Вторая половина книги

Праведник Иов считал точно так же.

Вот истинная «матрица» всех этих произведений – Книга Иова.

Но есть и разница, причем разница принципиальная: мы не можем назвать «маленьких Иовов» из книги Стругацких праведными. Потому-то повесть и превращается в историю неправедного Иова. Поэтому они одновременно и «Иовы», и «друзья Иова» – слабые и напуганные свидетели происходящего, сразу же признающие поражение. Лишь Вечеровский – хотя, подобно Иову, он «полагает руку на уста свои» – все-таки продолжает научную деятельность. Можно предположить, что, подобно Иову же, он надеется на продолжение диалога с… Богом? Гомеостатическим Мирозданием? Высшим Судом? Не знаю, но – с высшей силой. И надеется, что сила эта, возможно, и не намерена его губить. Можно объяснить и так, что Вечеровский, опять-таки подобно Иову, не чувствует себя «штрафником», грешником.

«– Угробят они тебя там, – сказал я безнадежно.

– Не обязательно угробят, – сказал он. – И потом, ведь я там буду не один… и не только там… и не только я…»^[253] [Курсив мой. – Д.К.]

Да, он там не будет один (где это – там?), с ним будет и библейский праведник Иов…

И еще один нюанс, который присутствует в этом произведении. Нюанс, безусловно, не главный, но примечательный.

Почти религиозное отношение к всесилию спецслужб, присутствовавшее в сознании советских интеллигентов, какими, безусловно, были Аркадий и Борис Стругацкие. Именно религиозное, даже и без «почти». Ведь, приступая к работе над советской версией «Книги Иова» («За миллиард лет до конца света» – это, безусловно, она и есть), авторы заменили Бога, всеведущего и всемогущего, спецслужбами, столь же всемогущими и всеведущими. И назвали их «Гомеостатическим Мирозданием».

Впрочем, и академик А.Д. Сахаров считал сотрудников КГБ профессионалами, способными реформировать государство в сторону прогресса. На Иова несчастья обрушились как результат пари между Богом и Противоречащим, Сатаном. Интересно, с кем держал пари КГБ? Жертвами какого «ведомственного» спора, жертвами каких всемогущих сил оказались герои «За миллиард лет до конца света»?

Но главное в этой истории – все та же удивительная слепота цензуры, которая, в погоне за злободневными намеками, в стремлении убрать из книги аллюзии на всемогущий КГБ, пропускает откровенно

религиозную коллизию Книги Иова. Книги Иова, переодетой в советские, светские одежды, но от того не переставшей быть глубокой и сугубо религиозной притчей о нерешаемой загадке диалога с Богом.

Да, насчет китайского языка, фигурирующего в названии главы. При чем тут китайский язык? Да так. Может, и ни при чем.

«– Не вздумайте взять его, – сказал Валькенштейн по-китайски. – Мне он не нравится. – Почему? – спросил Горбовский»^[254].

Каждый раз, когда я читаю этот, в общем-то, малозначащий эпизод, в котором два человека с фамилиями Валькенштейн и Горбовский переходят на язык, не понятный молодому поколению, вспоминаю, как два человека с фамилиями Клугер и Ароцкий в аналогичной ситуации переходили на идиш.

Клугер и Ароцкий – это фамилии моих родителей и бабушек-дедушек.

Забавное совпадение.

Только совпадение, конечно.

Не более того.

Фехтующие лучами

Несколько лет назад мне довелось редактировать выходивший в московском издательстве «Текст» сборник фантастических рассказов американских писателей «Диббук с Мазл-Тов IV». Специфика этого сборника была в том, что в него вошли рассказы (переводы, разумеется) писателей-евреев, написавших рассказы на еврейскую тему. Оригинал сборника носил название «Wandering Stars» («Блуждающие звезды»), составил его Джек Данн, а выпустило американское издательство «Harper & Row» в 1974 году. С тех пор сборник переиздавался несколько раз, пока не был наконец замечен российскими издателями и издан под другим названием. Смена названия вызвана была только тем, что в издательстве «Текст», незадолго до «Диббука», вышел роман Шолом-Алейхема «Блуждающие звезды», и издатели опасались, что читатель начнет путать две совершенно разные книги.

