обморок. Документ выпал из его рук. Я усмехнулся и подобрал его.
— Вот так всегда! Суровый следователь, а нервы как у барышни на первом балу. Хотя он прав — мы все, скорее всего, умрем, если ворвемся к императору с такой наглостью.
— Тогда зачем? — спросила Даша. В ее голосе не было страха — только азарт.
— У нас есть шанс. Маленький, но есть. Если дадут сказать хоть слово — может, проскочим. А если нет… Стоять на месте — значит сдаться императрице. А я не привык сдаваться.
Сразу призвал Ростка — тот подхватил бесчувственного Тяпкина на руки.
— Вперед! — крикнул я.
И мы рванули к дворцу. Первые выстрелы уже прозвучали, когда мы пересекли половину двора. Пули свистели мимо.
— Даша!
Она уже тянула тьму — вокруг нас сгустился купол из черной материи.
— Костя, — Лола выдохнула сквозь адреналиновый хрип, — а если мы ошиблись? Если император даже слушать не станет?
— Значит, умрём красиво, — бросил я, перепрыгивая клумбу с розами. — И это, знаешь ли, тоже искусство.
Росток тащил Тяпкина на руках, не сбавляя темпа. Вокруг гремела стрельба — кто-то орал приказы, а кто-то шептал молитвы.
— Костя! — Саша ткнула пальцем вперёд. — ОМОН! В полном составе!
Она была права. Перед входом выстроились чёрные фигуры в броне — не гвардейцы-позёры, а настоящие волки войны.
— Ну и красота, — пробормотал я. — Сейчас точно будет весело.
Даша стиснула зубы и усилила купол. Я видел, как она бледнеет — магия жрала её силы, а мы уже были по уши в долгах перед жизнью.