Во время этой работы пришла мне в голову мысль сделать аналогичный сборник уже русских писателей. Издательство поддержало идею и предложило мне стать составителем. Поначалу идея меня захватила. Я решил, что начать следует с произведений еще советских авторов, а уж потом перейти к современным российским, а также зарубежным русско-(кхм…)язычным^[255].

Тут меня постигло разочарование. Ожидаемое, впрочем. В советской фантастике мне почти не удалось найти рассказов на еврейскую тему. Почти – потому что один рассказ (скорее, маленькую повесть) я все-таки нашел: «Оружие твоих глаз» М. Емцева и Е. Парнова.

Не то чтобы я удивился – слово «еврей» в советской литературе было не самым распространенным. Даже в статьях о Холокосте, изредка появлявшихся в советской печати, речь шла о каких-то абстрактных «мирных советских гражданах», убитых гитлеровцами. Да что там Холокост! Когда в газете «Правда» или в «Известиях» публиковались статьи об израильских агрессорах, слово «еврей» не фигурировало, так что агрессоры становились какими-то химерическими, почти фантастическими, не имевшими ничего общего ни с председателем ВЦИК Яковом Михайловичем Свердловым, ни с метростроителем Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Неприличным считалось слово, непроизносимым. Тем более – непечатаемым. Так что я и не удивился особенно, несмотря на достаточное число среди советских писателей-фантастов «инвалидов пятой графы». Кстати, еще один эвфемизм, заменявший неприятное слово, – пятой графой в советских анкетах шла национальность.

В повести «Оружие твоих глаз» М. Емцева и Е. Парнова нежелательную тематику повести – Холокост – в какой-то степени уравновешивали верно расставленные акценты. Действие разворачивается в послевоенном Львове, в роли главного отрицательного персонажа фигурирует некто Ярослав Генчик, школьный учитель физики:

«…Генчик… сволочь, – твердо заключил Сережа. – И, наверное, с бандеровцами связан. В таком месте живет, не может быть, чтобы лесные гости к нему не захаживали.

<…>

…Генчик фашист, помяни мое слово. Я фашиста за сто шагов чую… А Сашку Генчик ненавидит за то, что еврей…»^[256]

Главными антагонистами в повести оказываются скрытый фашист, националист, «бандеровец» Генчик – и чудом выживший в лагере смерти еврей-подросток Саша. Генчик, физик, изобретает аппарат, посылающий «лучи смерти», и собирается устроить грандиозное убийство мирных граждан во время Первомайской демонстрации. Противодействие ему оказывает Саша, обладающий уникальным прибором – очками с черными полированными стеклами. Очки были сделаны одним из взрослых узников лагеря смерти из какого-то минерала, случайно обнаруженного им в шахте. Минерал обладает свойством многократно усиливать силу мысли. Узник использовал это свойство для того, чтобы расправляться с самыми жестокими из эсэсовских палачей. Но созданный им прибор истощил и собственные силы мстителя. Перед смертью узник передал свои «очки» Саше, рассказав ему о фантастических возможностях этого устройства. Саша, после освобождения, одержимый мыслью о возмездии всем палачам, ускользнувшим от правосудия, сказал своему младшему другу:

«Я сделаю боль наказания равной боли преступления…»^[257]

Но вот, схлестнувшись с «лучами смерти» скрытого фашиста и националиста Генчика, Саша, вместо наказания преступника, использует силу чудесных «очков», силу своей мысли и своих глаз для спасения ничего не подозревающих демонстрантов, оказавшихся под ударом зловещего аппарата физика Генчика.

Аппарат взрывается, убив и своего изобретателя.

Но и Сашин мозг не выдерживает безумной нагрузки. Подросток погибает:

«…Аппарат Генчика мог быть именно таким электромагнитным излучателем, обладающим вредным, смертельно опасным для человека действием. Может, Генчик и не сам его придумал, ведь он во время войны, как потом выяснилось, работал в Яновском концлагере, а там нацисты ставили опыты на людях. Какие опыты, это и до сих пор не известно, но Генчик имел к ним отношение. После разгрома фашизма он притаился и решил совершенствовать новый вид оружия.

<…>

Конечно, Генчик мог бы работать и на Западе. Но он был ярый националист, ему нужна была победа дома.